Наталья Солнцева - Опасайся взгляда Царицы Змей Страница 17

Он паршиво себя чувствовал после выпитого, что было ему не свойственно. Спиртное Горский переносил хорошо, а в таких мизерных дозах оно и вовсе не действовало. Недомогание и туман в голове он списал на усталость с дороги, напряжение последних дней.

– Ты голоден?

– Нет…

– Идем ужинать. Я окорок из деревни привезла.

Он смотрел на Аленины ноги, гладкие и соблазнительно высоко открытые, ощущая, как его стремительно захлестывает тяжелая волна желания. Забыться, потерять себя в объятиях этой женщины, сжечь в огне страсти навалившуюся невесть откуда тоску – все это заволокло сознание, помутило рассудок. Он набросился на Алену, овладел ею с яростью. Дикие, необузданные ласки, которые он не мог и не хотел останавливать, затопили его и понесли…

Придя в себя, Сергей долго не мог понять, что привело его в такое маниакальное возбуждение. Лежащее рядом красивое тело Алены вызвало у него приступ тошноты. Горький запах трав напомнил ему мокрые смятые венки, среди которых он пытался выловить Аленин… Что с ним? Вялая мысль о колдовстве промелькнула и исчезла, уступив место резкому спазму в желудке.

Он вскочил и понесся в ванную. Там его вырвало… Он скрючился над унитазом, проклиная «паленый» коньяк и собственное неуемное вожделение. Плеская в лицо холодной водой, он подумал, что надо бы извиниться…

Что на него нашло? Как будто сто лет баб не видел! Набросился на девчонку, порвал белье. Кажется, у нее на теле ссадины… Господи, этого только не хватало! Придется заглаживать вину.

Он вернулся в гостиную присмиревший, смущенный.

Алена восприняла перемену в настроении Сергея по-своему. Должно быть, подействовало зелье, которое она предусмотрительно добавила в коньяк. Теперь можно заводить разговор о женитьбе.

– У нас будет ребенок…

– В самом деле? – Горский уже ничему не удивлялся. На этот крючок она его не поймает.

– Помнишь, тогда… в купальскую ночь…

– Вот деньги, – он потянулся к стулу, на котором висел пиджак, достал несколько купюр. – Сделай все, что нужно.

У Алены пропал дар речи. Из глаз ручьями хлынули слезы. Он равнодушно слушал ее истерические вопли, просьбы и проклятия, потом повернулся на бок и заснул.

Ему снился Артур Корнилин, небритый, с мутными глазами, который уговаривал не бороться больше.

– Я пытался, и видишь, чем все закончилось? – художник плакал, размазывая слезы испачканными в краске руками. – Теперь твоя очередь. Но ты будь умнее, отдай им все, что они попросят.

Сергей не понимал, что он должен отдать. Амулет из старинного золота качался перед ним, как маятник. Какая-то женщина с глазами Царицы Змей наливала желтоватый напиток с запахом лилий в два кубка. За окнами, в густой черноте ночи шумел сад, раздавались крики сторожей…

– Пей, не бойся, – шелестел голос.

Или это шелестели листья в оливковой роще? Или шелестело по плитам мраморного пола платье из золотой парчи, с корсажем из зеленого бархата, в которое одета стоящая рядом с ним женщина, испуганная и печальная?..

Она говорила ему что-то о ребенке. В ее голосе звучали отчаяние и решимость. Он взял женщину за руку, и его сердце сладко замерло, как будто свершилось некое интимное таинство…

И вот он уже стоит между двумя женщинами. У одной в волосах цветы, а у другой – змеи. Он должен сделать свой выбор. Невидимый наблюдатель следит за ним. Это могучий Архангел не сводит с него сурового взгляда…

Царица Змей протягивает кому-то золотой флорентийский амулет.

– По нему вы узнаете друг друга…

– О чем она говорит? – спрашивает Сергей у Артура Корнилина. – Ты же знаешь Царицу, объясни мне, что происходит?

Тот пьяно качает головой, отмахивается дрожащими руками. Не то, мол, спрашиваешь, не то…

Горский проснулся с привкусом лилий во рту и тяжелой головой.

«…аще пойду посреде скорби, живиши мя, на гнев враг моих простеря еси руку Твою и спасет мя десница Твоя! Господь воздаст за мя. Господи, милость Твоя во век, дел руку Твоею не презри…»

Горячий шепот Алены сменился ее долгими поцелуями, от которых опять все помутилось. Он снова отдался сумасшедшей страсти, в угаре которой не ведал, что творит. Клялся в любви Алене, обещал жениться, быть верным до гроба, осыпать деньгами и ласками, бормотал что-то о Флоренции, ее мандариновых садах и журчании фонтанов… Он словно обезумел, его куда-то несло, и не за что было уцепиться, дабы остановить пьяный ураган желания.

Казалось, за эту ночь он прошел через горнило «геенны огненной», в пламени которой сгорело все, что еще оставалось в нем от того Сергея, который писал письмо о любви девочке с большими глазами и тоненькими косичками.

Утром, взглянув на Алену, он отшатнулся в ужасе. Ненавистная красавица спала, прижавшись к нему гибким горячим телом, от которого хотелось отодвинуться подальше. Сергей вспомнил все, что говорил ей ночью во время бешеных ласк, и понял, что он сделал свой выбор и уже не сможет отказаться. Роковой круг замкнулся, и в середине его была печать лилии. Странное сравнение…

О Лиде он так и не вспомнил. Находясь еще во власти сна, он потянулся рукой к амулету на шее. Украшения не было. Сергей вскочил, холодная волна прокатилась по позвоночнику, в голове стало пусто до звона.

– Цепочка такая прочная, что порваться никак не могла, значит…

Он перерыл постель, не обращая внимания на недовольство Алены, обыскал свой единственный чемодан, одежду, карманы, потом ванную и, наконец, всю квартиру. Медальон исчез бесследно.

– Где подвеска? – он готов был убить проклятую девчонку. – Твоих рук дело?

– Че ты орешь? – она лениво перевернулась на другой бок, не потрудившись даже прикрыться. И это взбесило его по-настоящему.

– Где подвеска, я спрашиваю? – рявкнул он, теряя контроль над собой.

– Откуда я знаю? Ищи!

Сергей развернулся и отправился в ванную принимать душ. Нужно съездить к Нине, поговорить с ней. Он набрал знакомый номер, но ему снова никто не ответил. Нина то ли уехала, то ли не желала ни с кем общаться. Он понимал ее. Сейчас ему самому хотелось бежать куда глаза глядят. Только тогда он сможет успокоиться, все обдумать. Поискать без нервов пропавший медальон. Куда он мог деться из квартиры? Может, еще в поезде потерялся?

Одеваясь перед зеркалом, Сергей вздрагивал от воспоминаний прошедшей ночи, не находя объяснений своим чувствам и поступкам. Бросив в очередной раз взгляд на свое отражение, он застыл, пораженный. Золотой флорентийский амулет как ни в чем не бывало висел у него на шее, на толстой витой цепочке.

– Черт, я схожу с ума? – он вытер испарину со лба и потрогал подвеску. Она была твердой и теплой, как его тело, приятно льнула к пальцам.

В дверях гостиной показалась Алена, раскрасневшаяся после бурной ночи, с синими тенями под глазами, утомленная и довольная.

– Когда свадьба? – спросила она, как о само собой разумеющемся.

– Когда захочешь! – ответил Горский, хлопнув входной дверью.

Выходя из подъезда, он едва не столкнулся с высоким, одетым во все черное мужчиной. Уже в такси Сергей подумал о «черном человеке», который якобы преследовал Артура. Злой гений? Или просто прохожий?

Дом Корнилиных с занавешенными окнами встретил Сергея тишиной и запустением. Дверь была закрыта. На стук никто не вышел…

Глава 7

Луиджи вернулся из палаццо Альбицци в глубоком раздумье. Маттео выздоравливал медленно и как бы нехотя. Юная жена его, «дитя певучее печали», молча ухаживала за ним. Она ни на что не жаловалась, ни о чем не просила, только смотрела своими большими блестящими глазами.

Луиджи часто заставал ее одиноко стоящей у окна и глядящей в темные заросли дворцового сада. В ароматной тьме густо звенели цикады…

Честно говоря, Луиджи гораздо больше волновало состояние здоровья молодой женщины, нежели ее престарелого супруга.

Маттео был человеком вспыльчивого и необузданного нрава, его жестокость и коварство давно стали притчей во языцех. Подобные качества сгущают кровь и ведут к возникновению тяжелых недугов, что и произошло с сеньором Альбицци. Вылечить его было так же невозможно, как и изменить его отвратительный злобный характер. Луиджи терпеть не мог таких типов, но его ремесло предполагало бесстрастие и милосердие к больному.

Врач вовсе не был ни сентиментальным, ни излишне жалостливым, но Антония ему нравилась. К тому же очень хотелось насолить Маттео Альбицци, утереть нос старому мерзавцу. Поэтому Луиджи сообщил своему знатному пациенту, что теперь к нему будет приходить его ученик, молодой Манфред, который в искусстве целительства давно превзошел своего учителя. Его свежий взгляд и смелые решения помогут добиться перелома в болезни. Брюзгливый старик после долгих препирательств и придирчивых расспросов наконец согласился. Луиджи оставил ему очередную порцию микстуры, которую умели готовить только он и Манфред, и ушел, напевая что-то себе под нос и потирая руки.