Айзек Азимов - Дуновение смерти Страница 18

Он дружески положил руку на плечо Брейда, и Брейд вдруг остро почувствовал, что он относится к этому старику так же, как аспиранты относятся к нему самому.

— Будь я на вашем месте, я начал бы все сначала. Выбрал бы себе область, настолько новую, настолько никем не разработанную, что просто нельзя было бы не сделать в ней открытий. Надо найти такую область, в которую еще не вторглись эти типы, сидящие на субсидиях. Вот взгляните-ка на этого орла!

Брейд удивленно поднял голову. Глаза птицы были закрыты, крылья сложены. Медленно приоткрылся и снова сомкнулся клюв, словно рот старика, который бормочет что-то во сне.

— При чем здесь орел? — спросил Брейд.

— Возьмем хотя бы его плотоядность. Он ест мясо. Вон те обезьяны, может быть, и питаются насекомыми, но в основном едят фрукты и вообще растительную пищу. Однако обезьяны-вегетарианцы ближе стоят к плотоядному человеку, чем плотоядный орел. Интересно, как это отражается на химическом составе этих трех существ.

— Что вы имеете в виду, Кэп?

— Я говорю о сравнительной биохимии, о химической разнице между организмами. Те немногие, кто этим занимался, ничего не смыслят в органической химии. А у вас есть специальные знания, которые помогут вам пойти дальше их. Ну как? Ведь это замечательно интересно.

— О боже, Кэп, — сказал Брейд, невольно улыбаясь, — да я не представляю: с чего тут начинать?

— Вот именно. Так испытайте свои силы.

— Нет, Кэп, нет. Меня это не трогает. Меня просто не привлекает работать с животными.

Энсон нахмурился.

— Займитесь этим, и я уверен, мне удастся уговорить Литлби. Он забудет о своих планах отказаться от ваших услуг и уж во всяком случае даст вам реальную возможность поработать над новой темой. Он, может быть, даже повысит вас на этом основании. Здесь нет ничего невозможного.

— Спасибо, Кэп. Но даже при этом…

— Вы что, просто боитесь всего нового?

— Нет, но тема должна увлекать меня, и, по-моему, сейчас меня интересует как раз кинетика. Я попробую сам закончить работу Ральфа. Попробую.

Энсон встал.

— Я пошел, Брейд. Вы делаете ошибку.

Брейд смотрел вслед удаляющейся фигуре, и в чувствах его была такая сумятица, что он никак не мог в ней разобраться. Бедняга Кэп. Он явно возмущен. Все еще раздает идеи, распределяет области исследований. Конечно, он ненавидит кинетику и механизм реакции — ведь именно из-за этих проблем его деятельность оказалась устаревшей.

Сравнительная биохимия?

Брейд взглянул на орла и подумал: «А что, если…»

На миг в нем встрепенулась надежда, но это объяснялось лишь обещанием Энсона попросить за него. И надежда была пустая, потому что Энсон не мог поколебать Литлби. В этом Брейд не сомневался. Только сам Энсон верил еще в свое могущество. Что касается работы Ральфа…

Брейд пытался сохранить в себе тот маленький зародыш надежды, которую он только что ощутил, но она ускользала. Конечно, если прочесть книгу Ранке по кинетике…

Но он достаточно был знаком с ней и знал, что чтение ее — тяжкий труд, может быть, даже непосильный для него.

Брейд сидел на скамейке, дожидаясь Джинни, и чувствовал себя очень одиноко.

Домой они вернулись около четырех часов. Дорис уже одевалась к вечеру, но этим сборам предстояло затянуться до самой последней минуты, когда все вокруг каким-то чудом уладилось и она, приведенная в порядок и затянутая в платье, оказалась готовой.

Дорис озабоченно посмотрела на них.

— Звонил Фостер.

— Фостер? Наш Фостер?

— Профессор Мерилл Фостер, который читает курс для дипломантов, хотя его должен читать ты. Тебе достаточно этого объяснения?

— Ну пожалуйста, Дорис! Я не настроен состязаться с тобой в сарказме. Что ему понадобилось?

— Поговорить с тобой.

— О чем, господи помилуй?

— Он не сказал. Он был очень недоволен, что к телефону подошла я, и все добивался, действительно ли ты будешь вечером у Литлби. Я сказала, что будешь.

— Гм! Как ты думаешь, что ему нужно?

— Понятия не имею. Но скажу тебе вот что. Он был ужасно говорлив, так и чувствовалось, что он старается скрыть возбуждение. И зная Фостера, Лу, я могу сделать вывод, что у него припасены для тебя дурные вести.

11

Дурные вести? А чего еще сейчас ждать! Наверное, те самые новости, которые ему уже принес Кэп Энсон, но только подтвержденные, отполированные до блеска и тщательно упакованные, готовые к доставке!

Однако Брейду кое-как удалось сохранить спокойствие.

— Не каркай, Дорис! Если это Фостер, то от него можно ждать чего угодно. Поделится, например, очередной грязной историей, которую где-то услышал. У меня в запасе полчаса, пойду-ка вздремну.

Он снял рубашку, брюки и ботинки, лег, но не заснул. В нем начал медленно разгораться гнев. Можно понять, что Литлби обсуждал его дела с Кэпом Энсом. Все-таки Энсон самый старший на факультете, выдающаяся личность, а кроме того, в прошлом он учитель Брейда. Но обсуждать это с Фостером… «Липун Фостер», — подумал Брейд с внезапной злобой.

Он вспомнил день, когда впервые увидел Фостера. Фостер был тогда еще юнцом, лет двадцать с чем-нибудь, не больше, и он только что окончил университет на Среднем Западе. Его провели по лабораториям, представили сотрудникам, и с самого начала он показался всем рослым и крупным, хотя высоким ростом не отличался. Он держался с веселой самоуверенностью, зная, кто какими исследованиями занимается, и с полным пониманием обсуждал с каждым его работу. Почему-то ни у кого не возникло мысли, что он просто вызубрил все это заранее, хотя иначе и быть не могло.

Брейд не любил Фостера за манеру немедленно считать себя хозяином каждого клочка земли, куда ступала его нога, но он постоянно боролся с этим чувством, даже тогда, когда Фостер сравнительно быстро продвинулся по службе и занял на факультете такое же положение, как Брейд.

Дорис решительно невзлюбила Фостера с самого начала.

— Он грубиян, и я не вижу в нем ничего забавного, — говорила она.

Фостер действительно был груб. Его любимым развлечением было рассказывать сомнительные истории, что, надо отдать ему справедливость, он делал мастерски. Его постоянно окружала атмосфера шутливого флирта. Он свирепо ел глазами секретарш, лаборанток, студенток. Стоя рядом с женщиной, он, как бы невзначай, осторожно обвивал рукой ее талию или плечи. По-видимому, это никому не казалось оскорбительным. Во всяком случае Брейд ни разу не слышал, чтобы хоть одна женщина возмутилась, дала Фостеру пощечину или пожаловалась Литлби. И иногда Брейда это весьма удивляло. Может быть, Фостер обладал каким-то животным магнетизмом, который был заметен (и нравился) только женщинам?

Поэтому он испытывал некоторое удовлетворение, случайно узнав, что все без исключения женщины, обитающие на химическом факультете, именуют Мерилла Фостера не иначе как «липун» Фостер. Сейчас Брейд беззвучно повторял это прозвище — «липун» Фостер. Ему казалось, что оно унижает Фостера, ставит на подобающее место.

Зачем Литлби понадобилось обсуждать с ним вопрос о Брейде? Если от Брейда хотят избавиться, пусть хотя бы считаются с его достоинством. Уж это-то он заслужил!

Брейд закрыл глаза. Если до того дошло, что его вышвыривают вон всем на посмешище, он найдет, как отомстить. В эту минуту ему казалось, что совсем не сложно овладеть сведениями, нужными для завершения работы Ральфа. Он найдет себе новое место и, опубликовав результаты исследований (да поможет ему Господь Бог!), совершит переворот в науке, работая в другом институте. Пусть тогда попробуют разделить с ним его славу…

Он находился на зыбкой границе сна и бодрствования, планы мести неуловимо менялись и принимали фантастические размеры, как вдруг до него донесся деловитый голос Дорис:

— По-моему, тебе пора одеваться.

Литлби жили в одном из старых предместий, границы которого бдительно охранялись от вторжения массового жилищного строительства.

Лет десять назад Литлби купил себе здесь участок земли, влившись таким образом в избранный круг, и теперь владел домом, который сохранил налет старины, приятно и необычно выглядел и был не лишен удобств. Панели и резьба, широкие лестницы и высокие потолки напоминали о временах, когда рабочая сила была дешевой, а лишние расходы, связанные с содержанием такого жилища, служили истинным признаком благополучия.

Там, где старина напоминала о себе слишком явно, на помощь были призваны достижения науки, так что кухня и ванные комнаты были полностью модернизированы. Они сверкали нержавеющей сталью и цветной плиткой, а в просторных подвалах разместились стиральные машины, сушилки и прочие принадлежности современного безупречного хозяйства.

Миссис Литлби встречала гостей сразу за дверью (в прежние времена, до того, как полностью вывелась каста домашних слуг, это делал дворецкий). Она была небольшого роста, лишена каких-либо черт, которые принято называть аристократическими. Ее серо-коричневым волосам, казалось, не хватило решимости поседеть как следует; они были тщательно уложены, но производили впечатление непричесанных. Ее глаза были как бы созданы для очков, хотя очков она не носила, а платье ее отличалось такой потрясающей безвкусицей, что это даже придавало ей индивидуальность.