Дик Фрэнсис - Испытай себя Страница 17

— Дело не в том, — подала голос Фиона, — поставят ли вопрос в жокей-клубе о его пребывании там. Уверена, что нет. Настоящие злодеи всегда были хорошими наездниками, — шутливо добавила она. — Другое дело, что его могут лишить возможности участвовать в соревнованиях в качестве любителя.

— Полагаю, твои амбиции больше удовлетворит пребывание членом жокей-клуба, впрочем, я могу и ошибаться. Как считаешь, дружище?

Нолан вновь посмотрел на Гарри с нескрываемой ненавистью и начал в бога и в душу мать обвинять его в том, что тот не поддержал родственника в суде, что не подтвердил полнейшую в тот момент пьяную невменяемость Льюиса.

Гарри никак не отреагировал на эту тираду, он просто пожал плечами и вновь наполнил стакан Льюиса, который, как я заметил, постоянно оказывался пустым.

Начни кто-нибудь уверять меня в том, что Нолан достоин снисхождения, что все его поведение является результатом неопределенности в ожидании тюремного заключения, что все это можно объяснить стрессовым сот стоянием после непредумышленного, чисто случайного убийства молодой женщины, пусть даже попросят меня принять во внимание все то унижение, которое будет вечно преследовать его после обвинительного заключения, — даже если кто-то поручится за все это своей честью, — я отвечу: тип этот мне отвратителен своей черной неблагодарностью.

Его семья и друзья сделали для него все возможное. У меня сложилось впечатление, что, скорее всего, Льюис сблефовал относительно своей отключки. Гарри, видимо, знал об этом, но в последний момент начал колебаться — подтвердить этот факт или откровенно солгать. Я был готов биться об заклад, что второе предположение больше соответствует действительности. Они же все вместе вновь отправились в суд, чтобы поддержать Нолана, в то время как могли бы остаться в стороне.

— Я по-прежнему считаю, что тебе необходимо подать апелляцию, — заявил Льюис.

В своей обычной порнографической манере Нолан ответил, что его адвокат советовал не предвосхищать события и что Льюису это прекрасно известно.

— Долбать твоего адвоката, — буркнул Льюис.

— Апелляционные суды обычно увеличивают срок, я в этом уверена, — предупреждающе заявила Фиона. — Они вправе аннулировать отсрочку. Не забывайте об этом.

— Вспомните, каким раскаленным добела был отец Олимпии в конце заседания, — мрачно кивнула Мэкки. — Он требовал жизни Нолана. Жизнь за жизнь — вот что он сказал.

— Разве можно подавать апелляцию на решение суда, если оно тебе просто не нравится, — заметил Гарри. — Для этого требуется какая-то юридическая зацепка, обосновывающая необходимость судебного разбирательства.

— Если Нолан не подаст апелляцию — это будет равносильно признанию его гребаной вины, — упрямо продолжал настаивать Льюис, играя своими эвфемизмами.

Установилась какая-то напряженная тишина. Видимо, все считали его виновным, правда, каждый в различной степени. «Не предвосхищать события» — этот практический совет явно устраивал всех.

Я задумчиво смотрел на Мэкки, размышляя о ее былой помолвке с Ноланом. Сейчас по отношению к нему она не выказывала ничего, кроме разве обеспокоенности и дружбы. Никакой томительной любви, никаких глубоких чувств я не заметил.

На лице же Нолана, кроме заботы о собственной персоне, ничего нельзя было прочесть.

— Оставайтесь ужинать, — предложила Фиона, а Гарри добавил:

— Не отказывайтесь.

Я покачал головой:

— Обещал приготовить ужин для Гарета и Тремьена.

— Боже милостивый! — воскликнул Гарри.

— Наконец-то наступит перерыв в бесконечной пицце! Они едят ее девять вечеров из десяти. Гарет готовит ее в микроволновой печи, причем так же регулярно, как заводит будильник, — прокомментировала Фиона.

Мэкки поставила стакан и устало поднялась:

— Думаю, что мне пора. Перкин наверняка ждет от меня новостей.

Нолан вскипел и между бесконечными ругательствами заметил, что, появись Перкин в Ридинге, ему уже давно все было бы известно.

— Ему нечего там было делать, — примирительно изрек Гарри.

— Олимпия умерла на его половине дома, — возразил Льюис. — Он тоже является заинтересованным лицом.

Нолан, опять же сдабривая, причем весьма щедро, свою мысль какими-то анально-генитальными изысками, напомнил, что Тремьен тоже не оказал ему поддержки.

— Они были заняты, — улыбнувшись, ответила Мэкки. — Как вам известно, оба работают.

— Хочешь сказать, что мы нет? — ерническим тоном переспросил Льюис.

— Хочу сказать, что ты можешь считать все, что угодно, — вздохнула Мэкки и, обращаясь ко мне, добавила: — Вы приехали на машине Тремьена?

— Нет, добрался пешком.

— О, тогда… подвезти вас до дома?

Я поблагодарил, выразив согласие. Гарри вышел проводить нас.

— Вот ваша одежда, — он протянул мне пакет. — Не знаю, как вас и благодарить.

— Всегда к вашим услугам.

— Грешно злоупотреблять.

Мы обменялись быстрыми взглядами, в которых читалось взаимное уважение, предваряющее начало дружбы, и я подумал, почему из них всех Гарри наименее озабочен тем, очутится ли Нолан за решеткой или нет.

— Он не всегда такой, — начала разговор Мэкки, когда мы отъехали. — Я имею в виду Нолана. Он может быть обаятельным и веселым. Или, вернее сказать, был таким до всей этой истории.

— В сегодняшней газете я прочитал, что вы были с ним помолвлены.

— Да, была. В течение трех месяцев. Пять лет тому назад.

— Что же произошло?

— Мы встретились на Охотничьем балу. К тому времени я уже знала, кто он. Врат Фионы, жокей-любитель. Это было какое-то наваждение. Я с детства любила лошадей — еще не научилась ходить, а уже каталась на пони. А тут жокей-любитель! Познакомились, я рассказала ему, что иногда остаюсь у Фионы. Мы провели вместе весь вечер и… и… всю ночь. Это случилось как-то неожиданно, молниеносно. Не говорите Перкину. Интересно, почему иногда совершенно незнакомым людям выбалтываешь то, что скрываешь даже от близких и вообще от кого бы то ни было. Извините, забудем этот разговор.

— Гм, — пробормотал я, — а что произошло, когда вы проснулись?

— Все это потом закрутилось, как в американских горках. Каждую свободную минуту мы проводили вдвоем. Через две недели он попросил моей руки, и я согласилась. Какое это было блаженство. Я не чувствовала под собой ног. Бегала смотреть скачки, в которых он участвовал… Нолан околдовал меня, говорил, что я приношу ему удачу.

Мэкки замолчала, на губах ее играла улыбка.

— А что потом?

— Сезон скачек закончился, и мы начали планировать наше бракосочетание… Даже не знаю, как сказать… Может быть, мы надоели друг другу. Не помню, когда я осознала, что все это ошибка. Нолан сделался раздражительным. Вспышки гнева, какая-то злость. И вот в один прекрасный день я сказала: «Ничего у нас не получится», он согласился: «Именно так». Мы обнялись напоследок, выдавили по слезе, и я вернула ему кольцо.

— Вам повезло, — заключил я.

— Да, а что вы под этим подразумеваете?

— Выбрались из этой помолвки без драчливого супружества и омерзительной процедуры развода.

— Здесь вы правы.

Мы подъехали к усадьбе Тремьена, и Мэкки притормозила у стоянки.

— С тех пор мы не перестали быть друзьями. Перкину это создает определенный дискомфорт. Видите ли, Нолан блестящий и бесстрашный наездник. Перкину до него далеко. Поэтому, когда мы одни, то стараемся избегать разговоров о лошадях. В этом есть смысл, поверьте. Я говорю Перкину, что ему следует быть благодарным Нолану — ведь он отпустил меня и теперь я принадлежу только тебе. Однако эти мои увещевания вряд ли облегчают его душу.

Она вздохнула, отстегнула ремень безопасности и открыла дверцу.

— Послушайте, вы мне нравитесь, но Перкин очень подвержен чувству ревности.

— Постараюсь поменьше обращать на вас внимания, — пообещал я.

На губах ее заиграла откровенная улыбка.

— Оттенок старомодных формальностей никогда не подводил. — Она повернулась, чтобы уйти, но затем вновь обратилась ко мне. — Я пройду через наш вход, вход в нашу половину дома, мою и Перкина. Посмотрю, как он там. Пора ему уже прекратить работать. Не исключено, что мы нагрянем к вам немного выпить. Такое часто случается в это время дня.

— Прекрасно.

Она кивнула и шмыгнула в дверь.

Я же повернулся и пошел на половину Тремьена, причем очутился у входа так быстро, будто в этой усадьбе и родился, а не мерз еще вчера утром на чердаке тетушки моего друга.

В семейной комнате я застал Тремьена, который уже разжег камин и наполнил свой стакан джином с тоником. Блики света от полыхающего огня отражались на его лице — Тремьен бесстрастно выслушивал отчеты о результатах процесса над Ноланом.

— Виновен, но не наказан, — наконец сделал он свое заключение. — Удалось выскользнуть. Не он первый, не он последний.