Вильям Козлов - Ради безопасности страны Страница 17

Так Кузьма Лепков попал в партизанский отряд Храмцова. У командира было правило: каждый новый человек, попавший в отряд, проходил как бы испытательный срок, в основном находился в лагере, а если ходил на боевые задания, то его обязательно подстраховывали — в общем, человека проверяли, как говорится, со всех сторон. Командир отряда знал, что фашисты специально готовят в школах провокаторов, которых засылают к партизанам. Потому так долго и смело действовали поблизости от немцев партизаны, что Филин поддерживал железную дисциплину и собрал вокруг себя преданных, храбрых людей, на которых во всем мог положиться. До лета 1943 года предатель не смог ничего сделать для Гривакова: командир определил его в свою группу кашеваром. И лишь весной Лепкова стали брать на боевые операции. Предатель постоянно ощущал, что находится под чьим-нибудь наблюдением. Однажды его и еще одного партизана из окруженцев Филин отправил на разведку в деревню, которая находилась по соседству с базой карателя. Лазутчик выбрал момент и застрелил разведчика, а сам опрометью кинулся к Гривакову...

Лепков рассказал, что Хромой Филин разбил свой партизанский отряд на четыре большие группы, которые действуют в разных районах. Во главе каждой группы свой командир, подчиняющийся Храмцову. Лазутчик попал в самую небольшую группу, которой командовал лично Филин. Группы почти не общались одна с другой — так постановил Храмцов, это гарантировало весь отряд от провала. Командир и его ближайшие помощники регулярно встречались с партизанами остальных групп, проводили совещания, но совместных операций в бытность Лепкова ни разу не проводили. Немцы считали, что действует один отряд, и поражались, как Хромой Филин ухитряется почти одновременно наносить удары по объектам в разных районах.

Группы часто меняли свои лагеря, каждая располагала запасными базами. Лепкову не довелось побывать в других группах, больше того — увидеть хотя бы одного партизана оттуда. Конечно, к Филину приходили связные, но встречи происходили не на территории лагеря.

Разделил Храмцов отряд на четыре группы еще и потому, что в этой местности было сосредоточено много немецких войск и большой отряд скорее был бы обнаружен. А мобильные, подвижные группы — в них было по сорок — шестьдесят человек — успешно выполняли свои задачи, сея среди немцев хаос и панику.

И в этот раз Филин со своей немногочисленной группой собирался совершить дерзкое нападение на танковую часть, расположившуюся в поселке Клины. Партизаны заготовили вдоволь бутылок о зажигательной смесью, противотанковых гранат...

Ранним июльским утром каратели обложили со всех сторон лагерь Храмцова. Прикинувшись раненным, Лепков, волоча ногу, вышел к сторожевому посту, часовой его узнал, подошел ближе, чтобы помочь, и был убит финкой, спрятанной в рукаве провокатора.

Партизан захватили врасплох, и все же Храмцов попытался вывести своих людей к Мертвому озеру, — за ним находилось непроходимое болото, очевидно, командир надеялся уйти через него, он знал потайную тропу. У Мертвого озера разыгрался последний жестокий бой, и группа Филина перестала существовать. Не ушел ни один. С презрением и ненавистью смотрели оставшиеся в живых партизаны на предателя Лепкова. А тот, сидя рядом с Гриваковым на поваленной сосне, обмакнувшей свои ветви в озеро, пил самогон и закусывал тушенкой. Настроение у него было прекрасное, он видел, что его начальник доволен, да и изрядная сумма за предательство причиталась и ему, Лепкову. А эти люди, что на берегу, уже покойники. Никто из них не останется живым и ничего никогда не расскажет... Как и «граф», Лепков поначалу верил, что фашисты свергнут Советскую власть, и из кожи лез вон, чтобы выслужиться перед новыми хозяевами.

Ломая кусты, к берегу с ревом приблизилась грузовая, крытая брезентом машина, из нее высыпали немецкие солдаты и стали сгружать большую деревянную лодку, сбрасывать пудовые камни, из кабины поспешно выбрался толстый оберштурмфюрер Рудольф Барк. Начальник тайной полевой полиции улыбался и еще издали раскрыл объятия проворно вскочившему Гривакову.

— Поздравляю, дорогой граф! Я представлю тебя к Железному кресту! — по-русски воскликнул он. — Ты есть большой молодец! Штандартенфюрер тоже поздравляет тебя!

— А это... — Гриваков сделал красноречивый жест пальцами.

— О да-да! Награда есть твоя, граф! А лично от меня — бутылка лучший французский коньяк!

Хмельной от радости и вина, Гриваков отобрал двух карателей для совершения казни. Лодку уже спустили на воду, нагрузили камнями, на корму положили бухту черного кабеля. Затолкнув в нее двух партизан, палачи стали обвязывать камни кабелем.

— Погодите! — крикнул своим Гриваков. — Они ведь потом, когда их раздует всплывут.

Каратели недоуменно смотрели на него, один из них уже сидел за веслами, второй возился с камнем и кабелем. Партизаны молча сидели на дне лодки. В глазах — ненависть и смертная тоска. Никто из отряда Храмцова не запросил пощады, не проявил малодушия.

— Надо кишки им, гадам, выпустить — тогда не всплывут, — осенило Гривакова.

Каратель, привязывавший кабель к камню, вылез из лодки.

— Я не могу, — пробурчал он, отходя в сторону.

«Граф» метнул на него свирепый взгляд, но ничего не сказал, он с ним потом потолкует...

— Кто их выпотрошит, тому бутылка шнапсу и банка тушенки, — заявил Гриваков. — За каждого казненного!

Каратели мялись на берегу, бросали исподлобья хмурые взгляды на своего начальника. Даже им, привычным к казням, стало не по себе от этой чудовищной затеи «графа».

— Сделать партизан харакири? — расхохотался Барк. — Вы, граф, делаете успехи прямо на глазах! Великолепная идея! До такого бы и сам сатана не додумался!..

— Господин оберштурмфюрер, у моих людей нервишки не выдержат, — сказал «граф», решив про себя, что потом расквитается с трусами.

— У немецких солдат есть железные нервы, — ухмыльнулся эсэсовец и отдал приказ своим людям «показать этим русским, как умеют работать истинные арийцы».

Двое фашистов двинулись к лодке, тот, что сидел на веслах, охотно уступил свое место. Лодка отплыла метров на сто от берега. Палач в расстегнутом мундире с закатанными рукавами, по-видимому, не знал,- как взяться за дело: он то поднимал камень со дна лодки, то пытался содрать с жертвы рубаху.

— Перережь веревку на руках! — подсказал с берега «граф». — Никуда теперь не денется...

Палач так и сделал, затем через голову содрал с партизана серую рубаху, вытащил из ножен блеснувший тесак, но в это же мгновение партизан грудью бросился на него, обхватил за горло и вместе с палачом перевалился за борт. Толстогубый помощник (он был ниже ростом) повернулся спиной к своей связанной жертве и схватился за автомат, но стрелять не решился: в воде барахтались свой и партизан. Слышались тяжелое дыхание, хрипы, бульканье.

— Убей его! — орал Гриваков. — Чего рот раскрыл, придурок?!

Стреканула очередь, и тут поднялся второй партизан со связанными руками, он головой боднул толстогубого и вслед за ним с всплеском бухнулся в воду.

Вскоре возле лодки показалась растрепанная голова толстогубого, из этой дикой схватки лишь он один уцелел.

— Греби к берегу! — скомандовал расстроенный «граф»: судя по всему его затея сорвалась! Он повернулся к своим людям: — Кто хорошо умеет нырять, быстро в лодку! Всех утопленников доставить на берег!

— Русские не дают делать себе харакири, — разочарованно вздохнул Барк и снова приложился к бутылке.

Партизаны на берегу заволновались, привязанный к сосне командир, округлив налитые кровью глаза, мычал и кивал растрепанной окровавленной головой на немцев. И его люди поняли: молча, плечом к плечу они стеной пошли на охранявших их карателей. Те, оглядываясь на Гривакова, отступали, держа автоматы на изготовку.

— Черт с ними, стреляйте! — скомандовал тот. — Всех, кроме хромого дьявола!

Трескучие автоматные очереди распороли притихший от ужаса лес, даже привычный ко всему оберштурмфюрер СС Рудольф Барк стирал со лба пот, — забавного зрелища не получилось. Партизаны не дали себя, как животных, потрошить...

Расстрелянных и убитых в бою по приказу Гривакова укладывали в лодку, там высокий и коротышка молча делали свое черное дело: разрезали трупам животы, накрепко привязывали к шее камни и выбрасывали из лодки. Когда они спровадили на дно последнюю партию трупов и вернулись на берег, то мало чем отличались от мясников с бойни. Ныряльщики достали со дна захлебнувшихся партизан и задушенного палача. Своего попробовали откачать, но тот так и не оклемался. Мертвое озеро теперь еще больше оправдывало свое мрачное название — оно из сине-зеленого стало багрово-черным.

Запачканную кровью форму и одежду партизан Гриваков приказал сжечь. Смрадный дым тянул прямо на Храмцова, глаза его заслезились, он тяжело, с хрипом дышал, из раны в голове сочилась на висок кровь, она стекала на плечо, одна брючина намокла от крови. Темные волосы слиплись.