Наталия Левитина - Дилетант Страница 17

В последнем восклицании Бублика чувствовалось приятное удивление, и восторг, и затаенная надежда.

— Привет, Аркаша! Ужинаешь? — невинно спросила Маша, вваливаясь с сумкой в прихожую. — Фи, что это ты ешь? Так пахнет.

Маша недовольно сморщила носик. «Много ты понимаешь», — прогундел снизу Бублик и, высунув голову наружу, с подозрением огляделся.

— Ты что ночью разгуливаешь? — спросил Аркадий, не приглашая зайти в комнату. — Кто это? — удивился он.

— Бублик. Мой драгоценный кошак, — объяснила с улыбкой Маша. — Возьми на время командировки, а?

— Ты сдурела, Мария Понтыкина, — резонно заметил Аркадий. — На фига мне твой кот?

— Аркаша, не хами!

— Нет, ну на фига?

— А мне что делать?! — взвилась Маша. — Куда моего малыша пристроить? Ты меня спровадил в командировку, ты и бери кота!

— Ох, какая же ты вредная! — заметил Аркадий.

Маша смотрела на него честными зелеными глазами, моргала, складывала губки бантиком, смахивала со лба светлую челку. Она немного взмокла от путешествия в метро, и от этого ее цветочные духи пахли сильнее. Ар-каша чувствовал, что он вряд ли сможет отказать своей наглой подчиненной.

Серое, предельно лохматое существо выглянуло из сумки, покосилось на Гилермана и, ловко выскочив, прошмыгнуло в недра квартиры.

— Вот, ему понравилось! — довольно объявила Маша и застегнула сумку. Ну, я пошла! Чао, мой диктатор. Рано утром лечу в ненавистный Шлимовск.

Аркаша схватил корреспондентку за руку.

— Во сколько самолет? — осведомился он.

— Рано. Я так рано и не встаю.

— Я отвезу тебя на машине. Утром.

— Спасибо, я возьму такси. В смысле, ты хочешь, чтобы я осталась у тебя?

Аркаша энергично закивал. Коварная Маша сделала вид, что думает.

— Нет, пожалуй. Чемодан стоит несобранный. Спортивную сумку «Адидас» Мария укомплектовала уже вчера.

— Останься, — жалко попросил Гилерман. Он был на голову ниже Маши и снизу вверх буравил ее черными глазами.

— Ну… — снова якобы задумалась безжалостная Маша. — А что у тебя на ужин? Пахнет вообще-то не очень.

— А на ужин я тебя не приглашаю, — отрезал Аркадий. — Только в кровать. Какой ужин после девяти вечера? Тебе надо беречь фигуру. Ладно, открою шампанского. И персики у меня есть.

— Тогда пока. Пойду к чемодану, — решила Маша. — Прости, некогда. Позаботься о Бублике. Он хороший, но своенравный. Будь с ним нежен. Помни, он самое дорогое, что у меня есть.

Маша вырвала свою руку из редакторской ладони и вышла из квартиры. Аркадий с душераздирающими вздохами закрыл четыре замка на двери и направился на кухню. Маша отказала ему в очередной раз, но ведь еще оставалось дивное блюдо, любовно приготовленное и, наверное, уже остывшее (к несчастью!).

На кухонном столе сидел лохматый Бублик и с утробным урчанием облизывал пустую тарелку, Аркаша застыл на месте, не веря своим глазам и еще не осознав весь ужас потери. Бублик поднял от тарелки зеленый, как и у его владелицы, взор, туманный от полученного кайфа, и послал Гилерману воздушный поцелуй.

«Это рай, — думал Бублик, — рай! Я попал в рай! Ах, Машка, Машка, иногда я тебя недооцениваю!»

Одежда Олеси мало подходила для прогулки по ночному городу. Удивление, растерянность, страх переполняли ее, когда она пробиралась по незнакомой улице, не представляя, что же ей делать дальше.

«Проклятое шампанское! — думала Олеся. — Я была пьяна и остановила грузовик, идущий не в том направлении. Он ехал не в Шлимовск, а в Валомей. Как мне теперь отсюда выбираться? Игорь в панике. Никитишна пьет корвалол, у папы будет инфаркт. Бедный Валерка не дождался от меня вечернего поцелуя, лег спать без мамы!»

Наступила ночь, и от дневной жары не осталось и намека. Олеся тихо замерзала. Легкомысленные шорты и прозрачная кофточка выглядели по меньшей мере странно на фоне дождевиков редких прохожих. Громыхая, подкатил троллейбус с яркими окнами и табличкой «Чайковского — Вокзал», Олеся забралась в него и пристроилась на сиденье в хвосте, полуголая, жалкая, несчастная, никому не нужная в этом городе. В ее жизни, до мелочей заботливо обустроенной и продуманной мужем и отцом, подобные ситуации раньше не возникали. Ах, Олеся с радостью сейчас отдала бы кому-нибудь свой бриллиантовый гарнитур, или все шикарные костюмы, или несколько шуб, да что шубы — джип она согласна была подарить тому, кто чудесным образом перенес бы ее из дурацкого Валомея в квартиру на Солнечной улице, в мягкую, теплую кровать, под бок любимому Шведову, а за стеной в детской чтобы сладко спал Валерка, вверенный ночным заботам преданной Никитишны… Но джип у нее и так уже увели. И…

— Оплачивайте за проезд!

— Что? — Олеся резко отпрянула от троллейбусного окна, вернувшись к действительности. «Оплачивайте за проезд», — разве так говорят, удивилась она. Это было самым маленьким удивлением из тех, что ждали ее впереди. Кондуктор — утомленная своим бесконечным путешествием по кругу тетка тяжело нависла над Олесей.

— Девушка, за проезд оплачивать будете?

— Сколько? — с затаенным ужасом спросила Олеся. Последний раз она ездила в общественном транспорте лет сто назад.

— Полтора, — буркнула кондукторша, разглядывая Олесину ключицу.

— Рубля?

В глазах женщины блеснул красный терминаторский огонек — в ней возрождался интерес к жизни.

— Нет, шиллинга, — весело, с издевкой ответила она, перемещая взгляд с Олесиной ключицы на ее испуганное лицо.

Полтора рубля! Что значила эта сумма для Олеси сегодня утром? Ничего! Но сейчас у Олеси не было при себе даже носового платка.

— Ну так что? — не отступала тетка, большая, грузная, сердитая. Девушка! Я жду.

— У меня нет денег, — прошептала Олеся. — Что?

— Нет денег…

— Посмотрите, у нее нет денег! А мне-то что! Бесплатно ездить все горазды!

Четыре запоздалых пассажира прислушивались к диалогу контрабаса и свирели. Троллейбус затормозил, двери с дребезжанием разъехались в стороны.

— Ну-ка, выходи! — воинственно заявила кондукторша и грубо схватила Олесю за локоть.

— Вы что? — возмутилась Олеся и выдернула руку. — Мне надо на вокзал!

— А в Париж тебе не надо? — элегантно сострила тетка. — Ишь, вырядилась! Ни стыда, ни совести! Вертихвостка! А наглая какая! Посмотрите на нее! Да она…

В следующую минуту Олеся узнала о себе много нового. Словесное внушение было столь убедительным, что она вмиг скатилась по ступенькам троллейбуса и оказалась на улице. Ее щеки пылали от стыда, в глазах стояли слезы обиды. Впервые за двадцать два года Олеся услышала в свой адрес подобные выражения и эпитеты. Да и не только в свой адрес, а вообще. Ее жизнь была наполнена красотой и изяществом, рифмами Петрарки, холодными красками Норманна, прозрачной музыкальной акварелью Шуберта, экзальтированной живописью Эль Греко, изысканной графикой Хиросигэ. Короче, к восприятию грубостей и мата утонченная барышня была совершенно не подготовлена.

Один из пассажиров — мужчина лет сорока в мятой шелковой рубашке веселенькой латиноамериканской расцветки — выскочил следом за Олесей на пустынную ночную улицу.

— Девочка! — окликнул он негромко. Олеся посмотрела на него в растерянности.

— Что?

— У тебя нет денег? — вкрадчиво начал мужчина. У него были противные тонкие губы и бегающий взгляд.

Олеся кивнула.

— Так ведь можно заработать.

Уголки тонких губ, растянутых в сальную улыбочку, вздрагивали. Олеся в ужасе отшатнулась.

— Постой, глупая! — Мужчина попытался схватить Олесю.

Но та извернулась коброй, выскользнула и пустилась наутек.

Она мчалась не разбирая дороги, перепрыгивая через канавы, звонко хлопая подошвами по мокрому асфальту, попадая в фиолетово-белый свет ночных фонарей и ныряя в страшную тьму. Вокруг не было ни души. Город спал. Троллейбусная остановка скрылась где-то позади. Олеся завернула за угол дома и остановилась, хватая ртом воздух, задыхаясь. И поняла, что попала в очень оживленное место.

В широком проезде, образованном стенами пятиэтажек, в полумраке слонялись группы людей. Время от времени, светя фарами, в проезд вплывали автомобили. Олеся пригляделась. Две девушки в коротких темных платьях и на шпильках о чем-то разговаривали с водителем через открытое окно. Потом одна из них села в машину и уехала.

Следующая иномарка въехала во двор с противоположной стороны, выхватывая желтым ближним светом погрешности неровной дороги и бордюры. Едва притормозив у сумрачной стайки девиц, автомобиль тронулся дальше и остановился в пяти метрах от застывшей Олеси. Два парня из красного «ниссана» смотрели на яркое пятно, каковым являлась на этой загадочной темной улице сине-белая Олеся, и ждали, что девушка подойдет. А девушка и не собиралась.

— Эй, тебя что, парализовало? — спросил один из парней, высовываясь в окно. — Иди сюда!