Александр Скрягин - Главный пульт управления Страница 18

– Над чем, Александр Михайлович, раздумываешь – голову ломаешь? – спросил Ефим. – Как стиральную машину в вертолет переделать?

– Это просто! – причмокнув, ответил Шура. – Сложно другое.

Ефим взял очередной кружок остро пахнущей домашней колбасы, и перед тем, как отправить ее в рот, спросил:

– Что для тебя – сложно?

– Сложно понять, как у нас с нашей наукой у нас вообще хоть что-то получается… – слегка развел ладони в стороны инженер. – Вот почему Ахиллес все-таки догоняет черепаху?

– А что, – не должен? – на всякий случай спросил Ефим.

– Если верить математической логике, то – нет, – покачал головой инженер. – Конечно, за какое-то время быстрый Ахиллес обязательно догонит медленно ползущую черепаху. Но ведь в это время она тоже не будет стоять на месте, и уползет вперед. Ахиллес преодолеет и это разделяющее их теперь небольшое расстояние. Но за это время черепаха хоть немного, но все-таки опять продвинется вперед. Ахиллес снова догонит. Черепаха снова уползет. И так без конца. Получается, как бы близко Ахиллес не подобрался к черепахе, он все равно никогда ее не догонит. Но в жизни ведь не так! Или ты, Ефим Алексеевич, будешь спорить?

– Спорить не буду! – ответил Мимикьянов. – Знаю я эту байку. Ее один древний грек по имени Зенон еще две с лишним тысячи лет назад придумал.

– Вот! – сделал солидный глоток чая Шура. – Зенон же не просто сказки рассказывал. Он спрашивал: где в рассуждениях ошибка? За две тысячи лет никто ошибки так и не нашел. Ахиллес в теории не должен догонять черепаху, а в жизни почему-то всегда догоняет! Логика утверждает одно. Жизнь – другое.

– Ладно! – махнул рукой на официальную науку Ефим. – Ты, лучше Шура вот что мне скажи: откуда ты Чапеля знаешь?

– Однажды в Москве встречались, – пару раз сомкнув щеточки угольных ресниц, ответил Мамчин. – В одном институте. Года три назад.

– А чего он приходил-то? Просто навестить или по делу? – продолжал работать Ефим.

Инженер пожал широкими плечами:

– Да, сам не пойму…

– А, все-таки? Зачем-то он приходил? – не отставал майор.

– Ну, спрашивал про мою работу в СКБ «Экран», – ясные линзы серых Шуриных глаз на секунду исчезли в угольных ресничных зарослях. – Интересовался, имел ли я отношение к испытаниям одного изделия…

Интуиция майора Мимикьянова шевельнулась в своем темном доме. А его волчьи уши встали торчком.

– Какого изделия? – равнодушным голосом спросил он, прихлебывая вкусный чай.

– Да, старая история… – бормотнул Мамчин, – я уж и забыл все…

– Это не про ГПУ он случайно спрашивал? – не дал ему уйти от ответа Мимикьянов.

Шура подумал несколько секунд.

– Да, про него, – кивнул он.

– И что ты ему ответил?

– Ну, как что? – удивился инженер. – Сказал, что я подписку о неразглашении давал, и ничего про это изделие рассказывать не могу…

– Правильно, – одобрил Ефим и откусил кружок домашней колбасы. – Ну а мне-то ты можешь рассказать?

– Ну, тебе-то, Ефим Алексеевич, конечно… – с легкой заминкой произнес Шура.

– Так, чем этот пульт должен был управлять?

– Ну, ты спросил! – задрал глаза к потолку инженер. – Кто же мне это сказал бы? Я только знаю, что система управления у него была беспроводной, на электромагнитных волнах, вот как дистанционник у телевизора. Ну, возможно, этот ГПУ каким-нибудь беспилотным самолетом– разведчиком должен был управлять. Но точно не знаю, врать не буду, могу только предполагать…

И без того блестящая голова Александра Михайловича от выпитого чая заблестела, как лакированная.

В это время громко скрипнула дверь.

Беседующие мужчины, как по команде, повернулись к входу.

12. Куда ушел Чапель?

На пороге стоял Тимофей Топталов.

На лице у Тимы лежало столь редкое среди людей выражение полного счастья. Седая копна волос на его голове казалась только что вымытой хорошим шампунем и высушенной феном. В руках он держал газетный сверток размером с артиллерийский снаряд для танкового орудия.

– Привет экипажу! – радостно отсалютовал Тима снарядоподобным свертком.

Инженер Мамчин его радость не разделил. Он склонил голову к плечу, помолчал и строгим голосом произнес:

– Тима, ты, где ходишь? Ираидин пылесос с утра разобрал, а кто собирать будет? Она мне уже пять раз звонила! Сказала, вечером сама придет!

Тимофей Павлович задумался.

– Ну, Шура, я, что тебе – револьверный автомат? – попытался он перейти в наступление. – Там мотор сгорел, перематывать надо…

– Так зачем обещал к вечеру сделать? – отбросил его на исходные позиции Мамчин.

– Я обещал? – изумился Топталов.

– А кто – я? – в свою очередь изумился Мамчин.

В умных глазах Топталова отразилась внутренняя работа. Во внешний мир она вылилась веской, как стальная болванка, фразой:

– Раз обещал, сделаю!

– Ну, вот так бы сразу… – довольный победой заметил инженер. – А то, кто обещал, кто обещал! Как в анекдоте: я женится не собирался, и ребенок – не мой… И бутылку спрячь, пока мотор не перемотаешь!

– Какую бутылку? – удивился Топталов.

– Которую ты в газету закрутил! – ткнул пальцем в сверток Мамчин.

Тимофей Павлович с любопытством посмотрел на скрученную газету в своей руке:

– Ах, эту-у-у… – протянул он, будто только теперь понял, о какой бутылке шла речь.

– Эту! – сурово подтвердил старший мастер ателье.

– Ну, само собой! – пораженный тем, как плохо о нем могли подумать, произнес Тима. – Шура, ты за кого меня держишь? Если Топталов сказал, сделает, ты хоть две бутылки поставь, он работу не бросит! Хоть три поставь! Хоть даже облепиховой настойкой угощай! Нет, шалишь, дружок! Сначала – работа, забавы – потом!

Александр Михайлович уставился на него черными щеточками ресниц, пожевал губами, но так ничего и не сказал.

Посчитав неприятную тему исчерпанной, Тима повеселел, подошел к столу и налил себе в мензурку рыжий чай.

– Сейчас, когда к ателье подходил, – сказал он, взяв кружок колбасы, – смотрю: двое секачат за кустами прячутся. Ну, меня, значит, караулят… Я – то их засек, а они меня не видят… Я тогда с тылу к ним подобрался и очень культурно спрашиваю: «Вы не меня, граждане, ждете? Я – вот! Чего хотели? По фарам схлопотать, так это я сейчас сделаю, моргнуть не успеете!» А они не ожидали, растерялись. Наверное, еще подмогу ждали, чтоб меня наверняка уделать, а вместо подмоги, я сам! Ну, тут они заблеяли: «Да, зачем ты нам нужен? Вроде, у нас тут свои дела! Иди, куда шел!» «Ладно, – говорю, – я-то пойду! Но вы знайте: у меня болванка для вас всегда готова!»

Тима сжал правую ладонь и с удовлетворением посмотрел на свой кулак, напоминающий по твердости бугристую окалину, что образуется при отливке танковых башен.

– А чего ты с ними не поделил-то? – спросил Ефим.

– Да, я им как-то по пятничному делу чакры прочистил… – отведя глаза в сторону, неохотно пояснил Тима. – Ну, они и обиделись… Да, я бы и сам обиделся, если б мне так…

– Тима, чакры – это каналы, по которым идет общение человека и космоса, – заметил Мамчин. – Как это ты их прочистил?

– Руками! Я Боксеру нос хорошо прочистил. Вместо носа у него свинячий пятак образовался. Ну, понятно, он в обиде ходит… И я бы ходил, если б мне, кто так чакры зачеканил!

По поводу того, кого ждали секаченковские ребята в кустах около ателье, у майора возникли определенные сомнения. Он подумал, что бойцы могли там ждать совсем и не гражданина Топталова. А, например, некоего москвича, ни на волосинку не отличимого от майора Мимикьянова. Но вслух он этого не сказал, повернулся к Мамчину и спросил:

– Шура, слушай, а когда к тебе Чапель заходил?

Мамчин задумался.

– Ну, где-то в шесть вечера.

– Только не в шесть! – с важным видом влез в разговор Тима, – Позже! В шесть ты еще здесь сидел!

– Да? – повернулся к нему Мамчин. – Почему так думаешь?

– Как почему? – Тима поднял глаза к потолку. – Я ровно в шесть часов сюда припилил, как мы и договаривались! Все часы шесть часов показывали! – Топталов указал рукой на стенку мастерской, увешанную различными настенными часами – от антикварных ходиков с бегающими котиными глазами до маленьких круглых танковых часов и больших вокзальных.

– Ай, Тима! – махнул рукой Мамчин. – Меньше пить тебе надо, вот что я тебе скажу. Не «шесть» на часах было, а «пять»!

– Пять? Почему пять?.. – поскреб затылок Тима. – Да, я вроде помню шесть… – озадаченно забормотал он.

Мамчин резким движением поставил мензурку на стол, обратил взор на Тиму и с нажимом произнес:

– Тима, ты чай попил? Давай мотор мотай! – кивнул инженер в сторону рабочего стола. – Время-то осталось сколько? Сейчас Ираида прибежит, опять крик поднимет!

– Иду! – с бодрым видом хорошего солдата, который радостно откликается на любой приказ командира, сказал Тимофей и поднялся из-за стола.

Мурлыкая старую песенку о трех танкистах, Тима взгромоздил на жестяную поверхность рабочего стола блестящий цилиндрический электрический двигатель от стиральной машины. Окинув его взглядом, он по-охотничьи прищурил один глаз, и тут же удовлетворенно хмыкнул, словно, обнаружил в прорези прицела жирную утку.