Татьяна Степанова - Валькирия в черном Страница 18

Вместо живой музыки музыка «неживая» лилась из мощных динамиков, предоставленных, как и все прочее оборудование для выездного банкета, местным рестораном «Речной».

Но и «Речному» не хватило сил и средств, и ресторан обратился к своим столичным партнерам. И те приехали организовывать «кайтеринг» на трех огромных фургонах-иномарках, привезя с собой все – от фарфора до плетеных кресел, от иллюминации до льняных скатертей и воздушных шаров.

На территории ресторана «Речной» на живописном берегу под липами расставили столы, натянули полосатые финские шатры, развесили иллюминацию, и праздник взял старт.

Адель Захаровна поразилась количеству обслуживающего персонала – какие-то парни в белых рубашках и черных брюках, девицы в платьях официанток с бейджами на груди. И все это крутится возле столов, снует, непрерывно следит за тем, чтобы бокалы гостей не пустовали.

Адель Захаровна решила не вникать во все эти подробности организации – невестка Анна сама пусть за всем следит, если сможет. А имениннице такое не к лицу. За все эти годы горя – это первый большой праздник в их семье. И не надо думать о том, сколько на все это потрачено денег, не надо удивляться тому, что половины гостей она вообще никогда и в лицо-то прежде не видела. Пусть так. Но все это нужно. Те, кто приехал к ней, к старухе в ее семьдесят, знали ее сына и, оказывается, до сих пор помнят его. Ну что ж, низкий за то им поклон.

По случаю юбилея Адель Захаровна надела синее платье. Темное, потому что траур по сыну она так для себя и не отменила. Но все же не черное.

Это платье сын Борис привез ей из Италии незадолго перед тем, как…

В общем, все эти годы платье висело в шкафу. А обновки – шерстяные накидки, брюки, туники, пальто – покупались лишь черного цвета в редкие наезды в Москву в ЦУМ или в ГУМ.

Анна выбрала для себя платье бирюзовое от Роберто Кавалли – в пол, с драпировкой, с открытыми плечами, с отделкой из кристаллов Сваровски. При ее стройной пышной фигуре и темных волосах это платье смотрелось необычайно эффектно.

Адель Захаровна обращала внимание, как оглядывают ее невестку гости мужского пола. Вот вам и вдова сорокашестилетняя! Что, взяли? Нет, есть еще и сила, и прелесть… и мощь, обаяние и шарм. А ведь сколько слез пролила после похорон Анька.

Как и все свекрови, в иные моменты Адель Захаровна недолюбливала невестку. Но сегодня на празднике, на своем юбилее, где она чувствовала себя этаким свадебным генералом, Адель Захаровна невесткой своей даже гордилась.

Старшая внучка красавица Гертруда по своему обыкновению нарядилась как кукла Барби, чем весьма позабавила Адель Захаровну. Это розовое платьице без бретелек. Девчонка знает, что чертовски хороша собой, и всегда этим пользуется.

Ишь, порхает как бабочка по лужайке среди гостей, среди накрытых фуршетных столов. Беззаботный мотылек…

Средняя внучка Офелия повергла Адель Захаровну в легкий шок своим нарядом. Бордовая нелепая юбка в пол, кожаный корсет – совершенно что-то невозможное! А волосы как выкрасила бедняга – желтые, словно солома, и вдруг какие-то нелепые пряди цвета воронова крыла. А эти «летные» очки, которые она приобрела на воскресном дизайнерском рынке где-то на «Красном Октябре» в Москве! Как это у них, у молодежи, называется – панк-стиль?

Панков еще только Офелии не хватало при ее врожденной хромоте. Ишь, ковыляет, как утка. К счастью, старшая Гертруда на нее положительно влияет, они любят друг друга и неразлучны. Но с ужасной манерой Офелии одеваться, покупать все эти «бабкины» юбки, шаровары, кожаные корсеты и пояса с шипами, Гертруда ничего поделать не может.

Наверное, все это возрастное – может, со временем и пройдет. Адель Захаровна из своего плетеного кресла за «главным» столом под липой оглядела поляну, берег реки, заполненный гостями, и не увидела младшей внучки Виолы.

А где же она? Где эта девчонка прячется? Адель Захаровна внезапно ощутила легкий укол беспокойства в сердце.

Самая младшая. Всего четырнадцать лет ей. И как же она не похожа… нет, в том-то и дело, что очень, очень похожа на… Что бы, интересно, в свое время… лет этак пятьдесят пять назад сказала бы Роза… Роза Пархоменко про это удивительное сходство?

Такие вопросы задает внучка Виола. Так порой рассуждает по-взрослому. Где же она? Вон Гертруда, вокруг нее всегда мужчины гуртом собираются. Красавица, королева красоты. Вон Офелия – хромоногая в своем кожаном панк-корсете в «летных» очках, вздедюренных на темя.

А младшенькая наша Виола… Вон она, стоит у стола с закусками, со сладостями, кого-то высматривает девчонка. А вырядилась-то как – клетчатая мини-юбочка, кружевной прозрачный топик. Это что ж она без лифчика, что ли, там? Адель Захаровна напрягла зрение. Точно! Вот бесстыжая, хоть и размер-то у нее нулевка, но ведь полагается носить уже в ее возрасте. Топик-то почти прозрачный.

Провоцирует пацанка кого-то… это все не просто в их возрасте, такие вот наряды – клетчатые мини-юбочки школьные, гольфики спущенные. Лолита хренова! Ну я тебе сейчас…

– Адель Захаровна, позвольте выразить вам наше глубочайшее уважение. Вот прошу познакомиться, это супруга моя.

Адель Захаровна не успела окликнуть Виолу и сделать ей внушение за внешний вид. Какой-то лысый гость (вроде Анна-невестка представляла его, но вот, убей бог, не вспомнить его фамилии)… импозантного вида господин в отличном дорогом костюме и его рыжеволосая супруга в шляпке заняли юбиляршу долгим разговором.

Адель Захаровна в их компании поднялась с плетеного кресла и прошлась по лужайке. Официант принес бокалы с шампанским.

Адель Захаровна, отвечая любезностями собеседникам, наметанным глазом отмечала, как обильно, вкусно, стильно и богато накрыты столы.

И как это сейчас ловко умеют делать закуски – и разные там тарталетки, и булочки, начиненные икрой, и авокадо, и галантины из креветок и морепродуктов, и рыба, паштеты, крекеры, фаршированные помидоры, зеленый салат, фруктовые салаты, эти самые новомодные «маффины» с сыром и беконом, пармская ветчина, соусы для барбекю, овощи-гриль для гарниров, свежая зелень. И конечно, восхитительные десерты.

Свежие ягоды – клубника, малина, смородина.

Печеные ананасы, яблочные меренги, груши в сладком вине сотерн, арбуз со взбитыми сливками, шоколадные кексы, профитроли с ягодным кремом, фруктовое желе в креманках, вишневый пудинг, мороженое с лаймом и киви, парфе с корицей, сливочные панны-котты, торт «Аляска», обложенный мороженым, восхитительный торт «Анна Павлова» с клубникой и безе, ванильное суфле, торт «Русская шарлотка».

Шарлотка… яблочная… сладкая, так некогда любимая Розой Пархоменко… единственный кулинарный изыск, что пекли в духовке газовой плиты, стоявшей на кухне в том доме…

Адель Захаровна внезапно ощутила, как от шума, от тостов, от шампанского, от назойливых вопросов, от сладких ароматов и запаха пряностей у нее темнеет в глазах.

То лишь минутная слабость…

Она выпрямила спину, вздернула подбородок, усилием воли отогнала дурноту и пригласила гостей «угощаться и веселиться».

Виола нашла в толпе того, кого искала, подбежала вприпрыжку.

– Павлик, сумасшедший день, правда?

Павел Киселев – в черном костюме при галстуке и в белоснежной сорочке – в своей обычной униформе кивнул девочке.

Он стоял под липой и смотрел на полосатые шатры, полные гостей, окружавших столы, пивших, евших, болтающих.

– Вот папу убили, а бабуля дожила до семидесяти лет. – Виола не отрывала глаз от охранника. – Интересно, я доживу до таких лет? Как считаешь?

– Иди к гостям.

– Не хочу, – она прислонилась к стволу липы. – Хочу тут с тобой. Будущее смутно, да, Павлик?

– Что?

– Ты меня не слушаешь. Я говорю – будущее смутно. Мало радости доживать до старости. Ничего никто не обещает хорошего нам. Ну в смысле юным, вашей смене, – Виола усмехнулась. – Конец света наступит, или прилетят эти чужие… черви на космических крейсерах и всех нас завоюют. А то, может, скосит болезнь – новая чума. Вирус. Все время в фильмах показывают.

– Ты поменьше смотри всякой ерунды.

– А ты на кого сейчас смотришь?

Павел вздрогнул, глянул на Виолу.

– Ты какой-то не такой сегодня, – сказала она. – Я еще с утра заметила. Болит что-то, да?

– Я в порядке.

– Нет, – Виола покачала головой. – Вон главврач нашей больницы, бабушка его пригласила, хочешь пожаловаться на здоровье, пойдем, – она шутливо потянула его за рукав.

– Что ты ко мне пристала? – Павел Киселев сразу убрал руку. – Перепил вчера в баре, вот и все дела.

– Фу, какая проза, – Виола надула губки. – Перепил… пошлость… А я думала, ты… у тебя такое лицо сейчас было… когда ты думал, что тебя никто не видит… Как будто ты смертельно влюблен… нет, словно ты хочешь кого-то убить… или кого-то очень боишься.

– Что за чушь? Кого это я боюсь?

Охранник отреагировал только на последнюю фразу, словно не услышав то, что сказала Виола вначале.