Александра Маринина - Благие намерения Страница 17

– Спасибо, – Камень уже понял, что был не совсем прав, наехав на Змея, и от умиления даже прослезился. – Извини, если я был не прав. Что-то у меня с нервами в последнее время…

К лету 1960 года расстановка сил в дачной компании сформировалась окончательно. Главной оставалась Аэлла Александриди, первенство которой и ее право принимать обязательные для исполнения решения основывалось на нескольких фундаментальных обстоятельствах: она была местной, что по каким-то непонятным ребячьим соображениям давало ей неоспоримые преимущества; она была гречанкой по происхождению, и это делало ее необыкновенной; она знала греческий язык, греческую историю и мифологию, и это подразумевало, что она априори знает больше других; она была красивой и на этом основании обладала всеми бесспорными правами красавицы. Одним словом, Аэлла считалась первой среди всех и лучшей во всем, и никто из дачной компании не смел в этом усомниться.

На втором месте, образно говоря – ошую и одесную от первой красавицы, стояли Родислав Романов и Андрей Бегорский. Сие почетное положение они заняли по разным причинам. Родислава Аэлла приблизила к себе, поскольку он ей очень нравился, а вот Андрей оказался на позиции приближенного просто потому, что никакого другого места и не мог занять. Он категорически не хотел быть первым, ибо до самозабвения любил шахматы и частенько пропускал коллективные мероприятия, предпочитая посидеть над доской и сборником гроссмейстерских этюдов, тогда как место лидера обязывало бы его возглавлять компанию всегда и во всем. Но и быть третьим или даже пятым он не мог бы по определению: Андрей много читал и знал явно больше самой Аэллы, и хотя он специально этого не демонстрировал, все равно было понятно, что он умный и суждения его нетривиальны, не похожи на суждения других его ровесников.

И еще на втором месте, даже как бы на втором с половиной, была Люба Головина, не обладавшая никакими выдающимися достоинствами, во всяком случае в глазах ребят, но являвшаяся неотъемлемым приложением к Родику Романову. На место сбора компании они приходили вместе, вместе же и уходили, частенько ходили в кино вдвоем или втроем с Андреем Бегорским, и все как-то привыкли воспринимать их как неразлучную пару, при этом никому и в голову не приходило дразнить их «тили-тили-тестом-женихом-и-невестой», просто все помнили, что это именно Родик когда-то привел Любу в компанию, и знали, что они живут на соседних улицах, поэтому совершенно естественно, что они приходят и уходят вместе. Аэлла в Любе соперницу не видела, да это и понятно: младше на два года, совсем сопля зеленая, и ничего в этой малявке нет особенного, а если Родику так нравится изображать из себя старшего брата и покровителя малолеток – так ради бога, пусть тешится. После визита в дом Романовых и знакомства с Евгением Христофоровичем Аэлла полагала, что теперь между нею и Родиславом есть «нечто», что составляет их общую тайну и делает их ближе друг к другу. Ходить в гости в этом поселке было почему-то не принято, по крайней мере среди ребят, и факт пребывания в доме у Романовых выглядел для Аэллы более чем просто значительным. О том, что Родик и Люба регулярно бывают друг у друга, девушка, конечно, знала, но ни малейшего значения этому обстоятельству не придавала: подумаешь, возится Родислав с этой малышкой – да и пусть себе возится. А того, что «эта малышка» ростом уже обогнала невысокую Аэллу, надменная красавица даже и не замечала.

Каникулы шли к концу, наступила середина августа, пошли грибы, и Бабаня Анна Серафимовна приступила к очередному этапу заготовок, для которого требовались боровики, маслята и опята. Боровики сушились на длинных снизках, опята и маслята солились и мариновались. Походы в лес стали почти ежедневными, и Николай Дмитриевич Головин с удовольствием участвовал в грибных мероприятиях, если был выходной.

В это воскресенье он отправился за грибами с Любой и Родиславом. Мама Родика Клара Степановна заготовками не занималась, то ли не умела, то ли не любила, то ли времени у нее не было, и Анна Серафимовна вызвалась обработать и заготовить на зиму все, что Родику удастся собрать.

Они ушли уже довольно далеко в лес, когда Николай Дмитриевич опытным ухом уловил что-то похожее на выстрелы. Прислушавшись, он велел детям оставаться на месте, а сам осторожно стал пробираться туда, откуда донеслись подозрительные звуки. Минут через пятнадцать он появился снова, лицо его было сердитым и сосредоточенным.

– Родислав, уводи отсюда Любашу, – отрывисто приказал он. – Быстро возвращайтесь в поселок, бегите к дяде Пете, нашему участковому, и скажите, чтобы ехал сюда. Я буду его ждать возле песчаных карьеров. И оружие пусть берет, про это не забудьте. Родислав, сможешь объяснить ему, где я нахожусь?

Люба бросила на Родика быстрый взгляд и поняла, что с ним опять случилось «это». Нет, конечно же, Родик самый лучший мальчик на свете, и он никак, ну никак не может быть трусом, просто он так устроен, что, когда нужно быстро что-то решать, на него нападает оцепенение и его начинает тошнить. Он же в этом не виноват, правда?

– Мы все объясним, – торопливо ответила Люба за них обоих. – Пап, а что случилось? Кто там стреляет? А как же грибы? Мы столько уже набрали, что же их, бросить тут?

Но Николай Дмитриевич словно и не слышал вопросов дочери и продолжал обращаться только к ее товарищу.

– Родислав, я на тебя надеюсь, ты парень взрослый, дорогу обратно найдешь, уводи быстро Любу, здесь опасно. И дома никому ни слова, скажете, что я встретил знакомого, пошел к нему в гости, а грибы сам принесу. Все понял? Давайте, бегом марш.

– Мы все поняли, папа, – снова ответила Люба за двоих.

Головин исчез, двигаясь осторожно и бесшумно. Люба, добросовестно выполняя указание отца, побежала, но через несколько шагов остановилась и оглянулась. Родик, бледный и покрытый испариной, стоял на прежнем месте, привалившись к дереву, будто врос в него. Девочка вернулась и потянула его за руку.

– Родик, давай, побежали. Давай же, подними ногу, сделай шаг, ну?

Родика начало рвать. Люба заботливо поддерживала его за плечи, потом нагнулась, сорвала большой лист лопуха, вытерла ему лицо и перепачканную на груди клетчатую ковбойку.

– Не волнуйся, все в порядке, – приговаривала она, – ничего страшного не случилось, подыши глубоко, и пойдем.

Она все говорила и говорила, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно, а сама тянула парня за руку, вынуждая сделать первый шаг. Мало-помалу он пришел в себя и пошел, потом побежал. Они бежали быстро, изо всех сил, обдирая лица и руки о колючие ветки, спотыкаясь о коряги, падая, поднимаясь, не видя ничего вокруг и думая только о том, как бы поскорее домчаться до участкового дяди Пети, который возьмет пистолет, сядет на свой трехколесный мотоцикл и в считаные минуты окажется у окраины леса, а там уж ногами добежит и поможет Любиному папе, оставшемуся один на один со страшными вооруженными бандитами.

Добежав до дома участкового, они, с трудом отдышавшись, довольно толково объяснили, где ждет Николай Дмитриевич, и Родик даже на карте сумел место показать, за что удостоился похвалы дяди Пети, который, не размышляя, схватил оружие и бросился к мотоциклу. И только тут Любу начало трясти.

– Как там папа? – без конца повторяла она, глотая слезы. – А вдруг с ним что-нибудь случится? Надо же идти домой и что-то врать маме, Бабане и Томе, а я не могу, у меня голос будет дрожать, они сразу догадаются, что я неправду говорю.

Родик остановился, обнял ее, прислонив заплаканное Любино личико к широкому плечу, погладил по голове.

– Не бойся, – сказал он, – все будет хорошо с твоим папой, я тебе обещаю. Ему и дядя Петя поможет, и вообще, твой папа настоящий герой, не побоялся один с бандитами остаться, а ведь у них там оружие. А с героями ничего плохого никогда не случается. Успокойся, и пойдем домой. Или хочешь, на озеро пойдем?

– Нет, – прорыдала Люба ему в плечо, – не надо на озеро, там, наверное, ребята, они сразу заметят, что с нами что-то не так. Надо будет с ними вместе играть, а я не смогу.

– Ну хочешь, к нам домой пойдем, – продолжал уговаривать Родислав. – Мой папа ничего не заметит, он вообще ничего вокруг не замечает, когда работает. Пойдем, а?

– Нет, – снова отказалась Люба, – а вдруг папа вернется? Он же велел нам с тобой домой идти. Знаешь, как он будет ругаться, если узнает, что мы не сделали, как он велел?

– Ладно, пойдем к тебе. Я с тобой пойду, хочешь?

– Хочу. – И Люба заплакала еще горше. – Бабаня обязательно заметит, что я ревела. Что я ей скажу?

– И не бойся ничего, я буду рядом.

Он внезапно отстранил ее и присел перед Любой на корточки.

– Ты что? – испугалась девочка.

– Смотри, ты коленку сильно расшибла, когда упала, и кровь течет. Больно?

– Да нет. – Люба перестала плакать и уставилась на разбитую коленку, словно не могла понять, что это такое. – Вроде не больно. Я не знаю… Я и не заметила даже…