Ирина Шанина - Эвтаназия Страница 17

Тем временем мама закончила приготовления к конкурсу. На большой белой салфетке было аккуратно разложено несколько предметов: посередине лежала папина трубка, слева от нее два мандарина, левый нижний угол оккупировал радостно оскалившийся череп (а я-то недоумевала, зачем мама попросила у меня мой любимый брелок), еще там были четыре разноцветные соломинки для коктейля, будильник, конфета «Мишка косолапый» и маникюрные ножницы. Мы с удивлением смотрели на этот своеобразный натюрморт. Но мама живо прикрыла его второй салфеткой.

— А теперь, — продолжил папа голосом эстрадного конферансье, — внимание! Условия конкурса!!! В течение тридцати секунд вы смотрите на вещи, разложенные на салфетке, после чего уходите в соседнюю комнату, мы кое-что меняем, можем даже что-то убрать. Вы возвращаетесь, и… Тот, кто определит, что изменилось и чего не хватает, и станет победителем. Внимание!!! Раз, два… три!

Мама сдернула верхнюю салфетку, и мы уставились на разложенные вещички. Дядя Никита с секундомером в руке следил за временем.

— Пять, четыре, три, два один… Все!

Мама быстро накинула салфетку.

— Давайте-давайте, в ту комнату, живо, — погнал нас дядя Никита, хитро улыбаясь.

Мы неохотно вышли.

— Что за дурацкий конкурс? — возмутилась. Маринка.

Ясное дело, они с Добрыней любят конкурсы музыкальные. Например, угадать наигрываемую на пианино мелодию. В таких конкурсах я вылетаю уже на первом же туре, а они еще минут пятнадцать соревнуются друг с другом, к вящей радости родителей. Мы стояли у дверей и молча ждали. В соседней комнате родители тихо переговаривались, чем-то шуршали, несколько раз хохотнул дядя Никита. Добрыня попытался подсмотреть, но был замечен и прилюдно пристыжен своей собственной мамой. Наконец дверь распахнулась, на пороге возник сияющий дядя Никита и торжественно пригласил всех «участников» пройти к месту состязания. Я выскочила первой, мне заранее было понятно, что жизнь преподнесет мне очередное разочарование в виде привычного проигрыша. Так чем быстрее закончится «состязание», тем лучше.

— А теперь слушайте условия конкурса. — Мой папа поднял руку, чтобы привлечь наше внимание. — Ниночка, раздай им реквизит.

Добрынина мама раздала нам листочки и карандаши.

— Вы все видели, что лежало на салфетке, — продолжал папа. — Признаюсь, мы кое-что оттуда убрали, кое-что добавили, а кое-что поменяли местами. Сейчас мы вам все покажем. Вы будете смотреть на это тридцать секунд, как и в прошлый раз. После чего ваша задача — нарисовать на листке все предметы, которые вы запомнили, или записать, что, по-вашему, изменилось.

Добрыня и Маринка заметно скисли: соревнование было явно не из тех, где они могли, не напрягаясь, демонстрировать свои преимущества — музыкальный слух и вокальные данные.

Папа сделал правой рукой эффектный жест, мама не менее эффектно сдернула салфетку, мы уставились на созданную родителями композицию. Тридцать секунд закончились, как мне показалось, раза в три быстрее обычного. Дядя Никита дунул в смешную пищалку, мама быстро прикрыла все салфеткой.

— Всем участникам конкурса, — торжественно провозгласил папа, — дается полторы минуты, чтобы написать или нарисовать — это кому как удобнее — все изменения, которые вы заметили.

— Дядя Миша, — заныл Добрыня, — мало полминуты.

— Не хныкать, — бодро перебил его папа. — Проигрывать тоже надо уметь достойно.

Добрыня с ненавистью посмотрел на него и удалился в самый дальний угол, плюхнулся в кресло и прикрыл ладонью свой листок — чтобы никто не подглядывал. Предосторожность совершенно не лишняя, так как Маринка уже вытянула шею, стараясь заглянуть в мой листок. Я демонстративно повертела чистый лист перед ее носом и пристроилась около журнального столика. Мама почувствовала напряженку:

— Марина, тебе не хватило места? Иди сюда… — Она расчистила край стола.

Маринка в последний раз сделала попытку разглядеть, написала я что-нибудь или нет, но я была начеку и быстро спрятала листок за спину. Маринка презрительно фыркнула, села за стол, быстро посмотрела по сторонам и, убедившись, что на нее никто, кроме меня, не смотрит, показала мне язык. Я молча отвернулась, закрыла глаза и попыталась вспомнить, что и как лежало на салфетке. На успех я особо не надеялась, поэтому решила не напрягаться — сколько вспомню, столько вспомню… Менее всего я ожидала, что увижу четкую картинку. Я открыла глаза и попыталась записать то, что увидела. Увы, ничего не получилось, изображение исчезло, я начала сомневаться.

— Время вышло, — громко объявил папа. — Сдавайте то, что успели сделать.

Добрыня и Маринка медленно подошли и протянули свои листочки.

— Так-так, — радостно начал папа. — Что тут у нас Добрыня вспомнил…

Папа вытащил заранее нарисованную схему композиции, показал ее всем и бегло просмотрел Добрынин листок, сверяясь с оригиналом.

— Пять ошибок, — с огорчением констатировал он.

Маринка злорадно захихикала. Папа начал изучать ее работу.

— Увы, Мариша, у тебя всего два предмета названы правильно…

Добрыня мстительно расхохотался.

— Ну а ты, Васенька? — Папа с жалостью посмотрел на меня. — Ты что-нибудь успела?

Я молча протянула пустой лист. Тут уже засмеялись оба — и Добрыня, и Маринка. Дядя Никита пришел на выручку моим родителям:

— Наверное, она устала очень. Давайте лучше пить чай.

— Я могу рассказать, что где лежало, — громко объявила я.

— Может, не надо? — вмешалась ведомая лучшими побуждениями мама.

— Нет, надо, — твердо заявила я, подошла поближе, чтобы можно было дотянуться рукой до салфетки, и закрыла глаза.

В комнате стало очень тихо. Я нащупала руками края и, сориентировавшись, медленно начала:

— Посередине лежала трубка, внизу слева, где сейчас лежат маникюрные ножницы, был мой брелок в виде черепа. А ножницы лежали справа внизу. Вот тут была конфета «Мишка косолапый», сейчас ее вообще нет. Наверное, кто-то съел.

Я прислушалась — никто не засмеялся, а ведь я пошутила.

— Во втором ряду снизу лежали четыре соломинки для коктейля. Если смотреть слева направо, то красная, желтая, зеленая и белая с синими полосками. Сейчас там лежит три соломинки. Убрали желтую и белую с полосками, а вместо них положили прозрачную. Еще сверху слева были два мандарина, теперь там лежит апельсин, а мандарины лежат наверху справа. Все.

Я открыла глаза. Все: мои родители, родители Добрыни, сам Добрыня и Маринка — молча смотрели на меня. Так смотрят жители провинциального городка на выступление фокусника в гастролирующем в их краях цирке шапито.

— Во дает! — выдохнул Добрыня.

Папа как-то вдруг засуетился и срывающимся голосом объявил:

— В конкурсе на самого наблюдательного убедительную победу одержала Василиса!

Все захлопали, мама вручила мне диск с игрой и тут же позвала гостей пить чай. С этого памятного Нового года я перестала комплексовать в присутствии Добрыни и Маринки. Да, у них есть слух (у Маринки средненький, у Добрыни — абсолютный), да, у Маринки к ее средненькому слуху прилагается вполне приличный голос, но… Зато я умею то, чего они не могут. Правда, папа (после очередной моей победы в конкурсе) все время повторял, что память можно натренировать. Но я знаю, что говорил он это, чтобы не было так обидно Добрыне с Маринкой, очень уж они переживали, когда победа вновь и вновь ускользала от них. Причем Добрыня точно тренировался. Я как-то раз встретила его около двадцать четвертого дома, где находятся курсы тренировки памяти. Он меня заметил, поздоровался и как бы вскользь заявил, что идет записываться в секцию по фигурному катанию. Мелькнула было у меня мстительная мысль изобразить интерес к фигурному катанию и набиться ему в попутчики. Но я быстро передумала и предпочла неторопливо скрыться в арке, после чего пулей рванула вокруг дома, рассчитывая, что осторожный Добрыня не сразу пойдет на курсы, а выждет некоторое время, чтобы я ушла подальше. Так оно и вышло: я выглянула из-за угла в тот момент, когда Добрыня звонил в металлическую дверь с латунной табличкой «Курсы тренировки памяти „Помнить все“».

Я потом не поленилась, нашла телефон и позвонила туда. Курсы оказались совсем даже недешевыми, да и занятия шли четыре раза в неделю. Как Добрыня успевал посещать школу, музыкалку и курсы — одному богу известно. Выручало, наверное, то, что тринадцатая музыкальная школа, которую, пожалуй, закончили почти все дети Кутузовского проспекта, находилась в соседнем двадцать шестом доме, знаменитом тем, что в нем полвека назад обитали первые лица государства.

Через три месяца был мамин день рождения. Состав гостей не менялся год от года, пришли дядя Никита с тетей Ниной и Добрыней. Как всегда, они захватили Маринку.