Наталья Андреева - Влюбленные безумны Страница 18

– Ну, так графиня будет читать в покоях наследника. Надеюсь, это место еще не занято одной из ваших любимиц, ваше величество? – насмешливо сказал император, обращаясь к своей жене.

– У моего сына есть жена, – заметила та. – И ей решать, кому доверять такое ответственное дело, как чтение Библии.

– Я не возражаю против этого, – ответил цесаревич за Мари, которая плохо поняла, о чем идет речь, поскольку говорили по-русски.

– Решено, – сказал государь и перевел взгляд на другую даму.

Александра еще раз низко присела и поспешила смешаться с толпой придворных кавалеров и дам.

– Вам везет, – с надменной полуулыбкой сказала ей Смирнова-Россет. – Но как знать, долго ли продлится это везение?

«Как же я хочу отсюда сбежать! – в отчаянии подумала Александра. – Я чувствую себя здесь неловко, иной раз просто не знаю, что мне делать. Мне не у кого искать покровительства, кроме как у государя и цесаревича, а они смотрят на меня как на развлечение. Им, видите ли, нравится видеть мое красивое лицо и слышать мой приятный голос! Хорошо, что все пока ограничивается только этим!»

И опять-таки она порадовалась посту, хотя и считала его раньше утомительным. Делать нечего, ей пришлось идти исполнять придворные обязанности, как того захотел государь.

Апартаменты цесаревича, анфилада роскошно отделанных комнат с окнами, выходящими на Адмиралтейство, начиналась сразу от лестницы Ее Императорского Величества. Александра через Белый зал прошла в гостиную цесаревны, покои которой смыкались с покоями самого наследника. Государь же занимал бельэтаж, лишь его рабочий кабинет был на первом этаже, и все, кто проходил мимо дворца, могли видеть, как до глубокой ночи светятся эти окна.

Александра уже поняла, что, воспользовавшись отсутствием мужа, ее хотят приблизить ко двору, это желание и государя, и наследника. Этому желанию пытались противостоять, но, когда это требовалось, Николай Павлович проявлял свойственную ему твердость и даже жестокость. Видимо, он не просто настоял но своем решении, а обставил его как свое высочайшее повеление, чему никто противиться не смел. Даже члены его семьи. Поэтому Мари изо всех сил пыталась быть любезной с графиней Ланиной, но у нее это плохо получалось.

Болезненная цесаревна, не так давно пережившая сложные роды после тяжелой, совершенно измучившей ее беременности, с грустью смотрела на женщину, имеющую такой цветущий вид, особенно на ее пышную грудь, которая, даже прикрытая целомудренным платьем, все равно выглядела соблазнительно.

– Ми ошен ради вас видет, – с сильным акцентом сказала Мари и с мольбой посмотрела на мужа.

– Как вы находите покои моей супруги, графиня? – спросил тот.

– Они великолепны, – ответила она, опустив глаза. – Здесь все достойно вас и вашей сиятельной супруги, ваше высочество. Особенно восхитительны эти фрески на стенах.

– Вы увлекаетесь живописью?

– Разве можно оставаться равнодушным к такой красоте?

– Вы абсолютно правы, графиня, – сказал цесаревич с улыбкой, любуясь ею. – Александра поняла, что сама же его на это спровоцировала. Надо быть осторожнее. – Не хотите ли брать уроки живописи?

– Я?

– Отчего же нет? Увидев «Гибель Помпеи» Карла Брюллова, этим увлеклись все наши дамы. Картина впечатляет, не правда ли? Моя супруга и сестры берут уроки у профессора Шибуева. Не хотите ли к ним присоединиться?

– Если это возможно… – Александра чувствовала себя неловко. Цесаревич, не стесняясь, разглядывал ее, а Мари все больше впадала в уныние. – Не знаю, насколько я способна к живописи, ваше высочество.

– По виду вы романтическая натура. Должно быть, у вас замечательный голос. Вы поете?

– Нет, но я пишу стихи.

– Я так и знал, что у вас есть какой-то талант, – обрадовался цесаревич. – Вы непременно должны нам их почитать.

– Когда я здесь немного освоюсь, с удовольствием, – она уже пожалела, что сказала об этом. – Но я забыла сказать, что стихи, которые я пишу, плохие.

– Разве вы что-то можете делать плохо? – сказал цесаревич, с видом знатока разглядывая ее фигуру.

– Я обычная женщина, ваше высочество. Право, не стоит меня выделять.

– Вы скромничаете, графиня. Впрочем, вам и скромность к лицу, – он все с той же улыбкой задержал взгляд на ее пышной груди. – Так решено: вы и ваши таланты становятся отныне нашей собственностью, – пошутил Александр. – Разве можно оставаться равнодушным к красоте, как вы сами изволили заметить?

День, проведенный во дворце и повергший графиню Ланину в такое отчаяние, чрезвычайно воодушевил Аннету.

– Это замечательно, ma chére, что ты так несговорчива. Теперь тебя будут пытаться приручить, и это должно быть увлекательно. Двор полон похожих друг на друга людей, с почти что одинаковыми лицами, с одной и той же манерой обхождения, одними и теми же заученными словами. Каждый боится хоть как-то выделиться, хоть в одежде, хоть в речах. Поэтому царский двор стал невыносимо скучен. А какие раньше были приемы! Какие балы! Какие роскошные драгоценности носили дамы! Ты, как свежий ветер, прорвалась к нам и напомнила государю его молодость.

– Может, все дело в том, что его любовница беременна, и он срочно ищет ей временную замену?

– А кто мешает временному стать постоянным? Все зависит от тебя, моя милая.

– Мне предложили вместе с Марией Александровной и великими княжнами брать уроки живописи у Шибуева, – вздохнула Александра. – Это учитель рисования самого императора. Думаю, когда вернется Алексей Николаевич, он найдет во мне большие перемены. Как бы мы совсем друг от друга не отдалились. Если только он не вернется скоро и не сможет всему этому помешать.

Через несколько дней она с грустью читала полученное от мужа письмо. «Милая моя Сашенька. Я, как мог, старался сократить сроки моей инспекционной поездки, но, к великому моему огорчению, дела находятся в чрезвычайно запущенном состоянии. Я только что получил высочайшее повеление со всем этим разобраться. Поэтому вынужден задержаться в Москве, и не могу с уверенностью сказать, как долго это продлится. Мне сообщили о твоих успехах при дворе. Полагаю, ты всем довольна. Аннета по-прежнему будет тебе покровительствовать, положись на нее во всем. Твой любящий муж».

Прочитав это, она не удержалась и заплакала. Ведь он оставил ее совсем одну! И где взять силы, чтобы противостоять всем этим интригам и соблазнам?

… После объяснения с ней Элен на время притихла. Александра уже праздновала победу, думая, что графиня Безобразова готовится покинуть ее дом. Тогда можно будет заняться наконец его перестройкой.

Она как раз рассматривала образцы, присланные с Царскосельской обойной фабрики, чью искусную работу уже отметила во время визита в Михайловский дворец, когда в комнату вошла Элен.

– Я хотела бы устроить небольшой вечер, – как ни в чем ни бывало, сообщила графиня Безобразова.

– По-моему, время для этого не слишком подходящее.

– Ах, не прикидывайтесь ханжой, maman, – с досадой сказала Элен. – И потом, вам не все ли равно? Вы целые дни проводите в Зимнем. Говорят, вы берете уроки живописи, – в голосе падчерицы прозвучала ирония.

– И говорят, у меня неплохо получается.

– Должно быть, именно живопись так привлекает вас в Зимний дворец.

– Именно так, – спокойно ответила Александра.

– Так я пошлю приглашения? – Элен говорила об этом, как о деле решенном.

– Делайте, что хотите, – презрительно посмотрела она на графиню Безобразову. – Но только до приезда моего мужа.

– Как вам будет угодно, – холодно кивнула Элен и удалилась.

День выдался утомительным. Присутствие во дворце с утра до вечера требовало постоянного напряжения. Придворный этикет был слишком строг, и Александре, которая воспитывалась совсем не как дворянка, соблюдать его порою было просто невыносимо. Она чувствовала, что уже устала от этих одинаковых светских улыбок, заученных поклонов и тайного презрения всех этих дам и господ, с детства приученных быть при дворе.

– Какая вызывающая женщина эта графиня Ланина, – услышала она как-то, проходя по путаным коридорам Зимнего в покои великих княжон. Две придворные дамы обменивались мнениями.

– Слишком вызывающая. Я бы даже сказала, до неприличия.

– Зато мужчины от нее в восторге.

– Она же попирает устои! Если дело так дальше пойдет, при дворе появятся разного рода проходимцы. Во что тогда превратится двор?

– Она-то по крайней мере древнего рода. Ее мать – урожденная княжна Михайлова-Замойская.

– Откуда же тогда эти дурные манеры? Будто ее на конюшне воспитывали, а не в пансионе для благородных девиц! Да так оно, должно быть, и есть!

Александра с каменным выражением лица прошла мимо, да и дамы, надо сказать, ничуть не смутились. Зато порадовал Шибуев, отметивший у нее способности к живописи. Большую часть времени профессор, почетный член Академии художеств, проводил подле великих княжон, в то время как графиня Ланина, стараясь не привлекать внимания, корпела в уголке за своим мольбертом.