Михаил Васильев - Грибник Страница 18

Октябрина целыми днями была занята: курила, ходила в костюмерный цех обсуждать подробности предстоящего платья, иногда читала журналы, но больше всего разговаривала по телефону. Артур знал, что это надолго — на час, минимум. В это время он мог играть в шахматы с компьютером или читать в нем пьесы Уильямса Теннесси.

Недавно Артур принес в театр маленькие электронные шахматы, своего электронного соперника. Убивал время с ним. Октябрине объяснил, что это такой новейший миникомпьютер, и что только в нем есть особые программы и сведения, которые не влезают в компьютер библиотечный. Та удивилась, но поверила. Она всему верила.

По поручению Октябрины приходилось выискивать в интернете различные диеты, скачивать их. Потом еще необходимо их было где-то распечатывать — принтера тут, в библиотеке, не было. Но главной обязанностью Артура оставались устные рассказы о себе, с обязательным включением темы своей семьи, родственников. Так каждый день, долго и подробно. Кажется, считалось, что это неисчерпаемая тема.

— У меня сестра тоже любопытная, — с намеком рассказывал Артур. — Так я в детстве любил ее мучить: начну о чем-нибудь интересном говорить, а потом прекращаю. Перестаю…

— Ну, так нельзя, — сокрушалась Октябрина. — Нельзя так с младшими.

Она уже знала, кто в семье Башмачниковых старший, а кто младший. Артур только что выиграл, победил свои электронные шахматы, и от этого настроение улучшилось.

— А я когда-то щелкунчиком работал, — рассказывал он дальше. — На кондитерской фабрике, в ореховом цеху. Колол дверью грецкие орехи. Специальность такая была.

Октябрина верила и этому и даже не удивлялась. Иногда он так исподтишка дразнил старуху, та напрочь не понимала иронии. Окончательно оказалось, что она так невежественна, что Артур мог врать и болтать любую ерунду. Для развлечения, со скуки или от злости.

Единственное реальное действие, которое он здесь совершал — набирал тексты в компьютере. Набирал и иногда доставал отпечатанные листы где-нибудь в отдаленной комнате. Чаще всего, в драматургическо-литературной части. Получалось, что он здесь вроде как служил переписчиком, как Акакий Акакиевич у Гоголя. Чиновником для письма.

Иногда нужно было возвращаться к электронному каталогу.

"Тараканище", — набрал Артур сейчас. — Опять "Тараканище". Пронин Ю.Г. Балет по одноименному стихотворению К. Чуковского, клавир-либретто".

— Вы слышали, — заговорил Артур. — Сейчас уже с загробным миром связь установили. Собираются скоро поставить в почтовых отделениях, почтамтах всяких специальные аппараты. Можно будет звонить умершим родственникам, узнавать, как у них дела.

— До чего дошел прогресс, — удивлялась Октябрина. — Когда-то я принимала участие в спиритических сеансах. Увлекались мы спиритизмом. Беседовали с различными душами. — Принялась долго объяснять, где и с кем, на ком все принимавшие участие были женаты и побывали замужем. — С Пушкиным устанавливали контакты, с Распутиным. А когда вызвали дух Есенина, он стал так материться!..

— Я слышал, что в спиритизме так принято — надо обязательно спирт перед сеансом употребить? — поинтересовался Артур.

Октябрина задумалась:

— Вообще-то мы часто угощались различными напитками. Коньяк, вино. Водка тоже присутствовала. Но до спирта не опускались… Может быть, поэтому сеансы были не слишком удачными, — опять подумав, добавила она.

Было слышно, как практикантки-танцовщицы спускаются из репетиционного зала вниз, в душ. Как всегда задерживаются у зеркала возле библиотечной двери. Еще одного из множества театральных зеркал.

Артур прислушался к доносящимся обрывкам разговоров. Болтовня Октябрины слушать мешала.

— Устала, как лошадь, сегодня, — раздавалось за дверью.

— А я вся в синяках — так меня этот Генка хватал своими ручищами. Будто, на самом деле, мужик. — Послышалось хихиканье.

Почему-то стало обидно, что его имя там, по ту сторону двери не прозвучит. Над ним никто смеяться не будет.

Молодые балерины. Как оказалось, совсем земные девчонки, некоторые даже некрасивые. Если приглядеться, чуть более цветущие вследствие физических упражнений. Только шеи у всех балетных чуть длиннее. Обычные люди с длинными шеями.

Обрывки разговоров, голоса приближались и удалялись. Конечно, много говорили о сегодняшнем банкете. Этим вечером Фролов отмечал в театре свое новоселье. В зрительском фойе перед главным входом даже висел плакат "Лаврик! Желаем удачи, квартиры и дачи".

— Партию Фролло в "Соборе" будет танцевать Фролов, — оказывается, говорила Октябрина. — Во всех газетах-журналах об этом. Бывает же такое совпадение.

Артур почему-то так и предполагал. В понедельник наступал судьбоносный день — распределение ролей. Даже он в библиотеке ощущал этот наэлектризованный воздух.

— Все хотят Квазимодой стать, — сказал Артур. — А его-то кому вручат?

— Неизвестно пока. Сейчас идет борьба под ковром. И над ковром, и на ковре. Везде, — произнесла Октябрина. — Многим этой роли хочется. Только с Фроловым-Фролло все решено, оказывается. Вы, Артур Карлович, приходите на банкет вечером. Ах, не нужно ждать никакого приглашения, — сразу же попыталась она развеять сомнения Артура. — И никого не бойтесь — нас с великими рядом не посадят. Будет отдельный стол для таких, как мы: гримеров, костюмеров, декоративного цеха… Ну, что вы! Рабочие сцены не приглашены. Вы бы еще про шоферов заговорили.

— И чего он решил отмечать свое новоселье здесь? Я бы на фроловском месте отодвинул его, совместил с каким-нибудь торжеством, юбилеем что ли… А еще лучше, вообще, не стал на такую ораву тратиться — пусть думают, что хотят, потерпят, не обидятся.

— Какие вы нонсенсы говорите, Артур Карлович! Какой-то вы не театральный. У нас в театре и не обидеться, если есть причина обижаться… Такого никто не допустит. Не упустит.

"Тараканище", — набрал Артур в компьютере. — Это что, еще один? Рок-опера. Л. Гефан".

Незаметно наступил перерыв на обед.

Артур еще путался в коридорах театра и сейчас приходилось искать буфет практически по запаху. Впереди пахло тушеной капустой и вареными сосисками. После долгого безденежья хотелось так много всего и сразу.

После того, как Артур отдал наган Регине Табашниковой, все же осталось беспокойство за его судьбу. После этого встретиться с Региной не удавалось. Артур видел ее несколько раз, но она всегда оказывалась в сопровождении множества людей и не обращала на Артура никакого внимания, будто не замечала.

Размышляя, как бы побыстрее, от греха, вернуть себе наган, Артур подумал, что может быть стоит писать ей письма. Какие-то ироничные, напрячься и блеснуть остроумием. Стилизованные под любовные, можно даже, для смеху, рисовать сердечки на конвертах. И прятать таковые письма в букеты цветов. А цветы от него должны быть лесные, в соответствии с суровым имиджем.

В леса нужно было отправляться в ближайшие дни. Опять ночью звонил Аркадий Натанович из "Гранд Кокета". Сообщил, что рекомендовал Артура своему родственнику, тот держал в городе сеть пицца-хаусов. Родственник соглашался заключить с Артуром договор и сразу же обещал большой аванс, но теперь Артур должен был поставлять ему свежие грибы каждые выходные, регулярно. Каким-то образом раз в неделю необходимо было выбираться на Грибной архипелаг.

"Какой сегодня день? Уже пятница", — Теперь это имело значение.

Актеры вообще много времени проводили здесь, в буфете, и сейчас, в обеденный перерыв, их не стало больше.

До начала вечернего спектакля буфет всегда выглядел тускло, люстры на потолке не горели, на стулья были натянуты белые холщовые чехлы.

Присев на такой стул, Артур задумался: на каком сорте пива ему остановиться в новой жизни. Для этого сначала нужно было все эти сорта изучить. Решил взять три маленькие бутылки самого слабоградусного.

Актеры, как всегда, шумели о чем-то. Артур отсюда, с театра, собиравшийся совершить восхождение к вершинам какого-нибудь искусства, прислушался, глядя в бокал с зеленоватым "Миллером". Слышалось "Собор", "Собор", теперь окончательно сократившееся до одного слова название будущего спектакля. Ему будто дали кличку.

Всех заглушил и сейчас говорил горбун на высоченных каблуках, заведующий литературно-драматургической частью Зерцалов. Как все горбуны, он сидел на краю стула, рассказывал, что Великолуцкий собирается ставить спектакль в готическом стиле.

— Это впервые, — слышал Артур. — Новый жанр. Ужасы в театре, некий Хичкок на сцене.

Артур еще слабо разбирался в театральной иерархии, поэтому опасался горбуна. Подозревал, что тот, чего доброго, может оказаться его начальником. Сейчас подскочит, начнет ругать за пиво в рабочее время — перерыв давно закончился. Но Зерцалов пока не обращал на него внимания. В полемическом пылу встал и что-то вещал своим собутыльникам. Довольно высокий для горбуна, с коротким изломанным торсом и длинными ногами. Артур заметил, что волосы у него какого-то неестественно шоколадного цвета. Наверное, тот их красил.