Марина Крамер - Визит с того света, или Деньги решают не все Страница 17

– Он и так Женьку третирует, чуть что – переходит на английский и демонстрирует презрение, поросенок! Я борюсь с этим ежесекундно, ты же видишь! Мне и так сложно! А тут еще ты со своими легендами, папа! – вцепившись пальцами в домашнюю вязаную кофту Виктора Ивановича, шипела Марина. – Я запрещаю тебе, понял?! Запрещаю! В моем доме есть только один хозяин, и у меня есть только один муж – Женька! И Грег обязан считаться с этим! И будет считаться, я сказала! А ты прекрати эти посиделки с розовыми соплями, ясно?

– Ты считаешь, что можешь заменить в сознании мальчика одного отца на другого? – спросил Виктор Иванович, пытаясь отцепить пальцы дочери от кофты, но тщетно.

– Я считаю, что отец тот, кто воспитал! – в упор глядя в глаза отцу, проговорила Марина. – Тот, кто вынянчил с десяти месяцев, кто не бросил и в детдом не сдал, когда пришлось лихо! Папа, ты сам подумай – если бы Хохол не любил его, разве стал бы вот так себя обременять? Мог спокойно в детдом оформить, а меня точно так же сюда вывезти и потом внушить, что и мальчика-то не было! И ведь это было проще простого сделать – я ж как овощ лежала, мне можно было что угодно в голову вложить, и я бы поверила! А ему было бы легче и проще без ребенка! Без Грегори, понимаешь?! – Марина слегка задохнулась от гневной речи, помолчала пару секунд и продолжила: – Но Женька даже в мыслях этого не держал! Ни на секунду, папа! Я сто раз к нему приставала с этим вопросом – мол, а чего, собственно? Так он на меня так однажды глянул, что я чуть под стол не залезла. Так и сказал – «да как ты можешь-то? Ведь он мне сын»! Сын – понимаешь? У нас никогда своих не будет, ни у меня, ни у него – так ему Грег родной! А ты теперь сидишь тут и доброго сказочника Оле-Лукойе из себя корчишь! «Послушай, деточка, сказочку про твоего родного папочку»! – передразнила она зло. – А родной папочка ему – Женя Хохол, отмороженный уголовник в наколках! Потому что все, что он знает и умеет, в него Женя заложил – а не святой Егор Сергеевич!

Виктор Иванович в душе был согласен с дочерью если не во всем, то очень во многом. Он безмерно уважал Женьку за то, что тот сделал для Марины и Грега. Но отказать внуку в рассказах о Егоре тоже не мог.

– Мариша… – как можно мягче, зная непростой характер дочери, заговорил он, накрыв ладонью ее всегда холодную руку, по-прежнему цепко державшую отворот его кофты. – Мариша, ты пойми… я не желаю зла Евгению, я никогда не говорю о нем ничего плохого. Но и не говорить правды о Егоре я тоже не могу. Знаешь, ты, собственно, сама немножко виновата. Если не хотела, чтобы он знал, могла и не говорить…

– Да? – прищурилась Коваль. – Не говорить? Вот ты умный, а я дура, алкоголичкой воспитанная! Как не говорить, когда он своими глазами свидетельство о рождении видел?

– Могла придумать что-то, – не сдавался отец, и Марина совсем вспылила:

– Смотрю, ты куда лучше меня с этим справляешься – с придумками! Ну, так запомни – я тебе запрещаю!

Отбросив отцовскую руку, она развернулась на каблуках и ушла к себе в спальню, проплакав там до вечера.

Сейчас этот разговор почему-то всплыл в памяти – возможно, причиной стали попавшиеся навстречу высокий седоватый мужчина в длинном пальто и шапке-пирожке и мальчик лет восьми, державший его за руку и внимательно слушавший какой-то рассказ. Собственный сын был снова далеко, и Марина скучала и чувствовала угрызения совести…

Бар «Перл-Харбор» располагался не на самой улице, а в небольшом переулочке-ответвлении, в старом кирпичном здании. Марина толкнула дверь, которая вдруг неожиданно легко распахнулась, и возник швейцар в кимоно и налобной повязке.

– Иэрясай![1] – произнес он, чуть склоняясь в приветственном поклоне.

«Охренеть», – подумала Коваль про себя и вошла внутрь.

В помещении было сумрачно, столики освещались только фонарями, низко свисавшими над каждым с потолка. Этот полумрак почему-то показался Марине особенно привлекательным – не хотелось отвлекаться на кого-то и привлекать ответное внимание к себе.

Она выбрала стол в самом углу, слева от барной стойки, забралась на мягкий диван и закурила в ожидании меню. Часы на дисплее мобильного показывали без десяти шесть, время до прихода человека от Митрича еще было.

Марина успела заказать себе вожделенный мисо-суп с креветками, пару якитори из осьминогов и кофе, но едва официант отошел от ее столика, раздался телефонный звонок. Незнакомый номер, но она сразу нажала кнопку ответа:

– Да, я слушаю.

– Валерия? – Это было ее новое имя по паспорту, следовательно, звонил тот, кого она ждала в этом баре.

– Да, это я.

– Вы уже на месте?

– На месте, сижу за дальним столом слева от бара. Я блондинка с удлиненным каре, если вам это поможет.

– Поможет. Я вас уже вижу.

Марина перевела взгляд на зал и обнаружила направляющегося к ее столику высокого молодого парня в кожаном пуховике и без шапки. На голове озорно топорщились коротко остриженные рыжие волосы. Парень на ходу убирал в карман мобильник, и Марина, опомнившись, отключила свой.

– Валерия? – еще раз уточнил он, и Марина кивнула:

– Присаживайтесь.

– Со мной можно на «ты». Я не буду вам имя называть, оно у меня вычурное. Зовите просто Ежик, я так привык, – отрекомендовался молодой человек.

Марина пожала плечами – его имя ее интересовало в последнюю очередь. Ежик – так Ежик.

– Хорошо. Закажешь что-то?

– Да, сейчас, – он жестом подозвал официанта, быстро сделал заказ, напомнив Марине вкусовыми пристрастиями Хохла – тот тоже любил японские отбивные. – Ну, вот… пока ждем, может, сразу и пообщаемся?

– Было бы кстати. Я не очень люблю разговоры за едой. Отвлекает, знаешь ли.

Ежик довольно хмыкнул:

– Серьезно подходите, прямо по-японски.

Марина проигнорировала это высказывание и предложила:

– Ну, тогда выкладывай, что по теме узнал.

– Да что тут скажешь… – Ежик вынул пачку сигарет и вопросительно глянул на Марину. Та нетерпеливо кивнула. – В общем, баба мутная. Была замужем за одним кадром – не блатной, но из-под наших, в свое время заворачивал тут кое-какими делишками с недвижимостью, хорошо поднялся. И вот она его так окрутила, что он и не понял, как остался натурально в шлепках и спортивных штанах. Все ей отошло, а она же еще и на мужа бывшего каких-то залетных бандючков натравила – еле уполз. Потом схлестнулась с молодым каким-то, но при деньгах, сынок одного высокопоставленного из мэрии. Жили гражданским браком, бизнес вроде отдельный, но тут так получилось, что парень этот с Марией в долю вступил – по строительным делам. Ну, мадам пронюхала и решила, что можно как-то на этом погреться. Стала сама за долей приезжать, а потом как-то и вовсе документы на себя переоформила. – Ежик докурил, выбросил окурок и почесал пятерней затылок. – Не пойму только, зачем она на Марью быков этих натравила? Та ведь и так ее долю отдавала – какие вопросы-то?

– Быков – это она зря, – задумчиво пробормотала Марина, прикидывая в уме, что теперь делать и как вывести из-под удара Машку и ее дочь, – быки – они ведь такие… куда погонщик махнет, туда и попрут, и может ведь статься, что и ей достанется. Дальше давай.

Ежик пожал плечами:

– А дальше… самое интересное, что с этим парнем Илона эта больше не живет, а бабки из Марии все равно пытается вытянуть, хотя формально прав не имеет. И еще… козыревским, которые к Марии приезжали, она переуступила расписку, якобы от Марии – мол, брала в долг под проценты.

– Машка?! В долг?! Да еще под проценты?! – Коваль едва не подавилась табачным дымом и закашлялась. – Да Машка дура, каких мало! Она в жизни пяти копеек ни у кого не взяла, даже если без хлеба сидела – такой дурацкий принцип у девочки – не жить в долг. И чтобы вдруг она у невесть кого под расписку – не поверю ни за что. В самом крайнем случае она ко мне могла обратиться, мы так договорились, она лечится, препараты дорогие, и я у нее обещание взять денег у меня почти с кровью вырвала. Так что расписка эта какая-то странная. Но это я у Машки выясню. Хорошо, дальше.

– Но даже не это самое интересное во всей истории с бандюками этими. Дело в том, что эту самую расписку мадам перепродала еще раз – уже Селивану и его «пионерам». Понимаете?

У Марины даже дыхание перехватило от такой наглости. Переуступить явно фальшивую расписку дважды разным группировкам – это надо либо совсем мозгов не иметь, либо лишиться чувства самосохранения начисто. Теперь, если грамотно использовать полученную информацию, можно легко вывести из игры Машу с дочкой, стравить между собой две группировки и заодно подсказать им, кто всю эту кашу заварил – чтобы даме неповадно было. Все сложилось как нельзя удачнее.

– Ежик, мне бы как-то хоть одним глазком взглянуть на расписку.

– Можно, – кивнул он, – сегодня вечером попозже Селиван сам подъедет и подвезет.

– Что ты ему про меня сказал?