Лариса Соболева - Лицензия для Робин Гуда Страница 17

– О чем вы говорите? – недоумевала Люда, слушая их кодированный диалог. – Я ничего не понимаю. Кто вы такие?

– Женщина, молчи, мы обсуждаем серьезный вопрос, – мягко сказал Вий.

– А у меня не серьезный? – возмутилась Люда. – Мне-то что делать? В моем доме убиты три человека. Три! И они остались там. Наверное, их уже нашли. А меня нет. Я сбежала. Кто я после этого? Ага, молчите...

– Она права, – согласился Осокин. – С ней тоже надо что-то решать.

– Куда-нибудь их денем, – отмахнулся Вий.

– Нас приходили убить, – не слушая мужчин, бубнила Люда, пытаясь постигнуть непостижимое. – Что мы им сделали? За что нас убивать? Куда это вы нас надумали девать? – вдруг напряглась она.

– Не паникуй, – вяло бросил Дар. – Ты жива вместе с твоим Тимой до сих пор, и согласись, это похоже на чудо.

– А ты откуда там взялся? – не унималась Люда.

– Я? – улыбнулся Осокин. – Мимо шел.

– Ну, мы и вляпались... – качал головой Вий. – Не, Дар, нам не жить, это вопрос, кажется, решенный. Я имею в виду тех, кто... уф!

– А я про что? – вздохнул Осокин. – Побег не поможет.

– Что ты предлагаешь? – заинтересовался Вий, так как почувствовал, что у друга есть решение стратегически важной задачи – остаться в живых.

– Ну, пока план такой, – сказал Осокин. – Вы сидите здесь до тех пор, пока вас не обнаружат.

– Нас могут найти и здесь? – похолодела Люда.

– Они, как я понял, все могут, – сказал Дар. – Но до этого дня далеко. Из нас четверых, считая и Тимофея, только я могу выходить отсюда, поскольку меня никто не видел рядом с вами. Постараюсь узнать, кому понадобилось пришить Тимофея с Людой. Заодно перетаскаю твои игрушки, Вий.

– А это возможно? – оживилась Люда. – Ты сможешь узнать? А что потом, когда ты узнаешь, кто нас... Что будем делать?

– Когда выясню, тогда и решать будем.

– Машина нужна, – повторил Вий. – Без нее нам труба. Как ты перевезешь игрушки? Винты как уложишь? Это же не маслята и не картошка, которым нужна только сумка. Любой водила, когда ты будешь таскать игрушки, заподозрит... и настучит. И потом, Дар, не будешь же ты по одной возить? Смешно, честное слово. И драпать на колесах быстрей, чем на двоих.

– Машина у меня есть, – сказал Осокин. – Но на запаску починим джип, вдруг и он пригодится. Все, мне пора.

– Дар, возьми ключи от квартиры. – Вий встал, порылся в карманах джинсов, но ключи нашел в нагрудном кармане куртки. – Забери бабки из глиняной вазы, стоит на шкафу.

– Я пошел, – хлопнул по плечу Вия Дар, а Людмиле подмигнул.

– Сколько это будет продолжаться? – ревела в голос Марьяна, нервы ее окончательно сдали. – Не могу я больше торчать здесь. Хочу в ванную... хочу кусок мяса...

– С кровью? – полюбопытствовал водитель.

– Отвали! – рявкнула Марьяна и разревелась с новой силой. – И еще хочу жареной картошки... пить хочу... чая с кофе... сока... Спина болит. Хочу спать в постели, а не в этой телеге. Я угорела. Ну, почему ни одна машина не едет?

– Продовольствие подвозят тем, кто недалеко от города застрял, – зевнув, сказал водитель. – А мы далеко, сюда не доезжают... Гляди! Машина!

Завывания Марьяны прекратились, она уставилась на дорогу, которая в глазах у нее – видно, от голода – расплывалась. Навстречу ехал микроавтобус. Нет, он полз, как ползет улитка. Думая, что это мираж, Марьяна крепко зажмурилась, потом вытаращила глаза. Автобус не исчез, он действительно полз к ним. И тогда Марьяна выскочила, побежала навстречу, размахивая руками и крича осипшим голосом:

– Э-эй! Я вот! Сюда!

Но моросивший дождик, смешанный с отшлифованным льдом, сделал дорогу гладкой, как стекло. Марьяна не удержалась на ногах, которые пытались опередить падающее тело, грохнулась на лед, еще и проехала пару метров, разодрав колготки и ладони. Тем не менее это ее не остановило: не переставая призывно кричать, она скользила, пытаясь подняться, однако ее грузное тело то и дело падало. Наконец автобус дополз, остановился, из него вышла женщина, одетая по-деревенски – в ватник, пуховый платок и валенки. Она пошла к несчастной, распростертой на ледяной трассе Марьяне, и было не понятно, почему женщина не падает. Странно цокая, она приблизилась к Марьяне, которая рассмотрела на валенках нелепые повязки, охватывающие ступни. Видимо, повязки держали железные приспособления против скольжения.

– Ах, ты бедненькая! – закудахтала тетка. – Держись за меня, поднимайся. И сколько ж дней ты тут?

– Не помню, – хныкала Марьяна, поднимаясь. – Я ужасно хочу есть. И пить. Заберите меня отсюда... пожалуйста. Умоляю вас, заберите...

– Идем в автобус, там и попить, и поесть найдем. Пирожки по десять рублей, чебуреки по двадцать пять...

– С чем пирожки? – алчно сверкнула глазами Марьяна.

– С картошкой, с печенкой, с капустой, – перечисляла тетка.

– Вы отвезете меня в город? Я заплачу, хорошо заплачу.

– Отвезем, отвезем.

В это время из такси выскочил водитель, заподозрив, что его бросят. А Марьяна ринулась к нему, ведь в его машине ее вещи, ее бешеные деньги.

Водитель купил еды и остался ждать погоды. С горем пополам Марьяну привезли в город. По дороге она ела все подряд – пирожки со всеми начинками, чебуреки, домашний тортик, запивая помоями под названьем кофе. Тетка с мужем плевали на гололедицу, каждый день выезжали на трассу и кормили тех, кто застрял. Суть вот в чем: большой транспорт проехать по узкой и скользкой дороге не мог, встал и застопорил проезд. Муж подвозил жену до начала трассы, а там она с термосом на горбу ходила по машинам. Властям удалось эвакуировать кое-какой транспорт, высыпав горы песка на дорожное полотно, а тетка решила бизнес продолжить, для чего пустилась с мужем в опасное путешествие. Марьяне был до лампочки теткин бизнес, она лишь усердно поглощала ее пирожки с чебуреками. Плохо соображая, назвала домашний адрес, но, когда подъехали к дому Фисуна, Марьяна увидела свет в окнах и вспомнила, что здесь произошло.

– Ой, нет, мне лучше в гостиницу, – сказала она.

Только бы помыться, чтоб от нее в поезде не шарахались люди, и немного отоспаться, а утром... прощайте родные пенаты. Она сняла номер, расплатилась евриками и наконец вошла в него, где было тепло и имелись все прелести цивилизации. Предел мечтаний! Тут-то и начались у нее спазмы в животе. Марьяну мутило, и в конце концов она ринулась к унитазу. Переела. Ничего, пройдет.

– Ну, Фисун, гадский папа! – в перерывах между общением с унитазом, выкрикивала Марьяна. – Я все равно уеду! Ты меня не задержишь! Чтоб тебя черти рвали на части!

Под началом Калюжника три бригады, в каждой по десять человек. Подобное распределение сил удобно, надежно и эффективно. Если вдруг в рядах бойцов окажется слабак, то при таком задержании милицией он не растреплет больше, чем знает, а простым воинам много знать не положено. В клане строгие правила, ослушание жестоко карается. Калюжник – рослый, откормленный, медлительный, с тяжелым взглядом мутно-голубых глаз, угрюмый нравом.

Он спал, когда некий трезвон прорубил в сознании дыру, из которой кто-то тормошил его: проснись, проснись. Калюжник открыл глаза и понял, что его будит телефон. Снял трубку, сонно пробормотал:

– Алло!

– Витяня, это Клок. Счет к тебе.

Калюжник – лицо особо приближенное, но не к Богомолу, а к его слуге по фамилии Клочко (кличка Клок). Торгует Клок охраной, по-другому не скажешь. Ну, можно и так выразиться: внаем ее сдает. Охрана сейчас мно-огим нужна, да не абы какая, не пацаны Калюжника. Его-то ребята для черной работенки, а у Клочко калиброванные качки.

– Счет? – Покрылся испариной Калюжник, сел на кровати, мгновенно проснувшись. – Передай, я все понял. Из-под земли добуду рыжую кошку и...

– Веришь, что это она твоих убаюкала? Ха-ха-ха... Мне так не кажется. В общем, у меня есть дополнительное задание: найди того, кто это сделал. Ну, и пацана с девчонкой, само собой. Иначе, кореш, я тебе не завидую. Твои парни были? Твои. Где они сейчас?

– Понял. А Вия?

– И Вий – твоя головная боль. Не надо было громить клуб, сначала следовало взять его. Нету мозгов у тебя, Витяня, это плохо. А бригадир их иметь обязан. Тебе доверили четыре дела, как самому крутому, но все они с успехом провалились. У тебя были вроде лучшие пацаны, а теперь мы одной бригады не досчитываемся. Как так получилось?

Калюжник послушал короткий вздох сожаления, потом в виски долго кололи гудки. Мозгов, говорит, нету? Несправедливо. Калюжник – один из немногих понимает, что дела творятся дерьмовые. Нет, не преступная деятельность клана его беспокоит. Еще чего! Без этого никуда. А вот несвобода тяготит. Он в услужении, как последний раб, какую плату кинут, ту и подбирает, и пикнуть не смеет. Он, всегда стремившийся к свободе, теперь абсолютно зависим.

Его воспитывал сосед, сожитель матери – отшлифованный рецидивист с определенным кодексом чести. Его Калюжник уважал, на него ему хотелось походить. Внешнюю сторону он ухватил сразу, старался держаться весомо, мало говорил и всем видом обозначал силу. Две ходки – закалился морально и физически. Когда Калюжник вернулся после второго срока, его пригрел Клок. Он из так называемых бобров и держит масть. Клок и есть начальник над бригадирами, а над ним свое начальство. Они все – умные мозги, а Калюжник с пацанами – их войско всего-то, соответственно валенки. Войску выдается... зарплата! Ага, всю жизнь Калюжник мечтал зарплату получать... Нет, на хрена он тогда вступил в гильдию воров? Чтоб зарплату получать? Чтоб звонил какой-то отутюженный Клок и угрожал? Да Калюжник лучше будет... И тут Виктор горько усмехнулся: а ведь он боится. Боится Богомола вместе с припудренным Клоком. Есть одна истинная ценность на белом свете – жизнь, ее можно разменивать, когда ты ей хозяин, а когда кто-то тебя разменивает... сводит скулы от злобы.