Чингиз Абдуллаев - Фактор страха Страница 18

— Мы с Всеволодом Борисовичем решили проверить всех сотрудников группы, а для этого он рассказал каждому, в том числе и вам, что Рашит Ахметов готов дать показания. Причем время допроса Ахметова всем указал разное. Адвокат Ахметова — Давид Самуилович Бергман — появился в тюрьме в указанный вам час и стал требовать, чтобы его пропустили к подзащитному, поскольку допросы в столь позднее время запрещены. Хотелось бы думать, что это совпадение. Два совпадения в один день. Вы можете меня в этом убедить?

Она смотрела куда-то сквозь него, словно находилась в прострации. И Дронго растерялся.

— Галина, — он коснулся ее руки, — не бойтесь, скажите мне правду. Может быть, вы случайно проговорились кому-то. Вы меня слышите, Галя?

— Значит, это был обман. Рашит Ахметов не давал никаких показаний.

— Это была проверка, пришлось пойти на крайние меры.

— Проверка, — эхом отозвалась она.

— Галина! — воскликнул Дронго. — У нас всего несколько минут. Вспомните, кому вы сказали про Труфилова и Ахметова. Умоляю вас!

Она посмотрела на него, и такая боль была в этом взгляде, что Дронго содрогнулся. Потом решительно заявила:

— Я виновата. Я одна во всем виновата.

— Успокойтесь, вспомните, кому вы говорили о Труфилове. Это очень важно.

— Я во всем виновата, — упрямо повторила Галина, глядя на него почти с ненавистью, — я рассказала о Дмитрии Труфилове. Я сообщила о согласии Рашита Ахметова давать показания. Я во всем виновата и готова ответить по закону.

— Вы с ума сошли, — разозлился Дронго, — нечего терзаться и строить из себя героиню. Кому вы рассказали о Труфилове и Ахметове? Вспомните!

— Не могу, я совершила предательство и готова держать ответ.

Она порывисто поднялась и вышла в соседнюю комнату.

— Куда вы? — Дронго тоже вскочил.

— Я переодеваюсь, — крикнула она.

Он был в полном недоумении. Если она сказала правду, значит, он совершенно не разбирается в людях, а потому никудышный эксперт. Женщины такого характера и такой судьбы не способны на предательство. Но факты упрямая вещь, а они говорят не в пользу Галины. Он взглянул на часы. С минуты на минуту здесь появится Романенко. Почему она с такой легкостью признала вину и в то же время впала в прострацию? В этот момент Галя вышла из спальни в своей обычной одежде: строгой юбке ниже колен, темной блузке и кожаной куртке. Дронго шагнул было к ней, но она выхватила пистолет.

— Не подходите! — В глазах у нее стояли слезы. — Достаточно того, что вы мне наговорили. Я предательница. Это по моей вине погиб Дмитрий Труфилов. Я его подставила. Слышите? Я. А сейчас посторонитесь, дайте мне уйти!

— Нет! — Никогда еще Дронго не чувствовал себя таким беззащитным. Лучшую мишень трудно было найти. Она направила пистолет прямо ему в лицо.

— Убирайтесь! Иначе я выстрелю, — крикнула она.

— Вы не будете стрелять. Вы расскажете мне, как было дело. — Он говорил мягко, стараясь ее успокоить и в то же время лихорадочно размышляя.

Она признает свою вину, но не может скрыть отчаяние и слезы. Порывается уйти и готова применить оружие, если ее остановят.

— Дайте мне пройти, — взмолилась женщина. — Я не хочу вас убивать. Уйдите!

— Отдайте мне ваш пистолет, — сказал он, на всякий случай не двигаясь с места.

Она мучается, хочет уйти. Признает свою вину и страдает. Почему она страдает, куда спешит с оружием в руках? Если наказать того, кому все рассказала по простоте душевной, это глупо. Наказание заслуживает она сама. За излишнюю доверчивость. Доверчивость… Она кому-то доверила тайну. Доверила и…

— Мне нужно идти, — собрав нервы в кулак, выдохнула Галина. — Вам все равно меня не остановить.

— Вы доверили ему свою тайну, — вдруг сказал Дронго, — а он вас предал.

Она опустила пистолет, отвернулась и заплакала. Может быть, впервые в жизни. Это были скупые, не женские слезы. Галя стыдилась их. Дронго тоже испытывал стыд, сам того не желая, он причинил страдания этой сильной, волевой женщине. В то же время он предотвратил трагедию, которая могла произойти, не появись он здесь до приезда Романенко. Не вникнув в случившееся, сотрудники милиции могли попытаться ее арестовать, а она оказала бы сопротивление. И тогда произошло бы непоправимое. Дронго обнял Галю за плечи, осторожно взял у нее пистолет.

— Успокойся, — он перешел на «ты». — Ты не совершила предательства. Не совершила. Слышишь?

Дронго понимал, что Галю повергло в шок вероломство того, кому она доверилась, а не павшее на нее подозрение. Сама мысль о том, что человек, которому она верила, предал ее, была невыносима.

— Ты рассказала ему про Труфилова? — спросил он, совершенно не зная, о ком идет речь.

— Да, — кивнула Галина.

— И про Ахметова?

— Он расспрашивал как бы между прочим, мне и в голову не могло прийти, чтó он преследует. Какая же я дура, господи!

В этот момент в дверь позвонили. Она вздрогнула.

— Спокойно, — сказал Дронго, — я им все объясню. Иди в спальню и не показывайся.

Москва. 10 мая

Романенко сразу понял, что Дронго хочет сказать ему нечто важное, и попросил сотрудников подождать за дверью. Выслушав эксперта, он долго молчал, как обычно, когда предстояло принять важное решение, затем спросил:

— Что будем делать?

— Надо все проверить. Найти того, кому Сиренко выдала служебную тайну. С ней должен поехать человек, которому она доверяет.

— Вы можете такого назвать?

— Не могу. Потому что не знаю, как поведет себя в сложной ситуации тот или иной ваш сотрудник и кому доверяет Сиренко. Думаю, мне надо поехать с ней.

Всеволод Борисович снова замолчал. Операция предстояла опасная, а Романенко очень не хотелось подставлять эксперта. Однако дело не терпело отлагательств.

В этот момент в комнате появилась Галя. Лицо ее, совершенно бесстрастное, было похоже на маску.

— Извините меня, Всеволод Борисович, — твердо сказала она, — это я во всем виновата. Вы должны отстранить меня от работы в вашей группе. Я готова нести ответственность за свой проступок.

— Девочка моя, — Романенко поправил очки. — Дело не в ответственности. И не в том, чтобы вас наказать. Гораздо важнее установить, как произошла утечка информации и каким образом сведения об отъезде Труфилова стали известны убийце. И хватит твердить о вине и ответственности, Дронго мне все рассказал. Скорее следует вести речь о вашей доверчивости.

— Преступной доверчивости. — Она была к себе беспощадна.

— Сядьте и успокойтесь. Хотелось бы знать, кому именно вы рассказали о Труфилове и при каких обстоятельствах.

С тяжелым вздохом она опустилась на стул и начала говорить.

— Теперь я понимаю, что все было подстроено. Три недели назад я ездила к матери в Тулу, и моим попутчиком оказался… — она запнулась, подбирая подходящее слово, — этот тип. Представился писателем. Показал книжку со своей фотографией. Рассказал о себе. Бил на жалость. Мол, рано овдовел и пришлось одному воспитывать двух маленьких дочек. Даже фотографии их показывал. Я и развесила уши, поверила. Хотя ни дочек не видела у него в доме, ни написанных им книг. Дочки вроде бы гостили в деревне, у его сестры, а книги и рукописи находились на другой квартире, где он обычно работал. В общем, сплошное вранье. Жил он в хорошей квартире, шикарно одевался, ездил на «Волге».

— У вас с ним роман? — спросил Дронго.

— Можно и так сказать. Я даже замуж за него собиралась.

— Как его имя, фамилия?

— Роман Хатылев. Он говорил, что его книги продаются по всей Москве. «Сила любви», «Меч и разум», «Палач для любимой»…

— Ладно, сейчас проверю, что он там за писатель, — сказал Дронго и набрал по мобильному номер Зиновия Михайловича, своего оператора.

— Добрый вечер, — поздоровался он как мог любезно, зная, что оператор терпеть не может поздних звонков.

— Между прочим, уже полночь, — недовольным тоном ответил Зиновий Михайлович, — я собираюсь ложиться.

— Прошу вас, проверьте, есть ли такой писатель Роман Хатылев, и сообщите все имеющиеся о нем данные. По его словам, он автор книг «Сила любви», «Меч и разум», «Палач для любимой».

— Не так быстро, я записываю. Сейчас перезвоню. Только не беспокойте меня больше до утра, пожалуйста. Я хочу отдохнуть.

— Вы видели его паспорт? — обратился Дронго к Галине, убирая мобильный телефон.

— Конечно, хотела проверить, действительно ли он холостой. Оказалось, что да. Только не вдовец, а разведенный. Правда, он объяснил, что жена умерла сразу после развода. И я опять поверила. Он меня все расспрашивал то об одном, то о другом, особенно делом Ахметова интересовался. Говорил, что это ему нужно для книги.

— И вы ему все рассказали?

— Не все. Только про Труфилова. Его отправят десятого утром обычным рейсом Аэрофлота в Берлин. Сама не знаю, как у меня это вырвалось. А потом вечером, когда Роман ко мне пришел и опять стал спрашивать про Ахметова, чтобы он отвязался, сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания и на этом все кончится. Он аж подскочил, побледнел, вдруг вспомнил про друга, которому нужно отвезти лекарства. В общем, стал сам не свой. Я тут же приревновала, потому что баба есть баба, если даже она генерал. Подумала, он мне изменяет, на свидание спешит.