Звон смерти - Фредерик Браун Страница 16

Внутри балагана царил полумрак. Там не было сидячих мест; публика стояла за веревкой, протянутой в двух метрах от сцены. Тряпка, закрывающая сцену, изображала занавес из черного бархата. За кулисами заиграл проигрыватель, подключенный к усилителям. Раздалась томная чувственная музыка, сопровождающая показ «живых картин». Она должна была создавать соответствующее настроение. Через несколько минут занавес поднялся. На сцене появилась первая «живая картина». В ней участвовали две девушки, Риты не было.

«Живая картина» что-то изображала – я уже забыл, что именно. Так или иначе, публику, стоявшую за веревкой, мало заботил ее смысл. На девушках были трусики, усыпанные блестками, и лифчики из прозрачного газа. Закон запрещал им появляться полностью обнаженными. У девушек были прекрасные фигуры.

Они покрутились на сцене секунд пятнадцать, а затем черный занавес упал. Проигрыватель заиграл песенку «Мой ангел», и занавес поднялся, открывая вторую «живую картину». На этот раз на сцене была одна только Рита.

Предполагалось, что она изображала ангела. Она стояла, раскинув руки. Сверкающие крылья, прикрепленные к запястьям и тонкому пояску трусиков, подчеркивали красоту белого прекрасного тела.

Она была так хороша, что у меня перехватило дыхание. Вместо лифчика на ней была пелеринка из белого прозрачного газа, едва прикрывавшая грудь. Пелеринка не только не скрывала, а еще более подчеркивала безупречную красоту двух округлостей. Такое совершенство форм можно увидеть только в музеях у классических статуй. Ее голова была откинута назад, но на какое-то мгновение мне показалось, что она смотрит прямо мне в глаза. Потом я сообразил, что она не может разглядеть меня в полумраке, отделявшем публику от слепящего света рампы.

Занавес упал. Немного оправившись от волнения, я заметил, что сильно сжимаю кулаки. Когда я разжал руки, то увидел, что ногти оставили на ладонях красные полукружья.

Растолкав группу мужчин позади себя, я быстро выбрался из балагана. Некоторое время я ошалело бродил по центральной аллее, а потом вернулся в фургон Кэри. Всю дорогу я довольно твердо держался на ногах.

Присев на ступеньки фургона, я дожидался возвращения Кэри. Голова у меня не кружилась, но я был явно не в себе. Я понял, что совершенно пьян, потому что мне хотелось плакать. И еще подраться.

Но вдруг мне пришло на ум, что Хоги мог мне соврать. Я не знал, зачем это могло ему понадобиться, но тем не менее он вполне мог меня обмануть. А если у Риты не было свидания с тем типом сегодня вечером? Вообще никакого свидания? Почему я должен верить Хоги на слово?

Я просидел на ступеньках около десяти минут. Несмотря на хмель, я сообразил, что Рита, вероятно, уже переоделась после представлении и собирается домой. Я поднялся и быстро пошел по центральной аллее обратно к балагану.

Когда я подошел к входу в артистическую уборную, девушки были еще там. Они весело переговаривались. Среди их голосов был явственно различим голос Риты. Я решил остановиться у входа и подождать.

Первой вышла Дарлена, а за ней еще какая-то незнакомая девушка. Через некоторое время появилась Рита. Я бросился ей навстречу и начал что-то бормотать. Но едва я успел произнести ее имя, как она звонко хлестнула меня по щеке. Это была не просто пощечина, а настоящая затрещина. Я пошатнулся от удара, и в ушах у меня зазвенело.

Пока я приходил в себя от удивления и боли, она скрылась между палатками.

Тем временем другая девушка вышла из балагана и позвала меня:

– Привет, Эд!

Я узнал Эстеллу, девушку, которую уже встречал, но был едва с ней знаком; она проработала с нами почти весь сезон. Это была маленькая брюнетка с матовой кожей и хорошенькой миниатюрной фигуркой. Нечто вроде карманной женщины. Девушка была недурна собой и довольно приветлива. Она была старше меня на один-два года.

– Привет, Стелла, – сказал я в ответ. Она рассмеялась:

– Что это, Эдди? Кажется, я слышала звук пощечины? Увидев мою реакцию, она закатилась хохотом. Но смех ее звучал дружелюбно. В нем сквозила легкая насмешка, но не злость. Ста подошла ко мне ближе.

– Ты что, собираешься держать свечку? У нее сегодня свидание с одним типом. Он самый что ни на есть настоящий банкир.

«Итак, Хоги не соврал», – отметил я. А я так надеялся, что это неправда! Эстелла снова сказала:

– А вот я не слишком важничаю. Может, ты пригласишь меня выпить стаканчик, Эдди?

«А почему бы и нет», – подумал я. У меня было при себе тридцать пять долларов. И я решил заняться Эстеллой.

– Куда пойдем, детка? – спросил я.

Потом взял Эстеллу под руку, и мы пошли к центральному входу. Народ двигался в том же направлении; ярмарка уже закрывалась. Проходя мимо нашего балагана, я увидел, что Эм уже закончил работу. Теперь мне казалось, что я окончательно протрезвел. Только в ушах у меня слегка шумело, и этот шум приглушал другие звуки.

Выйдя с ярмарки, мы потоптались какое-то время на тротуаре. Я оглядывался в поисках такси, но машин не было. И тут Эстелла предложила:

– Всего в квартале отсюда есть неплохой бар. Посидим там немного, а потом вызовем такси по телефону, когда толпа схлынет. Ты согласен?

– Великолепно, – сказал я.

В баре мы сели рядышком и заказали виски с содовой. Говорила в основном Эстелла: она взяла на себя труд поддерживать беседу. После всего выпитого в этот вечер лишний стаканчик виски не имел значения. Потом я пошел звонить, чтобы вызвать такси. Возвращаясь, я бросил монетку в игральный автомат. Нужно было подождать, и, чтобы занять время, я спросил Эстеллу, не хочет ли она еще выпить. Она покачала головой.

– Давай подождем, Эдди. В моем отеле есть неплохой бар; там мы и выпьем.

Она не добавила «для начала», но плотнее прижалась ко мне. «Симпатичная девчонка, – подумал я, – Мне с ней будет хорошо». Медленно потягивая виски с содовой, я, к своему удивлению, быстро трезвел. Наконец в дверях появился шофёр такси, и мы пошли к выходу. На улице еще больше сгустился туман. Эстелла собиралась сесть в такси, но я взял ее за руку и прошептал:

– Послушай, Эстелла, будет лучше, если я тебя отправлю одну. Сегодня вечером я слишком много выпил с Хоги и Кэри, а этот последний стакан виски меня доконал. Я боюсь заболеть. Мне очень жаль, но…

В ответ она сказала:

– Ладно уж, Эдди, не надо врать своей мамочке! Ты просто втюрился в эту блондинку. – Тут она усмехнулась: – Может, мне следовало бы обидеться и