Марина Серова - Сияние алчных глаз Страница 18

Пылающие фары преследующей его «Волги» неумолимо накатывались сзади из темноты. Борзой свернул в первый попавшийся переулок и, повинуясь какому-то наитию, выбросил в окно прибор ночного видения. Теперь эта штука в его машине могла стать смертельно опасной.

Но еще опаснее был человек в милицейской «Волге» за спиной. Борзой понимал, что от него нужно уйти как можно дальше, выбраться туда, где есть люди.

Он боялся, что откажет мотор «Запорожца». Пока на узких улочках ему еще удавалось уходить от «Волги», но он проделывал это на пределе возможностей своей заслуженной развалины, и долго ли это будет продолжаться, не мог сказать никто.

Борзой свернул еще в один переулок, с грохотом пронесся мимо спящих темных домов и выехал на широкую магистраль, застроенную по обе стороны многоэтажками. Здесь горели фонари, и на перекрестках мигали светофоры. Отчаянно произнося в уме какие-то невнятные молитвы, Борзой погнал машину по улице.

Но здесь у него не было никаких преимуществ. «Волга» с синей полосой легко нагоняла его. Борзой затылком чувствовал испепеляющий свет ее фар. Он с тоской посмотрел вперед и увидел справа на перекрестке огни над входом в ночной ресторан «Бомонд». Его большие окна уютно светились, а рядом у тротуара стояло несколько иномарок.

Сзади требовательно и резко взвыл клаксон. «Волга» пошла на обгон, прижимая «Запорожец» к тротуару. Борзой быстро посмотрел налево и увидел зловещий силуэт инспектора, замершего над рулевым колесом, его скуластое, оскаленное от ярости лицо. И решился.

Резко вывернув руль вправо, Борзой бросил свою машину на тротуар. Та подпрыгнула, грохнула всем кузовом, словно собираясь развалиться на части, но одолела преграду и понеслась по тротуару.

Милицейская «Волга» обошла его и, повернув на перекрестке вправо, остановилась впритирку к бордюру. В последний момент Борзой успел вернуться на мостовую и, задев крылом багажник «Волги», проскочил перекресток. «Запорожец» на полном ходу врезался в припаркованный у ресторана «БМВ» и остановился.

Борзого швырнуло на руль. Он почувствовал сильную боль в груди и на какое-то время потерял сознание.

Еще не успел стихнуть звон стекла и грохот покореженного металла, как входная дверь ресторана распахнулась, и на улицу высыпала группа мужчин в вечерних костюмах. На их не очень трезвых ли-цах были написаны тревога и любопытство. Увидев сплющенный «Запорожец» и изуродованный «БМВ», они завопили и бросились к месту происшествия, размахивая руками. Впереди бежал грузный, абсолютно рыжий человек в черном костюме и багровом галстуке.

— … твою мать! — кричал он. — Вчера только тачку купил! Урою, падла! Душу выну!

Искаженное жирное лицо хозяина пострадавшей иномарки подтверждало, что это не пустая угроза. Он и его приятели облепили «Запорожец», пытаясь добраться до водителя. Заклинившаяся дверца не поддавалась. На инспектора ГИБДД, неслышно подошедшего сзади, никто не обратил внимания.

— Тормози, Толян! — сказал кто-то из мужчин. — Видишь, он в отключке. «Скорую» надо…

— Какую, твою мать, «Скорую»? — взорвался рыжий. — Я его сам вылечу!

— Ну-ка, расступитесь, господа! — властно сказал инспектор, проталкиваясь к «Запорожцу».

Но разгоряченные вином гуляки отреагировали довольно агрессивно.

— Чего лезешь, начальник?! — заорал рыжий, вплотную приблизив свое красное лицо к лицу инспектора. — Я с ним сам разберусь! Без инспекции! Ты бы лучше за порядком на улицах следил!

— Пониже тон! — сказал с угрозой инспектор. — Разойдитесь все! Этот человек — опасный преступник! Я должен задержать его.

— А это видел? — рыжий сделал неприличный жест рукой. — Я тебе заберу! Пускай он мне за тачку сначала заплатит!

Инспектор сузил глаза и выразительно положил руку на кобуру, которая висела на поясе. Однако это не произвело на пьяных никакого впечатления. Наоборот, они вошли в азарт и, оставив в покое «Запорожец», стеной надвинулись на милиционера.

— Уйди от греха, начальник! — посоветовал высокий кучерявый парень с золотым зубом во рту. — Посиди пока в холодке. Мы с ним сами разберемся, а потом тебя позовем…

Самый трезвый и разумный в этой компании, всмотревшись тем временем в скрюченного за рулем «Запорожца» водителя, неожиданно воскликнул:

— Да какой же это преступник! Я же его знаю — это Димка Борзой! Он в газете работает…

Из ресторана выходили еще люди. Движимые любопытством, они подтягивались к месту аварии. Скоро вокруг собралась целая толпа.

— Мужчины! Что же вы стоите! — вдруг закричала какая-то женщина, длинное серебристое платье которой переливалось и вспыхивало искрами. — Там же человеку плохо! — Взгляд ее наткнулся на неподвижную фигуру инспектора. — Милиционер, делайте же что-нибудь! Надо вызвать врача, срочно! Не стойте столбом! — Голос ее звучал презрительно и вызывающе.

Инспектор физически ощущал флюиды брезгливой ненависти, исходящие от подгулявшей принаряженной толпы. Он понял, что Борзой на какой-то время перехитрил его. Если, конечно, остался жив. Нужно было менять планы. Однако он не мог отказать себе в удовольствии негромко, но внятно сказать напоследок наглому рыжему, глядя тому прямо в глаза:

— Я тебя запомнил!

Потом он вызвал по рации «Скорую» и, сидя в машине, индифферентно наблюдал, как копошатся вокруг «Запорожца» люди в вечерних костюмах, пытаясь извлечь пострадавшего из машины. Только когда удалось наконец выломать покореженную дверцу и вытащить наружу вскрикивающего от боли Борзого, инспектор покинул свой пост и подошел ближе, чтобы удостовериться, что тот жив и в сознании.

Борзой корчился на руках удерживающих его мужчин, шипел от боли и просил посадить его на асфальт. После некоторого колебания его просьбу выполнили, и он застыл в неестественной позе, привалившись спиной к железному боку своего лимузина.

Вскоре подъехала «Скорая». После недолгого осмотра Борзого положили на носилки и погрузили в фургон. Разгоряченный и расстроенный рыжий намерился сопровождать своего обидчика в больницу. Врач не возражал. Рыжий запрыгнул в фургон и крикнул кому-то, чтобы за ним заехали.

Инспектор, играя желваками, вернулся к машине и сел за руль. Кто-то из гуляк пытался о чем-то спросить у него, но инспектор демонстративно захлопнул дверцу и, врубив мигалку, устремился следом за фургоном «Скорой помощи».

Въехав во двор больницы, он остановил машину метрах в двадцати от дверей приемного покоя, заглушил мотор и некоторое время мрачно наблюдал, как суетятся медики, перемещая травмированного журналиста из фургона в коридор приемного отделения. Потом он достал из кармана трубку мобильного телефона, набрал номер и требовательно сказал:

— Балчугина, пожалуйста! — и когда услышал мужской голос, скороговоркой сообщил: — Слушай внимательно! Это — Башкир. Я сейчас стою у больницы. Подъезжай сюда немедленно!

— Ты с ума сошел! — недовольно пробурчал Балчугин. — Первый час ночи!

— Не выспался? — зло бросил трубку инспектор. — Смотри, заснешь скоро вечным сном!

— Что случилось-то? — встревоженно откликнулся Балчугин.

— Я тебе все объясню, — вкрадчиво сказал инспектор, — когда приедешь.

— Ну еду-еду! — с обидой произнес Балчугин и положил трубку.

Инспектор спрятал телефон в карман и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать. Бригада «Скорой помощи» вышла из дверей приемного покоя и погрузилась в машину. Белый «УАЗ» с красной полосой и красными крестами заурчал и покатился к больничным воротам. Вскоре его огоньки растаяли в ночной тьме.

Теперь инспектор не торопился. Отсюда Борзой не уйдет, мимо него не проскочит. Кстати, совсем неплохо было бы, если бы у этого проныры-журналиста оказалась серьезная травма. С человеком гораздо проще общаться, когда ему больно и воля его подавлена.

Но как этот алкаш пронюхал про тайник? Кто навел его? По старой памяти, еще со времен, когда Косой Бор был запретной зоной, горожане не любили посещать те места, тем более зимой. Неужели действительно кто-то добрался туда именно в тот момент, когда на складе находится товар? Не может быть! Только накануне вечером там все было чисто — засыпано снегом. И если бы кто-то шастал по территории, это сразу бы было видно. Газетка, где работал Борзой, копала что-то насчет смерти Аникина, но откуда бы им знать, что тот ездил на заброшенную базу? Неужели следователь кому-то сказал о своих подозрениях? Но в прокуратуре никто даже бровью в ее сторону не повел. Может быть, жена знала что-то и рассказала журналисту?

Инспектор наморщил лоб. Ему пришла на память собственная фраза, которую он произнес дома у Старицкой — насчет того, что мэр должен дать вдове Аникина отдельную квартиру. Произнес тогда в шутку, но, пожалуй, стоит заняться этим делом вплотную. Если жена что-то знает, лучше заткнуть ей рот пряником. Ликвидировать ее сейчас — совсем уж будет перебор.