Анатомия призраков - Эндрю Тэйлор Страница 16

– Тогда, надеюсь, он удовлетворен тем, что увидел.

– Вы должны быть с ним настороже, сэр, – тихо посоветовала Элинор.

– Насколько я понял, он тьютор мистера Олдершоу?

– О да… и всячески обихаживал юношу, поскольку тот является сыном леди Анны. Но к сожалению, его мнение порой расходилось с мнением ее светлости.

– Все это мне непонятно, – резко сказал Холдсворт.

– Что именно?

– Это место. Эти разговоры о директорах, тьюторах и членах совета.

– Дело в том, что Иерусалим – это замкнутый мирок. Как и любой другой колледж Кембриджа, а может, и любого университета. Колледж – это замкнутый мирок со своими обычаями и законами.

– У меня создалось впечатление, что этот мирок населен дикарями.

Элинор подавила совершенно неподобающее леди желание рассмеяться и превратила бурлящее веселье в кашель.

– Я испытывала то же, что и вы, когда впервые попала сюда. Даже хуже, поскольку я женщина, а колледж населен исключительно мужчинами. Словно высадилась на неведомом острове на другой стороне земли, но по счастливому стечению обстоятельств его обитатели говорили по-английски.

На его лице отразилось удивление. Затем он улыбнулся:

– Предположим, мадам, что я тоже высадился на этом острове. Предположим, что я моряк, потерпевший кораблекрушение, новый Крузо. Но мне повезло встретить вас на том неведомом берегу, куда меня выбросило волнами, и вы оказались достаточно любезны, чтобы просветить меня насчет места, где мы оба оказались.

Улыбка Джона застала ее врасплох после его угрюмого, почти грубого поведения.

– Во-первых, сэр, вы должны принять во внимание, что Иерусалим – это в некотором роде государство в миниатюре. Им управляет горстка джентльменов, которые обязаны следовать – по крайней мере, теоретически – порядку, определенному основателем колледжа и навеки заключенному в уставе. Иерусалим был основан одним из предков леди Анны во время правления королевы Елизаветы. Здесь принято уделять особое внимание родственникам нашего основателя, поскольку они не только обладают некоторым влиянием на то, как мы толкуем устав, но и имеют право назначать двух из наших членов совета, а также являются источником бесчисленных благодеяний. Так что сами видите…

На лестнице неразборчиво зарокотал низкий голос. Раздались шаги, медленные и тяжелые. Через мгновение Сьюзен распахнула дверь, и в комнату вошел крупный пожилой мужчина, сложением напоминавший бочонок.

– Доктор Карбери! – воскликнула Элинор. – Какая… какая радость! Я не смела ожидать вас так рано.

– К вашим услугам, мадам. – Голос был копией самого мужчины: густой, медленный, глубокий и едва заметно дрожащий. – Я вырвался, как только смог. Не хотелось откладывать удовольствие поприветствовать нашего гостя.

Ужинать сели, когда уже пробило девять. Свечи на столах и в настенных канделябрах были окружены дрожащими, изменчивыми лужицами света; в углах сгущались тени. В мерцании огней портреты покойных директоров на стенах обрели тусклое и иллюзорное подобие жизни. Балкона над ширмами в дальнем конце комнаты почти не было видно.

Стол начальства стоял на возвышении в восточном конце, окаймленный двумя высокими эркерами. Десять или двенадцать мужчин сидели тут и там за гигантской дубовой столешницей, и доктор Карбери по праву восседал посередине. Ниже, в самом зале, стояло несколько длинных столов. Только один из них был занят. Он располагался в дальнем конце, рядом с кладовой и кухней. За ним сидело около дюжины юношей. Они ели поразительно быстро, как будто их жизнь зависела от скорости поглощения пищи.

– Я ожидал увидеть больше студентов, сэр, – заметил Холдсворт доктору Карбери, который сражался со здоровенным куском пирога с бараниной.

– А? В наши дни большинство ужинает в комнатах у себя или у друзей. Те, что сидят внизу, – беднейшие из них… в основном сайзары, иначе говоря студенты, которых поддерживает фонд колледжа.

– Как хорошо, что им выпал подобный шанс добиться успеха.

– О да. Жаль только, что это банда висельников и оборванцев.

Мистер Ричардсон, сидевший напротив, наклонился к ним:

– Что до этого, доктор Карбери, то ваши доводы можно повернуть двояко. Если вы оглядитесь по сторонам, то увидите, что по меньшей мере половина сидящих за этим столом прежде была сайзарами, в этом или ином колледже. Большинство наших прочих студентов не слишком утруждают себя работой. Многие не получают степени. Так что сайзары нужны колледжу не меньше нас. Большинство наших ученых – выходцы из их рядов.

– Знаете, сэр, вполне естественно, что именно вы…

В этот миг во дворе за большим окном слева от Холдсворта раздался взрыв пьяного смеха. Доктор Карбери осекся и резко глянул в сторону звука.

– А! – ласково воскликнул Ричардсон. – Узнаю веселые интонации мистера Аркдейла. По крайней мере, наши сайзары ведут себя тихо. Вы не можете этого отрицать.

Карбери выковырял кусочек мяса, застрявший между зубов.

– Этот юноша становится буйным.

– Увы, директор. Dulce est desipere in loco[7].

Высокий молодой мужчина, сидящий в конце стола, произнес, задыхаясь от плохо скрытого веселья:

– Вероятно, он пообедал с мистером Уичкотом, сэр. Полагаю, в данном случае причина именно в этом.

– Несомненно, мистер Доу. – Карбери сердито уставился на него. – Надеюсь, вы не ищете оправданий для мистера Аркдейла? Вы не станете смотреть на его поведение сквозь пальцы?

– Ну что вы, директор. Добродетельный ум вкупе с развитым чутьем непременно должны…

– Будьте уверены, я завтра же поговорю с мистером Аркдейлом, – учтиво вставил Ричардсон. – Как говорится, вовремя сказанное слово дороже золота. В конце концов, рецепт Горация предполагает всего лишь щепотку глупости в котле мудрости, а мистер Аркдейл, похоже, перепутал пропорции в своей моральной стряпне.

Непритязательная острота вызвала общий смех за столом, однако Холдсворт заметил, что Карбери не присоединился к веселью. По завершении трапезы общество перебралось в профессорскую, которая располагалась непосредственно за возвышением. В комнате были накрыты два стола, на каждом – собственный чайник под рукой; один стол – для любителей чая, другой – для поклонников пунша. Часть собравшихся продолжила пить вино.

Мистер Ричардсон оказался среди любителей чая. Он с улыбкой повернулся к Холдсворту и предложил ему стул слева от себя. Доктор Карбери занял место во главе стола, с графином у локтя. Он наклонился к Джону и собирался было заговорить, когда его прервал взрыв смеха за соседним столом, где сидело большинство молодых членов совета.

– Что такое?! – рявкнул Карбери; его толстые губы были фиолетовыми от вина. – Какого черта они так шумят?

– Мистер Мискин предложил очередное пари, директор, – ответил Ричардсон. – Несомненно, мы скоро узнаем его суть.

Не прошло и пяти минут,