Филипп Ванденберг - Тайна скарабея Страница 18

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – повторила доктор.

Камински не смог произнести в ответ и звука. Он лишь отрицательно покачал головой и попытался привести мысли в порядок. Наверное, уже глубоко за полночь, а возможно, и раннее утро. Прежде чем спуститься в гробницу, он закрыл барак изнутри. Как же доктор Хорнштайн могла оказаться здесь? Как ей объяснить, почему пол в бараке сорван и зачем он спускался в шахту?

Гелла Хорнштайн, очевидно, лучше ориентировалась в сложившейся ситуации. Во всяком случае, она больше не задавала вопросов, а просто помогала Камински подняться. Он упал в кресло и вытер рукавом пот со лба.

– Бог мой, на кого вы похожи! – сказала доктор Хорнштайн.

Она смочила носовой платок водой из сифона, стоявшего возле двери. Потом вытерла с лица Камински пыль, грязь и пот.

– У вас что-нибудь болит? – снисходительно поинтересовалась она.

– У меня все болит, – простонал Камински. – Но если вы хотите знать, не ранен ли я, то, к счастью, нет.

Камински был не против помыться от грязи и ждал вопроса: «Что вы, собственно, здесь делали?» Но казалось, что для доктора в этом не было ничего необычного. Камински не знал, что делать. В конце концов, это же ненормально: мужчина среди ночи вылезает из дыры в полу и падает без сил! Еще необычнее было то, что эту сцену наблюдает доктор и при этом не задает ни единого вопроса. Какого черта! Что происходит?

Наконец Камински прервал неловкое молчание:

– Как вы сюда попали, доктор?

Гелла Хорнштайн кивнула в сторону окна, словно хотела сказать: «Вы что, еще не поняли?»

– Ах вот оно что… – пробормотал Камински.

Он увидел мешок с остатками цемента, которым она, очевидно, разбила стекло в окне. Окно было открыто настежь.

– Разве вас не интересует, что я здесь делал? – наконец спросил он.

– Конечно, интересует!

– Так почему же вы не спрашиваете?

Гелла Хорнштайн улыбнулась.

– Я уверена, что вы и так мне все расскажете. В общем… ну, я хотела сказать, что обстоятельства очень странные.

Камински кивнул.

– На самом деле чертовски странные. И по правде сказать, вообще мало приятного в том, что вы здесь появились. Почему вы пришли сюда среди ночи?

– Я вас искала, – ответила Гелла Хорнштайн. – Я везде спрашивала о вас, но никто не знал, где вы. Тогда я села в машину и приехала сюда. Было закрыто, но сквозь щель в занавеске я увидела свет. Я испугалась, что с вами что-то случилось. Извините, если помешала.

– Да ладно уж, – недовольно проворчал Камински.

А что ему оставалось? Он должен был ей довериться, но не знал, с чего начать. Доктор не спускала с него глаз, а он смущенно подыскивал слова.

– Все это не так-то просто объяснить, доктор. Все началось пару недель назад, когда блок 17 свалился с грузовика. Я был как раз здесь, в бараке. Из-под досок пола ударил столб пыли. Это меня удивило, я стал искать причину и обнаружил эту шахту. Там, внизу, ход в гробницу. И там лежит мумия.

Камински остановился. Он внимательно посмотрел на девушку, ожидая хоть какой-нибудь реакции: восторга, недоверия, удивления. Но доктор Хорнштайн продолжала смотреть на него так же невозмутимо. Казалось, она ничуть не удивлена, так что Камински вынужден был задать вопрос:

– Что вы скажете по поводу всего этого?

Доктор Хорнштайн подошла к письменному столу Камински и уселась, свесив ноги. Потом она спросила:

– А мумию вы своими собственными глазами видели, Камински? Я хочу сказать, в возбужденном состоянии… А это абсолютно невероятная история… Так вот, в возбужденном состоянии люди иногда могут видеть вещи, которых на самом деле нет.

Камински состроил ехидную гримасу. То, что она не верила, сильно его задевало. Он даже подумал, не обидеться ли. Но потом полез в карман, достал скарабея, положил его на стол возле Геллы и сказал:

– И этого скарабея тоже не существует?

Женщина оцепенела. Она осматривала зеленого скарабея, будто какую-то омерзительную тварь. Потом положила зеленого жука на ладонь и другой рукой начала гладить его, словно он был живой.

Камински замер, глядя на руки Геллы. До этого времени он не обращал на них внимания, но теперь, когда она гладила скарабея, они напомнили ему тонкие желтые руки мумии. Сквозь тонкую кожу светились кости кисти и длинные фаланги пальцев. Разница состояла лишь в том, что в руках доктора струилась жизнь. Камински видел пульсирующую в венах кровь. Она двигалась толчками, словно от ударов током. И в нем проснулось страстное желание этой женщины.

Однако ситуация требовала объяснений. В стороне лежали длинные доски, в полу зияла глубокая дыра. На дворе уже серело, до рассвета оставалось совсем немного времени. До начала дня нужно было скрыть все следы.

Казалось, Геллу Хорнштайн это совершенно не волнует. Все ее внимание было сосредоточено на скарабее, которого она очень нежно, осторожно ласкала. Камински и комнаты для нее словно не было, а он не решался напомнить о своем существовании.

Проходили бесконечные минуты. Доктор Хорнштайн вздрогнула, словно на нее снизошло вдохновение. Она перевернула скарабея на спину и с удивлением начала изучать его отшлифованное брюшко.

Камински теперь и сам увидел семь косых иероглифов, таких же непонятных, как арабские или индийские письмена. Ему показалось, что и Гелле не под силу расшифровать тайный смысл этих знаков.

Когда Гелла начала бормотать какие-то непонятные слова, которые звучали как «аге-нефер-айати-нен», Камински удивленно взглянул на нее. Но потом вдруг понял, что она шутит, и от души рассмеялся. Смехом он разрядил накопившееся напряжение, и Гелла словно очнулась.

– Вы не могли бы перевести то, что сейчас прочитали? – весело спросил Камински.

Гелла Хорнштайн раскрыла от удивления глаза.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Об иероглифах, которые вы только что прочли. Вот! – Он указал на скарабея.

– Как это пришло вам в голову?

Камински разозлился:

– Я не знаю, чего вы хотите добиться, доктор, и мне это, пожалуй, совершенно все равно. Но вы только что вели себя так, словно читали текст на этом скарабее. Аге-не-фер… Или что вы там еще произнесли? Действительно, очень смешно.

– Я ничего не говорила, – упорствовала Гелла. – Даже если бы я и смогла расшифровать эти знаки, чему не училась, то все равно не смогла бы их прочесть. Разве вы не знаете, что это мертвый язык и никто не знает, как правильно произносить древнеегипетские слова?

– Я не понимаю. Уже сотни иероглифических текстов расшифрованы, значит, их все же можно прочесть!

– Правильно, они расшифрованы. Но это не значит, что эти тексты можно прочитать вслух. Вернее, прочитать вслух их можно, но это звучало бы не так, как произносили эти слова древние египтяне.

– Интересно, – заметил Камински. – Несмотря на это, вы только что прочитали этот текст. Может, попробуете еще раз?

– Но я не умею! – закричала Гелла и швырнула скарабея на стол. – Послушайте, не надо делать из меня идиотку!

С этими словами она спрыгнула со стола, и Камински успел заметить ее загорелые бедра.

– Что вы теперь намереваетесь делать? – робко спросила Гелла и заглянула в яму посередине комнаты.

Камински еще не представилось случая об этом подумать. Ситуация резко изменилась, когда здесь неожиданно появилась Гелла. Доктор Хорнштайн наверняка бы раструбила, что он обнаружил под своим бараком. Но он недооценивал ее.

Она подошла к нему и тихо, не дожидаясь ответа на свой вопрос, сказала:

– Надеюсь, Камински, вы предоставите мне возможность собственными глазами взглянуть на ваше открытие, прежде чем откроете эту тайну общественности. Или я прошу слишком многого?

– Нет-нет! – удивленно возразил Камински, не ожидавший такого поворота событий. – Но вы никому не должны рассказывать об этом, понимаете!

Доктор Хорнштайн удивилась:

– За кого вы меня принимаете, Камински? Это все-таки ваше открытие, и я рада, что была первой, кому вы рассказали о нем. Об этом больше никто не знает?

– О чем вы говорите, доктор! Еще пару часов назад я и сам не знал, что меня ожидает там, внизу. Но позвольте заметить: спуск в шахту – дело небезопасное! Вы должны это четко уяснить.

– Понимаю, – ответила доктор Хорнштайн. – Но если бы я была труслива от природы, то не поехала бы в Абу-Симбел.

Пока она это говорила, Камински понял, что она способна выдержать путешествие в шахту. Ему льстило, что теперь эта женщина зависит от его решения.

– Договорились! – заявил Камински и протянул доктору руку. – Когда вам удобно?

Гелла Хорнштайн пожала его руку холодно, но крепко. И сказала:

– Я обращаюсь к вам на «вы», но нахожу это нелепым, когда мы вот так общаемся. Мы должны говорить друг другу «ты». Меня зовут Гелла.

– Артур! – сказал Камински, смутившись, и добавил: – Хорошее у тебя имя…

Он смотрел на нее, не веря своим глазам и сомневаясь в серьезности происходящего. Ему захотелось высвободить руку из ее ладони, но не потому, что ему было неприятно прикасаться к ее телу, вовсе нет. Он просто хотел узнать о ней больше.