Лезвие света - Андреа Камиллери Страница 17

— Я понял. Мне надо подкатить к Лоредане.

— А вот и ошибаешься.

— Тогда что?

— Ты должен подкатить к Валерии Бонифачо. И должен тебя заверить, она того стоит — как женщина. Пусть Фацио даст тебе все сведения, и не суйся в комиссариат до тех пор, пока не закадришь ее.

Монтальбано заметил, что Фацио задумался.

— Что не так?

— Комиссар, я не уверен.

— Ты не согласен с поручением Ауджелло?

— С ним все в порядке. Меня берут сомнения: неужели они затеяли весь этот шурум-бурум из-за шестнадцати тысяч евро?

— По-твоему, мало?

— Не то чтобы, но мало по отношению ко всему остальному. Хотя это только мое впечатление.

— Возможно, ты и прав. Но пока что нам остается только идти вперед.

Помолчал немного, потом сказал:

— Кстати, я тут пораскинул мозгами, кем мог быть этот грабитель, и кое-что смекнул, особенно когда выяснилось, что речь идет о добровольном изнасиловании.

— Раз уж на то пошло, — сказал Фацио, — и я кое-что смекнул.

— Да? Ну назови имя.

— Давайте вы.

— Давай так. Ты назовешь имя, а я — фамилию. Идет?

— Идет.

— Кармело… — начал комиссар.

— Савастано, — закончил Фацио.

— Подумаешь, гении сыска! — раздраженно воскликнул Мими. — Это было настолько очевидно, что я решил не участвовать в вашем благородном турнире уровня детского сада.

Он встал и вышел из кабинета. Зазвонил телефон.

— Синьор комиссар, там до вас синьор Диндилин…

— …дон-дон, — договорил за него Монтальбано.

— Нет, синьор комиссар, его не так зовут, его зовут Диндилинзано.

— Проводи ко мне.

Интелизано не возражал против предложения Монтальбано.

— Согласен, синьор комиссар. Если вы желаете, чтобы мы съездили поговорить с тунисцами в Спириту-Санто, будет удобнее проехать туда со стороны Монтелузы — там дорога получше. Я всегда так делаю.

— Как договоримся?

— Лучше поедем на двух машинах, на моей и на вашей. Увидимся перед въездом в Монтелузу, у развилки на Арагону. В половине восьмого вас устроит?

— Вполне.

— Как мне вас представить?

— Инженер Карло Ла Порта.

Он уже собирался к себе в Маринеллу, когда позвонил Катарелла с известием, что к нему явился доктор Спустито из отдела по борьбе с терроризмом и желает говорить с ним, лично и персонально. Комиссар был с ним хорошо знаком.

— Его зовут Спозито, Катарелла. Проводи.

Спозито, заместитель шефа полиции, лет сорока пяти, был всегда неряшливо одет и нечесан и вечно куда-то спешил. Дел у них общих никогда не было, но они часто пересекались в управлении, и комиссар неплохо к нему относился.

— Отниму у тебя только пять минут, — сказал Спозито. — Тороплюсь. Пробегал мимо и вот решил…

— О чем разговор! Садись.

— Сразу скажу: мы провели негласный обыск в том домике в предместье Спириту-Санто. Ты был совершенно прав. Речь почти наверняка идет о грузе, состоящем из ящика с гранатометом и двух ящиков с боеприпасами. Но мне нужно кое-что уточнить.

— Давай.

— По словам Ауджелло, хозяин участка, когда заметил, что у домика появилась дверь, сообщил вам не в тот же день, а днем позже.

— Нет, он пришел вечером того же дня, но я уже ушел, и Ауджелло велел ему вернуться утром.

— И ты направился на место тем же утром?

— Да. А что?

— А то, что, если дело обстоит так, ясно, что за домиком велось наблюдение, и тот, кто его вел, знал, что Интелизано — не случайный прохожий, а владелец. Так что они примчались туда и все забрали, как только Интелизано уехал.

— Понял. Ну и что?

— Возможно — раз их застали врасплох, — что оружие еще не переправили. Возможно, его не успели увезти далеко, и оно все еще спрятано в окрестностях домика, где-то, где будет не так трудно его отыскать. Спасибо.

Он встал; они обменялись рукопожатиями.

Почему Спозито не упомянул о батраках-тунисцах? Разве он мог до сих пор не докопаться до них? Может, просто не хотел говорить об этом с комиссаром?

Прибыв в Маринеллу, он первым делом удостоверился, что Аделина не оставила его без еды, несмотря на записку.

Нашел в духовке картофельную запеканку с анчоусами. Не зная, как поступить, Аделина решила наготовить побольше, на случай, если ужинать будут двое.

Только он закончил накрывать на стол на веранде, как зазвонил телефон.

— Привет, комиссар.

— Привет, Мариан. Как все прошло с Лариани?

Ему не терпелось это выяснить.

— Плохо.

Монтальбано встревожился. Неужели этот козел пригласил ее домой, чтобы воспользоваться ситуацией?

— Он к тебе приставал?

— Ну что ты! Так бы я ему и позволила!.. Нет, все прошло плохо в том смысле, что он оказался упертым. Как я и предполагала, он показал мне всякую мелочь, а когда я попросила его не мелочиться, ответил, что, возможно, добудет для меня то, что я ищу, но ему нужно время, в том числе чтобы подумать.

— Сколько времени?

— Минимум два дня.

— Кота за хвост решил потянуть.

— Ну да. И это, увы, означает, что я не смогу вернуться в Вигату так скоро, как планировала.

— Где ты сейчас?

— Дома у родителей. Скоро будем ужинать. Да, слушай, вскоре после того, как я сюда вернулась, звонил Педичини с Корфу. Хотел узнать, как продвигаются дела с Лариани. Я ему сказала, что Лариани тянет волынку. Тогда он сказал одну вещь, которая поначалу показалась мне странной.

— А именно?

— Он советовал сказать ему, что меня особенно интересует что-нибудь кисти Паоло Антонио Барбьери.

— Это еще кто?

— Брат Гверчино. Мастер натюрморта.

— А почему тебе это показалось странным?

— Потому что, на мой взгляд, это слишком сужает круг поисков Лариани.

— Иными словами, это все усложняет.

— Или упрощает.

— Почему?

— Потому что я, естественно, тут же позвонила Лариани, сказала ему, что, если он собирается искать у других владельцев, то пусть спрашивает Барбьери, а он рассмеялся и ответил, что этой просьбы от меня и ждал.

— Что это значит?

— Я тоже не поняла. Но хватит уже говорить о моих делах. Можно я тебе кое в чем признаюсь?

— Конечно.

— Я так проголодалась!

— Вроде ты сказала, что скоро будешь ужинать!

Она засмеялась.

— Сальво, ты правда дурачок или прикидываешься? Я проголодалась по тебе! А ты?

Хоть он и был один, Монтальбано покраснел.

— Само собой, — все, что он сумел сказать.

Мариан снова засмеялась:

— Господи, порой ты бываешь так… очаровательно неуклюж. Ну же, комиссар, наберись храбрости и скажи, что хочешь меня.

Монтальбано прикрыл глаза, набрал сколько мог воздуха и нырнул.

— Я… тебя… — начал он.

И застрял. Конечно же, он ее желал, но сказать об этом у него не получалось. Слова бодро устремлялись ко рту, но губы оставались неподвижны,