Ольга Степнова - Домик с крокодилами Страница 18

– Хенде хох!!!

– Гитлер капут! – откликнулась я, поднимая руки и выходя из машины. – Мне бы в Чусов-лэнд на полчасика…

– Вход тыща рублей, машина остаётся здесечки, и не проси даже, дальше на колёсах – ни-ни!

– Что так дорого-то? – возмутилась я, не рискуя опустить руки.

– Дак не на танцы едешь, а к приличным, небось, людям! – Дед ткнул меня в грудь берданкой. Я была уверена, что агрегат заряжен солью, но проверять не хотелось, поэтому я молча достала из сумки две тысячи рублей. Дед схватил деньги как коршун цыплёнка, сунул их в карман телогрейки и строго спросил:

– К кому? – Повесив берданку на плечо, он выудил из запазухи блокнот и приготовился писать.

– А к кому два парня на «Вольво» поехали?

– Я спрашиваю ты к кому?! – рявкнул дед.

– К Чусову. Племянница я его.

– Ох ты, ёкарный бабай, все к Чусову и все племянники, – пробормотал дед, делая запись в блокноте. – Как зовут?

– Чусова?

– Тебя!

– Маша.

– Из тебя Маша, как из меня Таня.

– Света.

– Документ покажь!

Всего за пятьсот рублей он согласился, что я Света без документов.

Пока он писал, я с высоты своего роста попыталась заглянуть в блокнот, но в темноте ничего не увидела. Скорее всего, дед только делает вид, что ведёт учёт, а на самом деле ждёт очередной мзды. Я достала из кошелька сто евро и помахала купюрой перед носом у горе-сторожа.

– Ёкарный бабай, – заворожено пробормотал дед, – Хошь, я тебя Изаурой запишу?

– Себя Изаурой запиши. А мне берданку продай и позволь на машине в посёлок проехать.

– Ёкарный! Бабай! – раскудахтался сторож. – Табельное оружие?! Продать?! Да только через мой генеральский труп! На. – С трагической рожей он протянул мне берданку. – У меня ещё есть. Но к Чусову только пёхом!

Я забрала берданку и села в машину.

– Только пёхом!! – заорал дед и лёг на капот.

– Слышь, Изаура, спрыгни, я очень быстро езжу, – по-человечески попросила я деда, но он прилип к капоту как солдат к амбразуре. Тратиться больше на него не хотелось, у меня и так денег мало осталось. Я газанула и тихонько поехала.

– Дорогу показывай, – приказала я безбилетному пассажиру, высунувшись в окно.

– Прямо! – подчинился приказу дед. – Налево! Опять прямо! Ёкарный бабай, не газуй, Машуня, мягче иди, мягче!..

Дорога к главному дому посёлка, надо сказать, была отвратительная. Низкая «Ауди» скребла днищем колдобины, проваливалась в глубокие рытвины и подпрыгивала на ухабах. Дед подлетал на капоте, загораживая мне вид из окна.

– Говорил, пёхом иди! – орал он. – Нет тут дороги, не построили ещё к дяде твоему автобана!

Машина вдруг куда-то нырнула, провалилась, забуксовала и… заглохла. Я высунулась в окно и обнаружила, что влетела в глубокую яму.

– Приехали, – спрыгнув с капота, сообщил дед. – Тутоси тебе и дядя, и тётя, и дно морское. Пёхом надо было переть!

Я вышла из машины, чтобы оценить ситуацию. Яма была не то, чтобы очень глубокая, но низкая спортивка засела в ней как лодка на мелководье.

– Ёкарный бабай! – выругалась я, с берданкой наперевес обходя «аудюху». – Если бы ты, дед, дорогу мне своей генеральской персоной не загораживал, я бы сюда не влетела. Какого хрена ты на капоте решил покататься?!!

– Тутось до цели рукой подать! Прямо, налево, прямо, налево, два шага назад, чуток наискосок, и – прямо в лапы к дяде своему попадёшь! При, Маша, пёхом, а я пока трактор подгоню, чтобы твою тарантайку вытащить!

– Да уж, подгони что-нибудь, – буркнула я и пошла, подсвечивая себе мобильником и нашёптывая под нос «прямо, налево, прямо, налево, два шага назад, чуток наискосок…».

Чусов-лэнд отличался недостроенностью, необустроенностью и полным отсутствием дорог. Он смахивал на дачный посёлок, где не все члены садоводческого товарищества скинулись на свет и грузовики с гравием. Уж не знаю, правильно ли я шла, только через пять минут у меня на пути выросла избушка метров тридцати в высоту, с куполами, колоннами, вензелями, барельефами и другими пошлыми излишествами. Избушка, как и весь посёлок, находилась в стадии доработки и ни забора, ни фонарей, ни мало-мальски обустроенной дороги возле неё не было.

Зато внутри кипело веселье… Автоматная очередь зубодробильным визгом прошила загородную тишину, и я поняла – Бизя здесь и нигде больше.

Зажав себе рот, чтобы не заорать «Бизон!», я побежала к дому, не боясь сломать ноги и налететь на пулю.

На первом этаже горели два окна – узкие амбразуры, плохо вписывающиеся в сложную архитектуру этого большого пафосного дома. За окнами слышались вопли, мат, грохот падающей мебели и сухие, одиночные выстрелы из пистолета. Лезть под пули было глупо, не лезть – тоже, ведь я столько денег потратила на берданку, и столько сил и фантазии, чтобы добраться сюда. Обнаружив, что входная дверь закрыта, и никакой швейцар не торопится мне её открывать, я полезла к окну, воспользовавшись одной из строительных лестниц, которых здесь было навалом.

Аккуратно, стараясь не высовываться, я заглянула через пыльное, испачканное извёсткой стекло, в комнату.

Картинка там была ещё та…

Возле стола, на котором красовались остатки пиршества – рюмки, коньяк, фрукты и разбросанная колода карт, – сидел привязанный к стулу тучный дядька с кляпом во рту. Глаза у дядьки вылезли из орбит, редкие волосёнки встали дыбом, а висок пульсировал синей жилкой. У его ног лежали трое крепких парней без признаков сознания, крепко перетянутых толстой верёвкой, и что интересно, парни были связаны не только по рукам и ногам, но и между собой. Рядом с ними валялись два пистолета и один автомат. Ни Бизи, ни Сома в комнате не было, но следы их пребывания здесь просто били в глаза.

Без церемоний я распахнула окно, – благо, на юге шпингалетами почти не пользуются, – и залезла в гостиную. Впрочем, может, это была и столовая. Дядька на стуле выразительно замычал.

Я угостилась глотком коньяка и выдернула у него кляп.

– Кто это тебя так? – поинтересовалась я у дядьки, хотя лучше него знала ответ.

– Это мой город, – просипел он, свесив голову на бок. – По-любому, это мой город!..

– Э-э, да ты, часом, не Чусов? – догадалась я.

– Это мой город… по-любому… – заклинило вице-мэра. – Мой… по-любому…

– Был твой, стал наш, – похлопала я его по плечу и проверила обойму валявшегося на полу автомата. Магазин был пуст, обоймы в пистолетах – тоже. Тут хорошо постреляли: на стенах чернели следы от пуль, на полу валялись гильзы, у одного из связанных парней оказалась прострелена рука – кровь блестела под ней густой лужицей. К двери дорожкой вели кровавые капли, очевидно, в наших рядах без ранений тоже не обошлось.

Я ещё раз угостилась коньяком.

– Ты кто?! – простонал вице-мэр.

– Племянница твоя. Не узнал?

– Точно… А я-то думаю, где тебя видел?! Развяжи меня… – Он тяжело дышал и выглядел, я бы сказала, – предынсультно. – Развяжи… печень сдавило.

– Не могу. У меня принципы. Если ты связан, значит, это кому-то нужно?!

– Тебя как зовут?

– Называй как хочешь.

– Хочется назвать сукой.

– Сука так сука. Хорошее русское имя.

– Развяжи, дочка… Печень свободы просит.

Я поднесла к его губам коньяк, и он жадно высосал бутылку до дна. Щёки у вице-мэра мгновенно порозовели, а жилка на виске перестала выдавать повышенное давление.

– Не развяжешь?

– Расскажи, что здесь произошло, а там посмотрим.

– Я всё рассказал! – завопил Чусов. – Не трогали мои люди громовского мальчишку! Не трогали! Они что, идиоты, так меня подставлять? Кафе это сраное – да, сожгли!! Очень уж моих парней там обидели, избили до полусмерти! А ребёнка… – Он часто задышал, опять свесив голову набок. – Ребёнка мои люди не трогали. Не могли они меня так подставить… Мы вечером тут сидели, в карты играли. Вдруг врываются два бугая и – пиф-паф! Мои парни пикнуть не успели, как их всех связали, допросили, уложили, расстреляли. Это мой город! – подняв голову, вдруг заорал Чусов. – По-любому, это мой город, и никто не может хозяйничать в нём!!! – Прооравшись, он снова сник, скис, свис с верёвок и тяжело задышал.

– Из нападавших никто не ранен? – ускорила я допрос, боясь, что Чусов потеряет сознание.

– Толстого слегка зацепило. Царапина на ноге.

– Куда они ушли?

– А я знаю? Взяли с собой Боцмана с Пале-Роялем и куда-то ушли. По следам крови найдёшь, племянница…

– Пале-Рояль – это водка?

– Это зам Боцмана, дура. А Боцман – это мой главный по… экономике и безопасности…

– Ясно. Что-то неохота тебя развязывать.

– Почему?

– Хорошо сидишь.

– Сука… Кто ты?

– Писательница. Материал для книги собираю.

– Ах, ты… Вспомнил, где я тебя видел! У меня в офисе, в туалете, книжка с твоей фоткой на обложке лежит!

– Это самое распространённое место, где я лежу, – вздохнула я. Болтать с вице-мэром было некогда, и я, поправив берданку на плече, пошла по следам крови.