Анатолий Манаков - На грани фола (Крутые аргументы) Страница 18

- Пусть даже литературный вкус мне представляется явлением субъективного порядка, любые диковинные выдумки я невольно сверяю с законами правдоподобия. Пусть даже основной событийный стержень невероятен, но характеры, события и авторские размышления должны быть адекватны.

- Адекватны чему? - не выдержала Памела.

- Адекватны действительности.

- А сама действительности адекватна чему?

- Как чему, самой же действительности. Просто раз речь идет не о сказках, то лучше не злоупотреблять живым описанием в романе того, чего не было. И если уж описываешь, то не надо сюда приклеивать реально существовавшие фигуры с не нуждающимся в рекламе именем, без упоминания которых потеряется весь эффект восприятия.

- Все было бы хорошо, Алексей, но кто вправе судить, что есть адекватность, - не успокаивалась Памела.

- Ребята, кажется, вы заводитесь, - рассмеялся Джордж, - и это мне нравится. Лично я ещё не встречал состряпанный за несколько месяцев роман, который мог бы понравиться. Меня не прельщает игра на милых человеческих предрассудках. К тому же, с детства я не был легковерным, чем и оградился от лишних разочарований.

- А мне нравиться заводиться и заводить других, - не сдавалась Памела. - Просто на своем поприще литературного агента я обязана, хотя бы ради эксперимента, дать возможность автору идти своим путем, пусть даже кувыркаясь. Тем не менее, когда вижу, что писательские фантазии и способности расточаются главным образом на мучительные пароксизмы безумия, считаю это уже поводом обращения не ко мне, а к психиатру. Если этого не замечать, то и сама свихнешься, как при неумеренном курении опиума.

- О чем мы и говорим, - резюмировал Джордж.

- Причем не боясь показаться ортодоксами. - поддержал Алексей.

- Ох уж эта мужская солидарность! Но тут, джентльмены, интересно и другое. Даже у достаточно утвердившегося писателя воображение-то может ещё работать, но запас новых увлекательных тем катастрофически сокращается. В довершение, писательская известность налагает на автора и более жесткие требования, от него ожидают захватывающих историй и готовы пригвоздить его к позорному столбу, если тот не оправдывает своей популярности. От этого самого отчаяния даже личность с твердой литературной репутацией может вдруг начать нести сущий вздор.

- Это уже приближается к моей бывшей работе по предотвращению вздоров, не имеющей к литературе никакого отношения, - заметил Джордж.

Алексей вдруг неожиданно поднялся с кресла и подошел к перилам балкона. Взгляды устремились на него, поскольку он даже не обронил непременного для таких случаев "извините". Закурив сигарету, он повернулся к собеседникам и на красноречивое их молчание ответил:

- Извините. Как бы претенциозно я ни звучал, но если мне пришлось бы писать роман, то делал бы это с целью придать жизни какой-то смысл и с помощью найденных мною характеров рассказать о вещах интересных не только для моих соотечественников. При этом напоминал бы себе, что самое увлекательное должно быть не в сюжете, а в мыслях моих персонажей, способных зародить в людях новые мысли, желательно разумного свойства. Имею в виду без обреченности, скудоумия или фанатизма, которых в жизни и так хватает с избытком.

. - Провались я на этом месте! - воскликнула Памела. - Уверена, Алексей, вы пишите свой "роман века".

- Причем от руки и в одном экземпляре. Иногда набираюсь смелости делать это и на английском.

- Вот видишь, Джордж, интуиция меня не обманывает. Оставь, пожалуйста, нашему гостю мою визитку. Памела Флетчер редко ошибается в своем деле.

- Как итальянский издатель Фелтринелли, что вывез из России рукопись "Доктора Живаго", - уточнил Джордж. - Он надеялся, роман станет "бомбой", но прошло время и он оказался террористом. Сказано это было бы мною совершенно некстати, не продолжи я сейчас свою мысль. В современных романах, по моим наблюдениям, характеры террористов вырисовываются весьма плоско. Чаще раскрывается не их психологический портрет, а методы борьбы с ними. В Европе, да и у нас здесь, они часто представляются личностями, вызывающими не столько неприязнь, сколько восхищение.

- Потому-то серьезные беллетристы не торопятся с такими проектами, пояснила Памела. - Для начала они хотят выработать для себя нужную перспективу и понимание мотивов терроризма, всех его цветов и теней. Чувствуют безмерный риск броситься из одной крайности в другую, придавливая по дороге все ростки здравых суждений о политической стороне явления. Пока же ждем, что кто-то из инопланетян снизойдет и наконец объяснит нам что к чему.

- И хватаются за разные "ужастики", - добавил Алексей. - Конечно, трудно рассказать так, чтобы никто не заподозрил автора в претенциозности или интеллектуальной ограниченности. Скажем, чем лично меня может увлечь роман о террористах? Я должен почувствовать способность писателя возбуждать во мне духовный и интеллектуальный интерес, показать свою безжалостность к самому себе, проницательность видения незамеченного другими и бесстрашие посмотреть в глаза самой жестокой правде.

- От одной такой правды у меня мурашки разбегаются по телу, поддержал его Джордж. - Раствором, скрепляющим всю мировую цивилизацию, восточную и западную, всегда служила кровь человеческая.

- Трудно не согласиться, - всплеснула руками Памела, отчего сидевший у неё на коленях кот тут же спрыгнул на пол. - Мне нравится это путешествие не вдоль, а вглубь. Надеюсь, у вас должны быть свои соображения и по шпионскому роману. Когда-то от него многое ожидали, даже больше, чем от полицейского. Большая игра, крупные ставки и прочее вплоть до ядерного конфликта. Но из всех преуспел лишь Ле Карре, благодаря, отчасти, его опыту работы в британской разведке.

- Шпионский роман скребется по дну, - откликнулся Алексей. - На мой взгляд, его надо либо обновлять кардинально, либо ему уже не найдется достойного места в детективном жанре. Во многом это зависит от умения раскрывать таинство готовящегося заговора, точнее психологии заговорщиков. Редко кто способен наделить своих персонажей обстоятельными раздумьями и соответствующими чувствами, или творить с оглядкой подобно тому, как действуют сами заговорщики. А тема воздействия сурового наказания? Да не будь наказание за шпионаж столь суровыми, контрразведка повсюду сбилась бы с ног. В шпионских, да и не только в шпионских романах, не исхожены ещё все пути общения автора с читателем. Почему бы не сделать читателя героем романа на равных правах с другими действующими лицами, не настроиться на обмен с ним разного рода версиями? Но сделать это так, чтобы у него была полная уверенность - до всего он дошел сам.

- Я тоже всегда ищу откровений, берущих меня за душу, - признался Джордж. - Не столько слежу за шпионом, сколько за автором в ожидании от него откровений, пусть случайных, но обязательно в ладах со здравым смыслом.

Памела встала, грациозно расправила свое легкое платье и, почувствовав на себе вопросительные взгляды мужчин, заметила:

- Видно, самая жестокая правда может оказаться дьявольски неправдоподобной из-за раздвоенности человеческой личности.

- Которая решает, совершать преступление или воздержаться, - дополнил Джордж.

- И об исходе этого выбора можно только гадать, - откликнулся Алексей.

Это верно, есть люди, коих привлекает игра ума. Есть ещё и такие, которым ведомо чувство меры, или ощущения момента, когда нужно заканчивать приостанавливать эту игру.

- Почему бы нам не прогуляться по берегу, джентльмены? - предложила Памела и скинула с ног свои изящные белые туфельки, как бы намекая, что с её настойчивостью бороться бессмысленно, тем более, что сама она пока не покидает их компании.

Они вышли из дома на песчаный пляж. Дойдя до кромки, где обрывался накат волны, направились вдоль берега. Песок все ещё хранил тепло солнечных лучей, в заливе продолжался штиль. Ветерок был настолько неосязаем, что оставалось только гадать, откуда он, с материка или океана.

"Вот уж поистине райское местечко, - подумалось Алексею. - Поневоле засомневаешься, стоит ли напоминать себе о вечных муках ада, особенно когда рядом такая обворожительная, независимая особа. И все же, как смешно выглядит, наверное, со стороны уже немолодой мужчина, начинающий испытывать страсти своей юности."

Он шагал, чуть пропустив их вперед, интуитивно подчиняясь правилу третьего лишнего, однако и не отказывал себе в удовольствии наблюдать незаметно за легкой грацией движений женщины в белом полотняном платье. Своей фигурой, мягкой и чуть танцующей походкой та напоминала ему Джулию. Во всем её облике угадывалась настоящая леди и не из тех, кто мило обходится со своим кавалером, втайне презирая его за ничтожность. А какой у неё прирожденный дар быстро и естественно преодолевать неловкость первых моментов знакомства, создавать впечатление, будто ты знаешь её уже целую вечность.