Владимир Колычев - Где правда, брат? Страница 17

— А может, он к Захарскому подбирается?

— Через нее? К Захарскому? Да нет, он уже про него забыл.

— Врешь.

— Да нет, не вру!

— Врешь! А мне правда нужна. Я сам с Феликсом поговорю. Где он живет?

— Да я не знаю… И Гончий не знает, — перевел взгляд на своего дружка Лексус.

— Гончий пес? — усмехнулся Степан. Ну, точно, не люди, а собаки какие-то. — Или Гончий от слова «гнать»? Гончий, где Феликс живет?

— Не знаю, — буркнул парень.

— Гонишь ты, потому и Гончий…

— Шифруется Феликс.

— От вас?

— От нас тоже.

— Ну, хорошо…

Степан задрал Гончему футболку, глянул на его пупок. Впадина там глубокая — самое то, что нужно. Он вынул из пистолетной рукояти обойму, выщелкнул из нее патрон, выдернул из гильзы пулю и высыпал порох в пупок.

— Эй, ты что делаешь? — задергался Гончий, пытаясь лечь на живот, но Степан крепко пригвоздил его к полу. И еще зажигалку из кармана достал.

— Где Феликс живет?

— Не знаю!

— Ты даже не представляешь, как это больно! — Степан высек из зажигалки огонь.

— Скажу! Скажу! — не выдержал Гончий.

— Скажешь. А куда ты денешься?

Он схватил парня за шкирку и оттащил его на кухню, а Лексуса отбуксировал в гостиную. Ему не хотелось остаться в дураках, поэтому он будет пытать одного бандита так, чтобы другой не смог повторить выдуманный им адрес.

Пришлось повозиться, но он добился своего. Не сразу, но все-таки выданные бандитами адреса совпали.

Убивать он пленников не стал, но и не освободил их. Мало того, заклеил им скотчем рты. Феликсу он про них скажет, пусть сам приезжает и развязывает их. А если Степан не сможет его найти, то пусть пеняют на самих себя…

Глава 11

Внезапность — важное оружие, но и ударная мощь значит не меньше. Феликс должен был ошеломить противника, подавить его физической и моральной мощью, а потом взять в плен и перетянуть его на свою сторону. Возможно, Лексус и не предатель, а значит, и не враг, но в любом случае наезд на него лишним не будет.

Внезапность Феликсу должен был обеспечить ключ, которым он и открыл дверь. Лексус и Гончий собирались пить пиво с раками. По этому месту они сейчас и получат…

Но на кухне Феликс никого не обнаружил. Зато из спальни доносились какие-то подозрительные звуки. Что, если пацаны окрасили свою дружбу в голубые тона?

Феликс ногой ударил в дверь, ожидая застать за ней Содом и Гоморру, но увидел только лежащего на полу Гончего. Пацан лежал на полу, связанный по рукам и ногам, а рот был заклеен прозрачной лентой. Шишка на лбу. Гончий восторженно распахнул глаза, глядя на Феликса. Он видел в нем спасение, но что-то мешало ему радоваться в полной мере. Какая-то червоточина у него во взгляде, как будто он сильно накосячил и должен в том признаться. Должен, но боится.

Гончий не подавал ему знаки, не предупреждал об опасности, но Феликс не стал его развязывать. Он заглянул в гостиную и увидел там Лексуса. Этот задергался, выражая свою радость, но и в его глазах Феликс уловил чувство вины. Но, может, все это ему мерещится? Ситуация у него такая — и Злой перед ним виноват, и Юля накосячила. Да и сюда он пришел, потому что винил своих пацанов в предательстве.

Феликс наклонился над Лексусом, сорвал полоску скотча с его рта. Тот поморщился от боли, но ликующую радость в глазах сохранил.

— Спасибо тебе, братан!

— Тамбовский козел тебе братан! — выплеснул на него Феликс.

— Эй, ты чего? — затрясся Лексус.

— А ты чего?

— Это не я! Это Гончий!

— Что, Гончий?

— Ну, я тоже… — вздохнул Лексус.

— Что ты тоже?

— Он порох в пупок сыпал… Это так больно. Ну, если поджечь…

— Поджигал?

Феликс не знал, кто замесил и связал его пацанов, но, видимо, об этом человеке речь и шла. Надо было делать вид, что ему известно, на кого жалуется Лексус.

— Нет. Но сказал, что подожжет…

— И ты ему все рассказал.

— И Гончий тоже…

— Что ты на Гончего стрелки переводишь? Ты за себя отвечай!

— Ну, я же знал, что ты завалишь этого козла. Ты же завалил его, да?

— А я должен был его завалить?

— Ну, Степа же к тебе пошел…

— Степа?

— Ну да, Варькин брат.

Феликс досадливо усмехнулся. Мало ему печалей, так еще и геморрой прорезался. А ведь он не исключал, что Степа объявит ему войну из-за своей сестры. Не исключал, но все-таки надеялся избежать этой проблемы. Что ж, он примет и этот вызов. И с бакланом этим рассчитается, и Варваре мозги вправит — возможно, через выстрел в голову.

— И где он?

— Так это, к тебе пошел.

— А как он адрес узнал?

Лексус громко вздохнул. Именно про то и рассказывал, как Степа выпытывал адрес. И он своего бригадира сдал, и Гончий.

— Молитвы какие-нибудь знаешь? — стараясь сдерживать злость, спросил Феликс.

Он должен был взять себя в руки. Злость — это признак слабости, по-настоящему сильный человек должен подавлять противника холодным презрением и тяжелым осуждающим взглядом.

— Молитвы? Зачем? — скривился от жалости к себе Лексус.

Он понял все с полуслова. Да, смертный приговор — это, как минимум, страшно.

— Почитай что-нибудь, — с приговором во взгляде спокойно сказал Феликс. — Я сейчас подойду, причащу тебя. И глаза тебе закрою… А как ты думал?

Он отправился в спальню, закрыл за собой дверь, расклеил Гончему рот. И посмотрел на него с укором и непониманием.

— Зачем ты меня сдал?

— Я не хотел… — Гончий крепко зажмурился, как будто для того, чтобы сдержать слезы.

— Но ведь сдал.

— Прости!

— Ну, в принципе, Злой — наш босс, ему «стучать» не западло, — вроде как мудро рассудил Феликс.

— Злой?! При чем здесь Злой? — удивленно посмотрел на него Гончий.

— Как это «при чем»? Ты сказал ему, что я с бабой у вас на хате пропадал. А когда я отбой вам дал, ты ему позвонил, сказал, что я домой еду.

— Я ему позвонил?

— А разве нет? Ты же меня сдал, ты сам в этом признался.

— Злому сдал?

— А кому?

— Ну, Степа здесь был.

— Так ты еще и ему меня сдал?

— Почему «и ему»? — с упором на соединительный союз спросил Гончий.

— Потому что сначала ты Злому меня сдал, а потом Степе.

— Я не сдавал тебя Злому!

— Ты думаешь, я тебе поверю? Нет, не поверю. Потому что логики не вижу. Свою логику вижу, а твою нет. Вот сам посуди, как ты мог устоять перед Злым, если сдался Степе? Если тебя какой-то поц сломал, то для Злого это как два пальца об асфальт.

— Так Злой меня не ломал.

— Что, не подъезжал к тебе, не предлагал «стучать»?

— Нет. — Гончий смотрел Феликсу в глаза прямо, всем своим видом показывая, что не врет он.

— И ты не «стучал»?

— Нет, мамой клянусь!

— А как тогда Злой узнал, что я с Варькой здесь зависал?

— Не знаю. Я никому не говорил.

— А сам где зависал?

— Ну, ты же знаешь, что у Веника…

— Может, он стуканул?

— Я не знаю, а наговаривать не буду.

— Может, Лексус?

— Не видел, не слышал…

— Ну, хорошо.

Феликс вернулся к Лексусу, закрыв за собой дверь, сел в кресло, достал сигарету, закурил. Пистолет положил на столик. Дескать, сейчас перекурит и приступит к исполнению приговора.

— Братан, прости! Бес попутал!

— И тебя бес попутал, и Гончего, — с упреком в голосе задумчиво проговорил Феликс. — Но ты первый меня сдал. Поэтому я дал Гончему шанс. Он должен был тебя пристрелить, но отказался. Друг ты ему, говорит. Что ж, его шанс перешел к тебе. Казнишь Гончего, и я отпущу тебе все грехи. Живым отсюда уйдешь, обещаю.

— Казнить Гончего?! — потрясенно посмотрел на него Лексус.

— А что, слабо?

— Ну, он мой друг… Я не могу…

— Не друг он тебе! Он Злому на меня «стучал», как он может быть тебе другом?

— Это не он…

— Не он?

— Ну, не знаю… — спохватился Лексус. — А если не знаю, то не могу его кончить…

— Точно?

— Не могу!

— Молитвы все прочел?

— Э-э… Не надо, брат!

— Надо, Леша, надо…

Феликс передернул затвор и приставил ствол к его лбу. И курок взвел для большего устрашения.

— Последний раз спрашиваю, Гончего валить будешь?

— Не-ет! — зажмурив глаза, простонал парень.

— Респект! — Феликс крутнул пистолет на пальце и ловко вправил в кобуру под курткой.

Лексус открыл глаза. Младенец, выползая из чрева матери, не понимает сути происходящего, и поэтому нет радости в его глазах. А Лексус рождался заново в здравом уме, потому смотрел на Феликса с безумным восторгом. Только радость эта была преждевременной.

— Все правильно, пацан, друзей «мочить» нельзя, — покровительственно усмехнулся Феликс. — Друг — это святое. Прошел ты проверку, поэтому я тебя прощаю. И то, что Степе меня сдал, и то, что Злому на меня «стучал»…