Росс МакДональд - Три дороги Страница 18

Взглянув снова, Лэрри увидел, что Тейлор сидит у стойки бара, обратив к нему свою широкую синюю спину. Лэрри поймал себя на желании оказаться в баре вдвоем с Тейлором, чтобы никого больше не было, чтобы он так же сидел к нему спиной, а у самого Лэрри был бы в руках пистолет. Он чувствовал, что глубоко завяз в этой истории, и теперь без пистолета ему из нее не вылезти. Он отбросил эту мысль, но она возвращалась к нему снова и снова, испортив ему самодовольный восторг.

Глава 10

Брет обнаружил, что люди ему больше не нравятся. Ему не нравились мужчины среднего возраста с бурыми лицами алкоголиков, направляющиеся в бары или выходящие из них. Не нравились острогрудые девочки-подростки, щебетавшие оживленными группками и зыркавшие вокруг в поисках автографов, и взрослые женщины, похожие на упитанных птиц в ярком нелепом оперении. Ему были не по нутру пронырливые молодые мужчины без шляп, с расстегнутыми воротничками, с глазами, как прожекторы, пытавшиеся поймать свой шанс. Но больше всего он не любил самого себя.

Хотя его форменная одежда была достаточно теплой, а снижающееся солнце еще грело, все же он дрожал от какого-то непонятного озноба, стоя на углу Голливуда и улицы Вайн. Высокие здания, грохочущие улицы, быстро снующие загадочные толпы устрашали его. У него возникла постыдная тоска по своей комнате в госпитале и еще - по Пауле. Тоска по дому переросла в головную боль, которая давила на череп, как резиновые колеса. Материя, затянувшая окно магазина, от ветра вылезла наружу и втянулась внутрь наподобие эластичных стеклянных занавесей, спертый воздух разлетался в разные стороны со свистом.

Напротив остановилось незанятое такси желтого цвета, и он сделал отмашку. Такси было укрытием, куда он мог забраться. Ему надо было побеспокоиться также о том, чтобы снять комнату на ночь. Неизвестно, правда, на одну или на много ночей. Время и пространство слились в единый нереальный поток, проносившийся мимо него непонятным образом. Его завтрашний день олицетворял Лос-Анджелес, который мало кто хорошо знает, а он его вообще почти не знал.

Переходя улицу по направлению к поджидавшему такси, Брет почувствовал, что движение давит на него с обеих сторон, подобно прошлому и будущему, которые неразрывно связаны с настоящим. Но аналогия была неверной. Время двигалось по замкнутому кольцу, похожему на круг ипподрома. Он повторял себе это при каждой возможности. Он оказался в замкнутом круге, выходом из которого могла стать только смерть. Игра для отчаявшихся самоубийц.

- Куда вас отвезти? - спросил водитель.

- Вы знаете кафе "Золотой закат"?

- Заведение на улице Раунд? На этой улице есть кафе "Золотой закат".

- Думаю, это оно.

Они поехали по городу, мимо района Чирико, который застыл в бледном вечернем сиянии, а это мысленно переносило к другим аналогичным видам. Он почувствовал облегчение, когда подъехали к более старой части города, к районам трущоб и полутрущоб. Здесь ощущалось присутствие человеческого духа, может быть, потому, что в отличие от огромных полупустынных пригородов здесь вопреки своей воле жили и умирали поколения людей. Его голова еще трещала, как под давлением резиновых обручей, но напряжение вроде бы начинало ослабевать. Когда он вышел из такси на улице Раунд, к нему уже вернулись легкость и решительность.

Во всех окнах сверкали неоновые рекламы коктейлей. Надпись над дверью гласила: "Золотой закат", жареная курятина и отборные креветки". Брет прошел через открывающиеся в обе стороны двери, обитые искусственной кожей, в зал, заполненный людьми, которые понравились ему больше, чем народ возле Голливуда и улицы Вайн. Вечерняя пора только начиналась, или, может быть, еще не закончилось послеобеденное время, но все круглые стульчики у стойки бара оказались заняты. Люди в баре - возраст и доход большинства из них трудно было определить - сидели над своими бокалами почти в молитвенных позах, хотя кафе явно было более шумным заведением, чем церковь. Эти кровные братья, в чьих венах преобладал алкоголь, подумал он, молились Богу бутылки, чтобы немедленно получить на краткое время Небесное Царство на земле. И алкоголь погружал их в мечтательное настроение. Он чувствовал себя чужаком, присутствие которого требует объяснений, но никто не обратил на него внимания. Упитанный молодой человек в кабинке в глубине зала поднял голову от своей тарелки и посмотрел на него, как будто хотел поприветствовать, но быстро опустил глаза.

В проходе между стойкой бара и фанерными кабинками какой-то старец пританцовывал на неуверенных ногах фокстрот под мелодию песенки "Сентиментальная поездка", доносившейся из хриплого проигрывателя. Брет посторонился и позволил ему прошаркать дальше. Одинокий человек, цепляющийся за юношеские мечты, покрывшие глянцем умиления его выцветшие старые глаза. Брет не был уверен, что слышал раньше эту мелодию, но ее мягкий и грустный напев контрастировал с отдаленным завыванием ветра одиночества в его голове.

Он понял, что именно одиночество заставило Лоррейн прийти в это заведение. Он помнил о ней немного, но знал, что ей нравилась толпа, музыка из электропроигрывателя и влажное веселье баров. Боль, вызванная воспоминаниями о ней, была такой сильной, что он бы не удивился, если бы увидел ее в одной из кабинок нагнувшейся над своим бокалом, как видел раньше не один раз. Она сидела, подперев подбородок рукой, темные волосы свисали с висков, как неплотно сложенные крылья. В предпоследней кабинке сидела темноволосая девушка, которая могла быть Лоррейн. Но это впечатление рассеялось сразу, как только она повернулась и окинула его быстрым взглядом. Его разочаровали и оттолкнули колючие черные глаза и плотоядный рот. Но он ощутил и признательность за то, что лица умерших появляются только в воображении.

У конца стойки бара, рядом с матовым оконцем кухонной двери, он нашел свободный стульчик. Принять заказ к нему подошел крупный мужчина. Его живот под белым грязным фартуком напоминал плод беременной женщины.

- Шотландское виски с содовой водой? - переспросил он. Пока эти слова не прозвучали вслух, Брет и не подозревал, как ему хочется выпить. - В баре нет шотландского виски с начала войны. - Бармен говорил с сильным акцентом, подчеркивая свои слова движением густых черных бровей. - Хотите виски марки "Блэк энд уайт"? Будет стоит шестьдесят пять центов порция.

- Пусть будет "Блэк энд уайт".

Этот мужчина с центрально-европейским акцентом не мог быть Джеймсом П. Роллинзом. Роллинз - это английская или ирландская фамилия. Может быть, Роллинзом был бармен, стоявший на другом конце стойки, смуглый худощавый человек с бакенбардами, которые еще больше сужали его лицо.

Когда крупный мужчина принес ему сдачу, Брет оставил десятицентовую монету на стойке и кивнул в сторону смуглого молодого человека:

- Его фамилия Роллинз?

- Нет, это Род. Джимми сегодня не работает, у него выходной.

- Не знаете, где бы я его мог найти?

- Только не дома. Джимми ходит домой только спать. Просто побудьте здесь, мистер. Он все время заглядывает сюда, когда не работает. Здесь он получает выпивку со скидкой, понятно? Сам я так не поступаю. Никогда не подхожу к этому месту, если не надо идти на работу. В отличие от него у меня жена и семья. У меня трое детей, двое мальчишек. Они станут такими же большими, как их папочка. - Он выпятил живот в знак ликующего чувства отцовства.

- Прекрасно. А как выглядит Роллинз?

- Невысокий парень. Кудрявые волосы. Приплюснутый нос, он как-то сломал его. Оставайтесь здесь, я скажу вам, как только он войдет. Обычно он появляется в восемь или девять. Просто наберитесь терпения.

- Ржаное виски со льдом, Солли, - крикнул кто-то от середины стойки.

Брет шлепнул двадцатипятицентовую монету, которую держал в руке, на поверхность стойки бара. Улыбнувшись и поклонившись, Солли взял монету и положил ее в карман.

Брет посмотрел на часы. Еще не было и семи. Он решил ждать. Когда выпил первую порцию виски, то заказал вторую.

После второго бокала крепкого виски начало смягчать и рассеивать его меланхолическое настроение. Зеркало в позолоченной рамке за баром напоминало архаическую авансцену, на которой он наблюдал человеческие, трагедии. Стареющая женщина с безжалостно закрученными седыми волосами, одетая в облегающее платье, остановилась возле входной двери и стала изучающе осматривать зал усталыми близорукими глазами. Чья-нибудь мать, подумал он с карикатурной сентиментальностью, разыскивает своего непутевого мужа или заблудшего сына. Современная распутная Пенелопа, много лет не знающая любви, ищет своего потерянного Одиссея, чтобы показать ему результаты последней медицинской проверки. Невысокий мужчина в рабочей спецовке, сидевший рядом с Бретом, соскользнул со своего стульчика и кивнул женщине. Они вместе отправились в кабинку, которая оказалась ниже рамки зеркала, их отражение пропало.