Юлия Шилова - Крик души, или Никогда не бывшая твоей Страница 18

Глава 7

Открыв глаза, я увидела, что лежу в небольшой комнате без окон. Горел один-единственный ночник. Небольшая узкая кровать, застеленная довольно симпатичным постельным бельем, темно-синие обои с золочеными узорами, дорогая мебель. Все говорило о том, что я лежу не в каком-то подвале, где бегают тараканы и крысы, а в нормальной, со вкусом обставленной комнате, где отсутствует только дневной свет. Это очень странно, когда в комнате нет окон…

Я попробовала сесть, но почувствовала довольно сильную боль в ноге. Превозмогая боль, я все же села и увидела, что моя нога вполне профессионально забинтована. И тут меня охватил ужас. Страшный, леденящий ужас. Я напряглась и попыталась вспомнить все, что произошло за последние сутки. Бог мой, да в меня же стреляли! «В меня стреляли, стреляли» – завертелось у меня в голове. И я думала, что меня уже нет. А оказывается, я жива. Я просто была без сознания.

Неожиданно дверь открылась и в комнату вошла пожилая женщина в строгом синем платье, и белоснежном фартуке. Она несла поднос, на котором стоял фарфоровый чайник и чашка. Поставив поднос на сервировочный столик, она изобразила подобие улыбки.

– Простите, как вы себя чувствуете?

– Я даже не знаю… Я только пришла в себя, – ответила я нерешительным голосом.

– Это значит, что уже лучше.

– Что лучше?

– Если вы пришли в себя, значит, ваш организм справляется с болезнью.

– Вы так считаете?

– Конечно, это видно и по вашему лицу. У вас появился румянец.

– У меня слабость, кружится голова, меня тошнит. – Я почувствовала в женщине родственную душу, принялась ей жаловаться и чуть было не разревелась. – А еще у меня ногу тянет и мне кажется, что она у меня скоро отнимется.

– Не переживайте. Тошнота и головная боль скоро пройдут. Такое самочувствие бывает всегда после того, как человек некоторое время находился без сознания. А с ногой придется немного потерпеть. Я принесла вам обезболивающие таблетки. Они действуют очень быстро и эффективно. Попробуйте.

– Простите, а что с моей ногой? – спросила я тихим и совершенно чужим голосом.

Женщина растерялась. Видимо, она не ожидала такого вопроса и не знала, что ответить.

– В меня стреляли? – помогла я ей с ответом.

– Да. У вас пулевое ранение правой ноги.

– Пулевое ранение?! Это очень серьезно?

– Слава богу, пуля не застряла в ноге. Она прошла насквозь.

– Прошла насквозь? – Я посмотрела на забинтованную ногу и почувствовала, как на моем лбу выступил холодный пот.

– Поверьте, это лучше…

– Лучше чего?

– Лучше, чем резать ногу и доставать из нее пулю. Скоро все пройдет. Я вас уверяю. В этом ранении нет ничего страшного. Я вас уверяю, в дальнейшем не будет никаких последствий.

– Вы считаете, что в огнестрельном ранении нет ничего страшного?

– Я считаю, что в том ранении, которое у вас, ничего страшного нет. Кстати, давайте познакомимся. Меня зовут Вера Анисимовна.

– А меня Анжела.

– Вот и замечательно. Анжелочка, вы должны выпить горячего чаю и желательно с медом. Я вам его принесла. Вы не представляете, какой у нас вкусный мед. Я уверена, что вы никогда не пробовали меда вкуснее. Только для начала нужно выпить обезболивающее. Вы увидите, вам сразу станет легче. А насчет меда со мной даже не спорьте. Зеленый чай с жасмином и настоящий липовый мед… Это поднимет с кровати любого. У нас такой мед…

Я тупо смотрела на незнакомую женщину, которая как-то чересчур заботливо, по-матерински, наливала мне горячий чай.

– Вера Анисимовна? Вы сейчас сказали одну фразу…

– Какую?

– Вы сказали, что у вас вкусный мед.

– Совершенно верно. У нас и в самом деле вкусный мед.

– А у кого – это у вас?

Женщина чуть было не уронила чайник.

– У меня и у Якова Владимировича. Нет, я сказала неправильно. Всегда вкусный мед в доме Якова Владимировича.

– А вы ему кем приходитесь? Вы его мать?

– Нет, что вы, – смутилась женщина. – Я его домработница.

– Значит, я в доме Якова Владимировича… – слабым голосом проговорила я и страдальчески посмотрела на домработницу. Если Яков положил меня в комнате без окон, значит, он боится, что я сбегу, а раз боится, что я сбегу, значит, не хочет меня выпускать в ближайшее время. Значит, он что-то задумал… Что мог задумать мужчина, который не знает, каким образом я оказалась в его машине, который считает меня виноватой в смерти его жены и который в меня стрелял?! Мне стало совсем плохо, и у меня началось сердцебиение. Возможно, Яков хочет сдать меня в милицию, обвинив в гибели своей жены. У него деньги и положение. Ему поверят. А у меня… У меня ничего нет… Ничего, кроме неприятностей и личных амбиций, от которых в ближайшее время не останется даже следа. Кому нужна лимита, кто мне поверит?! Меня посадят в тюрьму, и на этом моя московская эпопея закончится.

От этих мыслей у меня страшно заболела голова и помутнело в глазах. Я взяла чашку чаю, услужливо протянутую мне Верой Анисимовной, и нерешительно спросила:

– А я могу попить чай и уехать домой?

– Что? – удивилась женщина.

– Я говорю, я могу попить чай и уехать домой? А еще лучше было бы, если бы я попила его уже дома. У меня тоже есть зеленый чай с жасмином. А насчет меда… Знаете, я его не очень-то и люблю… Но если хотите, можете дать мне баночку.

Я попыталась встать с кровати, и это мне удалось, хотя и с большим трудом.

– Я могу идти?

– Куда? – захлопала глазами перепуганная Вера Анисимовна.

– Домой, – почти взмолилась я. – К себе домой.

– Немедленно сядьте! Якову Владимировичу не понравится, что вы встали!

– Ничего страшного. – Я поставила чашку на стол и попробовала сделать шаг вперед. – Ничего страшного. Я и не хочу угождать Якову Владимировичу и не горю желанием… Я сама по себе…

– Яков Владимирович приказал мне не сводить с вас глаз. Он сказал, чтобы вы пока пожили в этой комнате…

– Но ведь здесь нет окон…

– А зачем они вам нужны?

– Вы меня спрашиваете, зачем человеку нужны окна? Тут что, весь дом без окон?

– Нет. Только одна комната. Супруга Якова Владимировича была любительницей выпить. Якову Владимировичу это не нравилось. Иногда он ее наказывал и закрывал в этой комнате. А окон тут нет потому, что она могла их разбить.

– Получается, здесь что-то вроде тюрьмы…

– Что-то в этом роде.

– Хорошо. Ваш хозяин наказывал жену за пьянство, а меня он за что наказал?! Меня наказывать не за что. Я сама пить не люблю и другим не советую. Я, пожалуй, пойду…

– Нет! – Женщина преградила мне дорогу. – Якову Владимировичу это не понравится…

– А мне плевать!

– На что?

– На Якова Владимировича и на то, что ему понравится, а что нет. Мне плевать! – с раздражением заговорила я и вдруг поняла, что избрала неправильную тактику. Мне не стоит пытаться бежать из дома. Судя по боевому настроению домработницы, это невозможно. Я в ловушке. Мне нужно ослабить бдительность врага, и, по-моему, я знаю, каким именно образом мне удастся это сделать.

За спиной Веры Анисимовны показался Яков. Он выглядел не самым лучшим образом. Какой-то осунувшийся, усталый, бледный. Я медленно попятилась к кровати и, превозмогая боль, села.

– Здрасьте, – нерешительно произнесла я.

– Здрасьте. – Яков недобро взглянул на меня и достал сигарету.

– Вера Анисимовна, а это кто? – обратилась я к домработнице.

– Как кто?! Это Яков Владимирович. А вы что, разве не знаете?

– Нет, – замотала я головой. – В первый раз вижу этого человека.

– Как это в первый раз?!

– В первый раз. Значит, это и есть Яков Владимирович? Теперь буду знать. А я никак не могла понять, о каком Якове Владимировиче вы говорили.

– Вы хотите сказать, что вы его не знаете?!

– Нет. А откуда я могу его знать?! Я вообще не понимаю, каким образом я попала в этот дом.

Домработница удивленно пожала плечами:

– Она вас не знает… Может, у нее что-то с памятью? Но ведь она назвала свое имя.

– Назвала. Меня зовут Анжела. Больше я ничего не помню. Хотя нет. Я помню, что я жила в деревне или поселке… В общем, в какой-то глухой провинции. Мне было там очень плохо. Даже чересчур плохо. Я долгое время мучилась, а потом решила ухать в Москву. Чтобы стать известной. – Я говорила и чувствовала, как кровь пульсирует у меня в висках. – Наверное, это было глупо – ехать в Москву, чтобы стать известной. В Москве полно своих знаменитостей. Они тут на каждом шагу. Но меня пригласил один человек… Правда, я не помню ни его имени, ни того, как он выглядит. Он обещал сделать меня известной. Говорил, что по мне плачет модельный бизнес, что я могу украсить обложку любого модного журнала… Я хорошо помню, что он это сказал. А дальше… Дальше ничего не помню. Нет, помню, как я вышла на перрон, помню, что испугалась многоэтажных зданий, но больше всего на свете я испугалась того, что в этом городе меня никто не ждал.

Я замолчала и осторожно взглянула на курившего Якова. Затем облизнула пересохшие губы и продолжила: