Аркадий Карасик - NEXT-3: Венок для Лавра Страница 18

Боязнь — скверное чувство, унижающее достоинство человека, но оно присуще всем без исключения, особенно — женщинам. Ольга Сергеевна уговаривала себя не бояться, пересилить страх. Вдруг за рулем преследующего ее «кадета» сидит поклонник, который не решается признаться. Просто любуется женской красотой и мечтает познакомиться.

Глупости лезут в голову. Какой там поклонник, откуда он взялся? Нет никаких слежек — просто случайное совпадение или разгулявшаяся фантазия шаловливого мозга…

Если ей суждено умереть — застрелят или взорвут — Лавруша не оставит Ивана, воспитает, выведет в люди. Он сильный и бесстрашный, на него можно положиться…

В этот вечер Кирсанова приехала в коттедж довольно поздно — в одиннадцать. Отпустила телохранителей, загнала машину на участок. Сейчас ее встретит Лиза, они примут душ, почаевничают, посудачат о Лавре и о сыновьях — ее и Федора Павловича.

Окна — темные. Значит, в доме никого нет — ни Лизы, ни Ивана. Что касается Лизы — понятно, она мечется между деревенской избой Санчо и Клавдии, кирсановским жильем и ремонтируемой городской квартирой Феденьки. Ободрит тоскующую в одиночестве Клаву, приготовит еду в коттедже, уберется у Лавра. Откуда только у нее силы берутся?

Огорченно вздохнув, Ольга Сергеевна достала из сумочки ключи и пошла к подъезду. Ничего не поделаешь, предстоит тоскливое одиночество. Примет душ, поужинает и позвонит по мобильнику сыну. Вдруг он согласится приехать к ней?

Загорелся плафон над дверью, ключ легко вошел в скважину.

Вдруг кто-то сжала ее руку. Сильно, до боли. Кирсанова обернулась и увидела страшную маску с приклепанными по бокам желто-белыми полосами.

— Кто вы? Что вам нужно от меня?

Старалась говорить максимально спокойно и уверенно, но непослушное сердце так застучало, что заболели ребра.

Насильник или грабитель не испугался, в черных глазницах маски полыхнул дьявольский огонь.

— Ничего не нужно, просто побазарим.

Бандитское словечко «побазарим» немного успокоило. Значит, не киллер и не маньяк. Убийцы стреляют без лишних слов, маньяки набрасываются на женщин, сдирая с них одежду.

— Отпустите, больно.

Мужчина не отпустил, наоборот, сжал руку сильней. Останутся синяки, их не сразу удалишь, подумала Кирсанова, будто главная сейчас для нее опасность именно — синяки.

— Вниз, пожалуйста. Только не делай резких движений, я слишком возбужден, могу сорваться.

Завуалированная угроза или жалоба на состоянии здоровья? Наверно, все таки — угроза. Придется вести себя с достоинством, но не раздражать явно ненормального мужика. Авось, обойдется.

— Иди за мной! — приказал голос из под маски. — Неподалеку есть довольно приятная роща. Если, конечно, ее не превратили в очередную свалку… Знаешь, почему я не хочу базарить в коттедже? Там стены угнетают чужой аурой… Не люблю. На природе лучше. Спокойней.

Ольга Сергеевна знает и любит этот березовый лесок. Когда приезжает Лавр, они с удовольствием прогуливаются по нему, дышат свежим воздухом. И — говорят, говорят! О будущей семейной жизни, о сыновьях, о прошлом и будущем.

Лавруша удивительно приятный собеседник, кажется нет ни одной темы, в которой он бы не разбирался. Философия и литература, техника и музыка, короче говоря, он знает все. И это детдомовец, потом — вор? Как-то не вяжется.

То, что березовая рощица нравится и нелюди с дурацкой маской покоробила Кирсанову.

— В рощу не пойду! Поговорим здесь!… Кстати, мне ваш голос знаком. К чему этот маскарад?

Нелюдь снял маску и сразу надел ее. Будто представился.

— Не хочешь в рощу, так и быть — пообщаемся здесь… Всего несколько вопросов. Отвечать словами необязательно, разрешаю кивнуть или моргнуть. Я пойму.

Дюбин говорит спокойно, без раздражения и угроз. Правда, это еще ни о чем не свидетельствует, убийца — он и есть убийца, жизнь научила его хладнокровию, уверенностью в себе.

Бывший коллега погибшего мужа, что ему понадобилось от вдовы?

— Слушаю вас.

Они стояли друг против друга, так близко, что женщина ощущала на своем лице тревожное мужское дыхание. Дюбин по прежнему сжимал ей руку, будто застегнул наручники. Он молчал, видимо, подбирая убедительные или смертельно опасные для него слова и фразы.

Первый вопрос прозвучал для нее ударом грома.

— Ты любишь Лавра?

Какое право имеет ряженный бандит спрашивать ее о самом потаенном, сугубо личном? Он, что, следователь прокуратуры или милиции? Но и на допросах она подумала бы: стоит ли отвечать?

— Предположим, люблю. Что дальше?

Ответ походит на увесистую пощечину. Но Дюбин не возмутился и не нагрубил — просто не заметил.

— Значит, любишь, — полу утвердительно, полувопросительно прошептал он. В этом шепоте слышались завистливые нотки мужчины, лишенного семейного тепла. — Ничего предосудительного — любая женщина должна любить, ибо в любви — ее долг и предназначение. Так установлено Богом и Сатаной.

Надо же, он еще и философствует, удивилась Кирсанова. Философствующий бандит — это что-то новое, еще не изученное писателями явление. И при чем тут Сатана? Для рифмы, что ли? Или для большей убедительности?

— Уж не знаю что и кем установлено. Просто люблю! — с гордостью, подняв голову, повторила Ольга Сергеевна. — Никому нет дела до моих чувств! — со злостью добавила она.

Господи, хоть бы сосед приехал на своем хрипящем и сопящем «запорожце», или сторож, охраняющий коттеджный поселок, выглянул из будки. Она огляделась. Никого, тишина и покой. На участке дремлет ее легковушка, за оградой стоит… красный «кадет».

Так вот кто выслеживал ее и, в конце концов выследил! Не киллер и не поклонник — фальшивый друг первого мужа… Как же она не услышала звуков мотора? А если бы и услышала? Кричать, звать на помощь? Оружия у нее нет, да и стрелять она так и не научилась — Лавруша обещал, но никак не мог найти свободное время. Теперь уже не научит…

— Не оглядывайся и не рассчитывай на помощь, — прошипел Дюбин. — Здесь только ты и я. Еще — Сатана, к которому я тебя сейчас отправлю… Признайся, Лавр тоже любит тебя? Или любит твои деньги?

Неожиданно для себя Ольга Сергеевна заплакала. Размытая тушь потекла по щекам, губы искривились. Она по бабьи всхлипывала, закрывала ладонью рот. Гнусное предположение о любви Федора к ее деньгам оказалось страшней ожидания смерти.

— Говори, сука!

— Любит, конечно, любит. Меня, а не зеленные бумажки!

Дюбин освободил ей руку, подтолкнул к ограде. Наслаждаясь беззащитностью жертвы и своей властью над ней, вытащил из-за ремня пистолет и принялся наворачивать на него глушитель.

Вот и все, подумала приговоренная к смерти, перестав плакать, закончила ты, Оленька, свой жизненный путь. Теперь тебя отпоют в деревенской церкви, Лавруша и сын оплачут, похоронят, ежедневно станут приходить на могилку, потом у них появятся другие заботы и хлопоты…

До чего же все нелепо! Будто в глупой трагикомедии! Не хватает аплодирующих зрителей и раскланивающегося режиссера.

— Как все это трогательно и как… зыбко! Любовь до гробовой доски, слезы и прочие дамские переживания, — изощрялся убийца, извиваясь всем телом и глупо хихикая, то и дело снимая и снова надевая зловещую маску. — Сейчас мы с тобой, при помощи миленькой машинки — пистолетика, распустим этот маленький узелок. Вонючему жениху больше некого будет любить и лелеять. Пшик и — все. Голодный кот сожрал канарейку… Согласись, Ольга, смерть любимой женщины гораздо больней собственной смерти… Ты промучаешься какую-то секунду, а твой хахаль — вечно! Удивительно приятное чувство — мучиться… Ты не находишь?

Кирсанова не ответила — прислонилась спиной к ограде, подняла к груди обе руки. Будто слабые женские руки способны защитить ее от пули.

— Стреляйте и будьте прокляты!

Убийца поднял пистолет, нацелился в голову жертвы, потом — в ее грудь, потом ствол переместился к животу…

Он ожидал, что Кирсанова рухнет на колени, вымаливая пощаду, протянет к нему руки, зарыдает. Он, конечно, не пощадит — выстрелит, но перед этим насладится унижением гордой бабы.

Жертва не зарыдала и не попросила пощады, наоборот, выпрямилась, подняла голову, с презрением посмотрела на него.

— Стреляй же, подонок!

Указательный палец, лежащий на спусковом крючке пистолета вздрогнул. Кирсанова закрыла глаза. Сейчас раздастся выстрел, которого она не услышит, и горячий свинец пронзит ее тело.

Выстрел не раздался, вместо него — скрип тормозов. Чудом не врезавшись в стойку ворот, избегнув столкновения со стоящей на участке легковушкой, Женька ловко вывернулся и остановился в нескольких шагах от живописной группы: убийцы с поднятым пистолетом и женщины, прижавшейся к ограде.

— Эй, мужик, ты чего задумал? — выскочив из машины, водитель бросился на Дюбина. — Ванька, держи его!

Иван бросился на убийцу, с недетской силой толкнул его в грудь. От неожиданности Дюбин вместе с мальчишкой упал на землю. Они сцепились. Кирсанов царапался, кусался. Убийца никак не мог оторвать его.