Рут Ренделл - Если совершено убийство Страница 17

Так вот, как это произошло… Именно к такому заключению пришел Говард, и снова оказался прав. Тогда совершенно очевидно, что этот способ поиска следов Лавди бесполезен; надо искать другой подход к делу.

Глава 9

В них есть виноград, плоды, травы, цветы. Все в таком блеске, так ухожено, что никогда не видал я ничего плодоноснее, ничего красивее.

На ночные развлечения доктор Крокер наложил строжайший запрет, но если вера Уэксфорда в доктора была поколеблена, то у Доры — нет. Ее успокоило только его обещание взять такси до Лейсбрук-Плейс, воздерживаться от крепких напитков и долго не задерживаться.

Уэксфорд с удовольствием ждал этого визита. Краткий и продуманный опрос Дербона мог дать полезную информацию о кладбище: к примеру, так ли легко туда проникнуть после того, как закрывают ворота, и как это утверждал Бейкер. Перед уходом домой делают ли Траппер и его помощники какой-то обход кладбища? Или, к примеру, могли ли убить Лавди до шести часов вечера? Если это было возможно, то Грегсон, находившийся весь день на работе, мог быть реабилитирован. А может быть, Дербон знал что-нибудь о самой Лавди — ведь он беседовал с ней. Возможно, во время этого разговора она рассказала ему что-нибудь о своей прежней жизни.

Лейсбрук-Плейс — один из «сельских» уголков Лондона, где воздух чище, иногда поют птицы и рядом с платанами растут другие деревья. Сводчатый проход, увитый каким-то коричневатым ползучим растением, — Уэксфорд подумал, что это глициния, — укрывал большую часть недлинной улицы, начиная от Лейсбрук-сквер. Он прошел под аркой, освещаемой двумя фонарями, подвешенными на кронштейнах, и увидел впереди единственный дом — такой же, как в Кингсмаркхеме на Хай-стрит. Дом был недавней постройки, но при его строительстве использовали старый кирпич и лесоматериалы — такого Уэксфорд не видел ни в одном из лондонских домов. С одной стороны он представал довольно низким и вытянутым сооружением с фронтонами и зарешеченными окнами, с другой рядом с ним располагался самый настоящий сад с яблонями и густыми кустами, кажется сирени. Сейчас, в начале марта, форсития горела ярко-желтым цветом в освещаемой фонарями темноте, а как только открылись ворота, он увидел густой и белый, как снег, ковер из подснежников.

Не успел Уэксфорд подойти к дому, как открылась парадная дверь и по лестнице спустился Стивен Дербон.

— Какое красивое место, — сказал Уэксфорд.

— Тогда вы сходитесь во мнении с моей женой — это ее аргумент против Кенберна.

Уэксфорд улыбнулся, тихонько вздохнув про себя: дом и сад пронзительно напомнили ему родную деревню. Внезапно он в полной мере ощутил, что здесь царят тишина и покой. Совсем не так, как в доме Говарда, где тоже можно было скрыться от городского шума. Здесь слышалось лишь легкое трепетание листвы, в общем-то привычное и для живущих в центре Лондона, но там оно такое слабое, что порой кажется, будто это просто шумит у тебя в голове.

— Жена наверху с дочкой, — сообщил Дербон. — Малышка не желает ложиться, поэтому мне пришлось уйти: все время хочется обнимать ее и играть с ней.

В доме было достаточно тепло для того, чтобы изгнать мартовскую стужу, но в то же время дышалось легко. Было видно, что тут живет богатый человек, однако Уэксфорд не заметил никаких признаков претенциозности. Очевидно, деньги здесь тратились отнюдь не для того, чтобы просто произвести впечатление. Нельзя сказать, что дом сверкал чистотой: под чайным столиком были разбросаны хлебные крошки, а посреди ковра расстелено одеяло, на котором валялось детское зубное кольцо из слоновой кости.

— Что будете пить?

Уэксфорд не хотел привлекать внимание к своей болезни и говорить, что он на диете, поэтому спросил:

— У вас есть пиво?

— Конечно есть! У меня без него не обходится ни один выходной, после всех этих «стаканчиков», которые приходится употреблять в остальные дни. Обычно я пью прямо из банки. — Неожиданно на лице Дербона появилась озорная, совершенно мальчишеская улыбка. — Но лучше воспользуемся стаканами, не то жена убьет меня после вашего ухода.

Пиво хранилось в холодильнике с облицованной деревом дверцей, который Уэксфорд поначалу принял за шкафчик.

— Моя любимая игрушка, — пояснил Дербон. — Когда Александра станет взрослее, холодильник всегда будет набит мороженым и банками кока-колы для нее. — Продолжая улыбаться, он наполнил стаканы пивом. — Я довольно поздно стал отцом, мистер Уэксфорд, — в прошлый вторник мне исполнилось сорок три; жена говорит, что отцовство сделало меня глупым и сентиментальным. Для дочери я готов достать с неба звезды и луну, но, поскольку это невозможно, у нее будет все, что есть хорошего в этом мире.

— А вы не боитесь испортить ее?

— Я многого боюсь, мистер Уэксфорд. — Улыбка мгновенно исчезла с его лица, и оно стало очень серьезным. — Кроме всего прочего, боюсь слишком потакать ей и воспринимать как свою собственность. Я постоянно повторяю себе, что она — не моя, она принадлежит себе самой. Нелегко быть родителем.

— Да, нелегко. И хорошо, что люди не знают об этом, иначе они не решались бы заводить детей.

Дербон закивал:

— Я никогда не чувствовал себя так, как сейчас. Вообще я — счастливый человек: я счастлив в браке; кроме того, как говорится, счастлив тот, у кого увлечение становится способом зарабатывать на жизнь. Но, несмотря на все это, я не понимал, что такое настоящее счастье, до тех пор, пока у меня не появилась Александра. Если я ее потеряю, то… то покончу с собой.

— Ну что вы! Вы не должны так говорить.

— Но это правда, я знаю. Вы мне не верите?

Уэксфорд, которому не раз приходилось сталкиваться с людьми, произносившими подобные угрозы, обычно не принимал их всерьез, но на этот раз поверил. В словах и всей манере поведения этого человека сквозило такое нешуточное отчаяние, что Уэксфорд даже испытал облегчение, когда появление миссис Дербон снизило возникшую напряженность.

Она сказала, что рада видеть гостя.

— До тех пор, пока вы не будете поощрять Стивена в его стремлении переселить всех нас в какие-нибудь трущобы, — сказала она. — Он теряет интерес к местам, которые не может улучшить.

— Думаю, Лейсбрук-Хаус трудно улучшить, — вежливо заметил Уэксфорд.

Жена Дербона была вовсе не красавица и не делала попыток выглядеть моложе своих сорока лет. Темные волосы с красноватым отливом были подернуты сединой, на шее появились морщины. Уэксфорд пытался понять, в чем была привлекательность этой женщины: то ли в гибкости ее стройной фигуры и легкости, с которой она двигалась, или же в прекрасных длинных руках, придававших всему ее облику невероятную женственность. «Скорее последнее», — подумал он. Ногти ее были накрашены, юбка — короткой, и она даже достала сигарету из кедровой коробочки, но при всем при том в ней была какая-то старомодная грация настоящей леди — владелицы замка одного из романов Троллопа.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как Дербон влюблен в свою жену: он провожал ее глазами, пока она шла к креслу, неотрывно смотрел, как она устраивалась в нем и расправляла юбку, положив ногу на ногу. Казалось, что на какой-то момент эти разглаживавшие юбку руки стали его собственными, и он почувствовал гладкость кожи и упругость плоти.

Уэксфорд раздумывал, как бы ему перейти к разговору о Кенберн-Вейлском кладбище, как вдруг Дербон объявил, что пришло время достать карты.

— Тебе это будет неинтересно, дорогая, — заявил он. — Ты уже слышала об этом столько раз!

— Ничего, я не против. Я буду вязать.

— Да, конечно. Я так люблю смотреть, когда ты вяжешь. Забавная вещь, мистер Уэксфорд: что женщины считают в себе привлекательным для нас, мужчин, и что привлекает нас на самом деле. Например, я могу равнодушно смотреть на мисс Мира, показывающую стриптиз, но покажите мне женщину в белоснежном фартуке, раскатывающую тесто, и я влюблюсь в нее еще до того, как она закроет дверь кухни.

Миссис Дербон рассмеялась.

— Это верно, — согласилась она. — Было дело.

«Видимо, так они познакомились, — подумал Уэксфорд. — Это произошло именно так, и довольно недавно. Скорее всего, дело происходило в интерьере голландского типа; человек впервые пришел в дом в качестве гостя, дверь в кухню была приоткрыта, и он увидел молодую темноволосую женщину с милым лицом, которая, заметив его взгляд, вздрогнула и смутилась оттого, что ее увидели в фартуке, с перепачканными мукой руками».

Миссис Дербон, по-видимому, понимала, о чем думает ее муж, потому что, бросив на него мимолетный взгляд, поджала губы, сдерживая улыбку, затем достала из пакета клубок шерсти и незаконченное вязанье — белое и пушистое, как мука, — и начала вязать.

Вид этой вяжущей женщины действовал удивительно успокаивающе. Уэксфорд подумал, что каждый устающий на работе деловой человек должен иметь в одном конце своего офиса бассейн с рыбками, а в другом — женщину с вязаньем в руках. Сейчас он чувствовал себя усталым и был готов смотреть на миссис Дербон весь вечер, но ему было необходимо сосредоточить внимание на картах, фотографиях и старых записях, которые хозяин дома принес в комнату и разложил перед ним.