Светослав Славчев - В ловушке гарпий Страница 18

— Вас интересуют и эти протоколы?

— Да, мадам. Вы ведь тоже занимались этими опытами?

В ответ следует неопределенный жест. В зеленых глазах проскальзывает досада.

— Отчасти… Лишь в плане дозиметрии. Как бы вам объяснить…

Я уверяю ее, что мне все понятно. Главным образом Манолов работал с Ленартом, но нельзя ли бросить взгляд на эти протоколы?

— Конечно, можно. Но они состоят сплошь из цифр — время облучения и технические данные. Вы прямо сейчас желаете ознакомиться с ними?

— Если можно.

Я ожидал, что дневники находятся здесь же, но ошибся. Фру Виттинг встает, просит нас одеть халаты и приглашает за собой. Данные хранятся в одном из отделений экспериментального блока.

Мы проходим несколько коридоров, спускаемся на первый этаж и попадаем в экспериментальный блок. Холодные белые стены, двери с тяжелыми круглыми запорами. Она вынимает из кармана две голубенькие трубки и прикрепляет к кармашкам наших халатов. Это сигнальные дозиметры, носить которые предписывается правилами безопасности. Остро пахнет озоном.

Виттинг нажимает кнопку звонка на одной из дверей и почти сразу же — будто нас ожидали! — она открывается. Перед нами пожилой мужчина. Ему под пятьдесят. Седые волосы, усталые глаза, окруженные сетью морщин. Очевидно, он собирается уходить, потому что на нем вместо белого халата старенький костюм.

Фру Виттинг представляет нас. Я не расслышал фамилии, но понимаю, что перед нами Макс, старший куратор экспериментального блока, что соответствует приблизительно должности нашего старшего лаборанта. Его вид красноречиво говорит, что перед нами — человек из того типа тружеников, которые на всю жишь остаются старшими кураторами, проработав много лет в одном и том же институте.

— Макс, — говорит фру Виттинг, — этот господин — наш коллега. Его интересуют последние протоколы доктора Манолова. Можно ему взглянуть на них?

Макс распахивает дверь пошире, окидывает нас усталым и полным равнодушия взглядом.

— Момент, фрау Виттинг! — говорит он и исчезает за одной из боковых дверей.

Через минуту он возвращается в халате, из кармашка которого выглядывает дозиметр. Затем отпирает соседнюю дверь и приглашает войти.

Мы оказываемся в узком бетонном склепе, залитом ярким светом люминесцентных ламп, с маленьким преддверием, в котором находится встроенный шкаф и электронные часы. Следующее помещение немного просторнее. В нем стоят лабораторные столы, а в одной из стен проделано круглое окно с толстым свинцовым стеклом. Под ним установлено странное сооружение — манипулятор с рукоятками управления. За стеклом, в радиационной камере, на столе, отливающем белизной, покоятся две длинные металлические руки робота. Стоит включить манипулятор и они придут в движение, с точностью до миллиметра повторяя движения человеческих рук. В подобном сочетании грубости металла и невероятной точности есть что-то космическое, неземное.

Макс проходит вперед, открывает один из шкафов у стены, достает прошнурованную толстую тетрадь и подает ее Виттинг. Она перелистывает несколько страниц и протягивает тетрадь.

— Вот здесь, ознакомьтесь.

Я вижу почерк Манолова, даты, номера подопытных животных. Все это вписано в готовые формуляры, облегчающие работу. Однако тотчас понимаю, что здесь лишь половина того, что мне необходимо: электронные счетчики на контрольных лентах зафиксировали дозы облучения подопытных животных. Но результатов последних исследований нет.

Я достаю из кармана листок с номерами опытов, которые мне нужно, и подаю его Максу.

— Можно ознакомиться с результатами вот этих опытов, коллега…

— …Нильсен, — учтиво кланяется он. — Прошу меня извинить, но для этого необходимо…

— … разрешение, которое у меня есть и которое я депозирую после получения копии! — заканчиваю я вместо него.

— Тогда все в порядке, — вновь кланяется Макс. — Надеюсь, завтра к обеду все будет готово. — Он внимательно смотрит на номера. — Я позабочусь об этом, здесь не так много работы.

Я благодарю его и обращаюсь к Виттинг:

— Простите, пожалуйста, за назойливость, но можно взглянуть на дневниковые записи последних наблюдений?

В первый момент она не понимает или делает вид, что не понимает моего вопроса.

— Последних наблюдений? Ах, да… Вы спрашиваете о физиологических и иммунологических наблюдениях. Они у доктора Ленарта. Это срочно?

— Нет, не очень, — отвечаю я. — Могу завтра еще раз заглянуть к вам. Скорее, в них больше заинтересована доктор Велчева.

Я поворачиваюсь к ней, и она сразу же включается в игру.

— Мы хотим повторить некоторые из последних опытов, — подтверждает она мои слова, — и продолжить работу по теме доктора Манолова. Если вы не имеете ничего против, мы попросим разрешения у профессора Ротборна.

Анна Виттинг на секунду задумывается и, не усмотрев в подобном желании ничего недозволенного, обращается к Максу:

— Как по-вашему, Макс, мы располагаем запланированным радиационным временем?

Вопрос, разумеется, носит риторический характер, ибо все зависит только от нее. Разрешение профессора — чистейшая формальность. Он вообще не может знать, что именно и на какое время планируется.

Как не знаю и я, приведут ли планируемые мной шаги к каким-либо обнадеживающим результатам.

ИНСПЕКТОР ДЕБРСКИЙ

После обеда я вновь сижу над дневниками в “ротонде”. Делаю выписки, сравниваю данные и все больше убеждаюсь, что мне необходимо поговорить с Ленартом. Я раздобыл его адрес и телефон и пытался дозвониться до него из кабинета Велчевой. Разумеется, впустую. Нужно заказать разговор с Парижем, а также с небольшим городком на побережье Бретани, где проживают его родители.

Рабочий день института заканчивается в шестнадцать часов. В коридоре делается шумно, в мою берлогу заглядывает Велчева и Эмилия и сочувственно справляются, не нужна ли мне их помощь. Показываю некоторые места в дневниках, и Велчева спокойно, стараясь не задеть моего самолюбия, расширяет мои познания в области иммунологии. Только я не самолюбив, а просто хочу выяснить для себя возможные ходы-выходы и не запутаться в лабиринте экспериментов.

Женя был человеком с воображением. Причем — не простым. Кажется, будто вся его работа в институте строго делилась на две части и выполнялась двумя непохожими людьми. Одна охватывала тему по трансплантации и выполнялась по всем правилам работящим и педантичным ученым, не позволявшим себе ни малейших отклонений от нее. Потом появлялся другой человек. Человек воображения, необузданной фантазии. Женя буквально преображался, часто отступал от всякой научной логики. Проводил опыты с невероятными веществами, выдумывал эксперименты, за которые подвергся бы безжалостному разносу на любом научном совете. Это были его стихия, радость и муки творчества.

Увы! Должен сказать, что если он и добился чего-то полезного, то только в области трансплантации. Ему удалось сделать несколько, пускай не очень важных, но все же открытий. А фантазии так и остались фантазиями, сколь бы мне ни нравились романтики в науке.

Велчева и Эмилия уходят. Часам к пяти я решаю, что пора закругляться и ехать в комиссариат, где Ханке, должно быть, уже заждался меня.

Так оно и есть. Как только я переступаю порог его кабинета, Ханке встает и без лишних слов снимает с вешалки свой плащ. Глянув в окно, комиссар морщится как от зубной боли.

— Предлагаю ехать на дежурной машине. Как вы считаете, мы быстро покончим с этим делом?

— Боюсь, как бы потом не пришлось начинать все с начала! — мрачно отвечаю я.

Слова эти слетают с языка помимо моей воли. Сказались напряжение и тревога, преследовавшие меня с самого утра. Как бы ни старался я заставить себя не волноваться и трезво оценивать ситуацию, мне не удается отделаться от предчувствия, что вот-вот всплывут веские доказательства, которые скажутся на всей дальнейшей судьбе расследования.

Ханке морщится еще больше. Ему тоже не до светских бесед. Он нажимает кнопку селектора и вызывает служебную машину.

Минут через пятнадцать мы въезжаем на территорию порта и останавливаемся у серого четырехэтажного здания таможни с унылым фасадом и маленькими окнами.

Лаборатории по исследованию наркотиков находятся на третьем этаже. За обычной на первый взгляд дверью установлена двойная решетка. Чуть в стороне прохаживается полицейский в форме.

Биологическая лаборатория по размерам не велика, однако оборудована по последнему слову техники. Микроскопы и другие приборы здесь новейших моделей, а в глубине находится изолированный отсек для работы с опасными веществами. Все вокруг блестит чистотой и пропитано едким запахом формалина.

Ханке чувствует себя здесь как дома. Он представляет меня персоналу лаборатории — пожилому худому химику, молодому биологу и серьезной на вид лаборантке. Потом усаживается на стул и предоставляет вести дальнейшие переговоры мне.