Энн Грэнджер - Убийство в старом доме Страница 18

— До свидания, инспектор Росс!

Мне удалось попрощаться достаточно спокойно; удалившись к лестнице, я ждала до тех пор, пока не вернулся Симмс, успешно выпроводивший незваного гостя. Настал его черед удивляться.

— Ах, Симмс! — сказала я ему. — Инспектор принес печальную и поразительную весть. Похоже, что бедную мисс Хексем убили.

Я испытала удовлетворение, увидев, как Симмс мигом лишился всегдашнего хладнокровия и, разинув рот, переспросил:

— Убили, мисс?!

— Да. Скоро сюда явятся полицейские и начнут допрашивать прислугу. Уж вы подготовьте всех, хорошо? Особенно полицию интересует, куда пошла мисс Хексем после того, как покинула этот дом, так что, если кто-нибудь что-нибудь знает, следует рассказать об этом полицейским.

Симмс кивнул, сглотнул слюну и издал гортанный звук; для себя я перевела его как знак согласия: да, он известит прислугу.

Я поблагодарила его и присовокупила просьбу принести мадеру в гостиную, потому что миссис Парри, скорее всего, понадобится укрепляющее средство. Получив такое распоряжение, Симмс как будто взял себя в руки.

— Сейчас принесу, мисс Мартин.

Я вернулась наверх к хозяйке исполнять свои обязанности. Голова у меня шла кругом — и не только из-за Маделин Хексем.

Глава 6

Вскоре после ухода инспектора Росса тетя Парри, выпив два бокала мадеры, объявила, что ей необходимо лечь в постель, и удалилась в свою спальню. Она вызвала к себе Ньюджент и распорядилась приготовить ей компресс с кельнской водой. Перед уходом тетя Парри долго и пылко распространялась о Маделин Хексем. Она, разумеется, огорчилась, узнав о постигшей ее компаньонку ужасной смерти, но чего же еще было ожидать? Доктор Тиббет оказался нрав. Девушка попала в дурное общество, что и послужило причиной ее страшной кончины. Что теперь скажет миссис Беллинг? В какое неловкое положение она попала! Впрочем, во всем виновата даремская знакомая миссис Беллинг, порекомендовавшая Маделин миссис Парри. Даремская знакомая миссис Беллинг показала себя плохим знатоком человеческой натуры, посоветовав нанять Маделин компаньонкой… Подумать только, она, тетя Парри, приняла ее под свой кров. Маделин не видела от нее ничего, кроме добра! Ну а теперь, дабы избавиться от возможных обвинений, даремская приятельница миссис Беллинг наверняка скажет, что она, миссис Парри, тоже не без греха. Надо было строже следить за Маделин.

Я слушала тетю Парри и думала, что ее речь очень похожа на детскую игру в «музыкальные стулья». В нее часто играют на детских утренниках… Расставляют стулья на один меньше, чем участников, пианист играет, а дети бегают вокруг. Потом музыка прекращается, и все спешат поскорее сесть. Тот, кому стула не хватило, выходит из игры. Никому не хочется остаться без стула… Музыка перестала играть для бедняжки Маделин, а все, кто ее знал, несутся во всю прыть, чтобы поскорее занять место.

Наговорившись, тетя Парри встала и заметила:

— Надеюсь, Элизабет, вы никогда не причините мне такого горя!

Неожиданно для себя я покраснела и сказала:

— Что вы, тетя Парри, конечно нет!

Я не люблю, когда меня подозревают в поступках, мысли о которых даже не приходили мне в голову… Неужели я кажусь тете Парри настолько глупой, что она думает, будто я способна сбежать с каким-то таинственным поклонником, которого никто не знал в лицо! Немного поразмыслив, я поняла, что угодила в ту же ловушку, что и остальные, и обвиняю саму Маделин в постигших ее несчастьях. Кем бы ни был ее поклонник, он обладал даром убеждения. Ведь Маделин ему поверила. Хотя… Может быть, оказавшись на ее месте, и я бы поверила ему? Впрочем, хотелось думать, что мне хватило бы ума распознать обман.

Тетя Парри смягчилась и похлопала меня по плечу.

— Вы ведь крестница Джосаи, и ваш папа был человеком почтенным, профессиональным медиком. Вас с Маделин нельзя сравнивать; вы с ней выросли в совершенно разных условиях. Что ж, ее судьба — урок для всех нас.

Как только тетя Парри поднялась к себе, я тоже поспешила удалиться в свою комнату и, усевшись на кровати, попробовала распутать клубок мыслей, не дававший мне покоя. Смерть Маделин послужила причиной странной встречи… Конечно, я его не узнала! Да и как было узнать? Ведь мы с ним виделись больше двадцати лет назад, когда оба были детьми. Однако все события и обстоятельства нашей тогдашней встречи я помнила отчетливо, как будто все происходило неделю назад.

В тот год начало весны выдалось сырым и холодным. Всю ночь безостановочно шел дождь… Именно дождь, барабанивший по стеклу, не давал мне уснуть. Я лежала в постели, натянув одеяло до самых ушей. Наконец, я погрузилась в неглубокий сон, но вскоре проснулась от стука нашего дверного молотка, за которым последовали сильные удары кулаком в парадную дверь.

Я села; вначале мне показалось, что гремит гром. Но потом я услышала издалека голос:

— Доктор! Доктор Мартин! Проснитесь, сэр!

Я вскарабкалась на подоконник и выглянула на улицу. Детская в нашем доме находилась на самом верхнем этаже; дом был старый и узкий, и комнаты помещались одна над другой, как в детской башне из кубиков. Еще не рассвело; далеко внизу тускло светил фонарь. Вокруг него разливался неверный круг желтого света. Фонарь держала в руке смутно различимая фигура. Я не испугалась, потому что привыкла к ночным визитам.

В нашем городке к моему отцу за медицинской помощью обращались чаще всего. Вторым врачом был старый доктор Фрей, но все знали, что доктор Фрей никогда не выходит из дому до завтрака, даже если дело срочное. Исключения он делал лишь для представителей знати. Вдобавок мой отец получил лицензию полицейского врача, и его вызывали на все происшествия. Нередко в предрассветные часы его вызывали, чтобы осмотреть безжизненный труп какого-нибудь бедняги, павшего жертвой пьяной драки в пивной, или мертвого бродягу, найденного у дороги. Такой ранний вызов мог означать что угодно: от полицейского дела до родов. Хотя в ту пору мне исполнилось всего восемь лет, в подобных вещах я уже прекрасно разбиралась.

Возможно, читателям я кажусь ребенком не по годам развитым, но именно так и обстояло дело. Когда мне было три года, умерла моя мама, и я осталась на попечении отца, экономки Мэри Ньюлинг и няни Молли Дарби, девицы рыхлой и вялой. Я обожала исследовать наш дом; бегала вверх-вниз по узкой лестнице и знала все укромные уголки. Впрочем, за мной не особенно следили. Вот почему мне часто удавалось подслушивать разговоры, не предназначенные для моих ушей, и узнавать много того, о чем большинство моих сверстниц даже не подозревало.

Одним словом, в тот день я тоже не боялась, что кто-то придет и прикажет мне снова ложиться в постель. Я слышала, как Молли мирно похрапывает в своей кровати в комнатке напротив. Ночной гость мог разнести нашу парадную дверь, а она бы даже не пошевелилась.

Я попробовала поднять раму, но моим слабым рукам удалось сдвинуть ее всего на дюйм. Над горами на горизонте уже занимался холодный серый рассвет. Сквозь щель я услышала голоса, которые отчетливо разносились на морозном воздухе. Отец спустился, открыл дверь и сейчас с кем-то разговаривал. Я услышала, как он сказал:

— Я сейчас же отправляюсь. Пожалуйста, сходите на конюшню и попросите мальчика запрячь пони в двуколку!

В тот миг в меня словно вселился какой-то бесенок. Не большой и серьезный бес, а именно маленький бесенок, маявшийся от безделья. Мне вдруг ужасно захотелось поехать с отцом. Я решила, что это будет забавно… Конечно, если я попрошу отца взять меня с собой, он ответит, что об этом и речи быть не может. Зато конюху наверняка понадобится немало времени, чтобы запрячь в двуколку новую кобылку, купленную взамен прежней. Наша прежняя кобылка отличалась нравом кротким и безмятежным; она никогда не возражала против того, чтобы маленькие девочки садились на нее верхом. Бывало, после того, как я забиралась на нее, она спокойно позволяла себя запрячь. Но потом она состарилась, и ее отправили на одну славную ферму, где вдоволь кормили и держали в теплом стойле — во всяком случае, так сказал мне отец. Я знала, что это неправда и наша старая кобылка отправилась на бойню. Но мне не хотелось огорчать отца своими догадками, поэтому я притворилась, будто верю в его ложь во спасение.

В детстве я иногда задумывалась: а правда ли мы после смерти отправляемся на небо, или нас тоже отправляют куда-нибудь вроде бойни? Потом я, конечно, корила себя за такие мысли, потому что в Библии говорилось о небесах, о рае и аде. Я бывала на похоронах и проникалась печалью и смирением, слушая слова о вечной жизни… К сожалению, о пони в Священном Писании ничего не говорилось.

Итак, в ответ на слова отца я лишь кивнула и выразила надежду, что фермер будет иногда угощать нашу старушку морковкой, потому что она ее очень любит. Отец, явно испытав облегчение оттого, что я не разрыдалась, ответил: да, насчет морковки он совершенно уверен. Так я рано поняла, что иногда проще принять заведомую ложь, потому что правда слишком тяжела. Подрастая, я неоднократно сталкивалась с примерами подобного поведения. Хотя даже в истории с морковкой стало ясно: ложь нуждается в том, чтобы ее постоянно приукрашивали. Оглянуться не успеваешь, как необходимость лгать и приукрашивать ложь становится невыносимой.