Анатомия любви - Марина Крамер Страница 18

Когда очередь докладывать дошла до него, Семен вдруг почувствовал, что краснеет, а руки становятся влажными.

«Это что еще за фокусы?! — разозлился он, словно обращаясь к собственному организму, начавшему выдавать такие странные реакции. — Быстро соберись, не позорься!»

Он откашлялся и начал докладывать. Драгун, выслушав, задала несколько вопросов, на которые Семен ответил без запинки и почувствовал себя гораздо лучше.

Во второй палате все пошло уже без волнений, а к концу обхода он и вовсе ощутил себя в своей тарелке, словно работал здесь не первый день, а уже давно.

— Аделина Эдуардовна, вам звонят из Горздрава, — по коридору шла Алла, держа в руке телефон.

— Спасибо, Аллочка, — Аделина взяла трубку и повернулась к врачам: — Все, коллеги, обход закончен, занимаемся делами. Филипп Аркадьевич, вы мне ассистируете — помните?

— Разумеется, — Филипп помахал в воздухе планшетом с картой. — Пошел к клиентке.

— Я чуть позже подойду. — Драгун отвернулась и произнесла в трубку: — Я слушаю.

Все направились в ординаторскую, но буквально сразу их остановил голос Аделины:

— Матвей Иванович, в приемное спуститесь, пожалуйста.

Мажаров пожал плечами и пошел к двери в переход.

— А почему Мажаров, а не дежурный врач? — спросил у Игоря Семен, успевший уже выяснить, что каждый день кто-то из хирургов дежурит и принимать клиентов входит как раз в обязанности дежурного.

— Кто-то по звонку приехал. Или что-то сложное, Аделина всегда его вызывает. Ладно, я пошел клиентку еще раз перед операцией осматривать, — Игорь свернул налево, а Семен вернулся со всеми в ординаторскую и принялся моделировать макет на завтрашнюю операцию.

День закончился удивительно быстро, он даже не успел понять, чем занимался все время, хотя успел все, что нужно было сделать перед завтрашней операцией.

Еще раз обговорив с Васильковым план, Семен спустился в раздевалку, переоделся и, прихватив куртку, вышел на улицу, направляясь к парковке.

— Семен Борисович, подождите, пожалуйста, — окликнула его Инна, выбежавшая вслед за ним из корпуса. — Вы на парковку?

— Да.

— Я хотела спросить… в общем… — она замешкалась, умолкла на секунду. — Словом, если вы хотите завтра работать с Маликовым или с Владом Александровским, я не возражаю.

— А с чего бы мне хотеть с ними работать? — удивился Семен. — Я одинаково не знаю вас троих, так что вообще нет разницы, кто будет давать наркоз. Или это вы не хотите работать со стажером?

— Что за ерунда? — ему показалось, что женщина рассердилась. — Вы хирург, а не стажер, да и какая разница — все когда-то начинали.

— Тогда зачем вы мне это предлагаете?

— Понимаете… — она снова как-то смешалась. — Дело в том, что я на днях допустила серьезную ошибку и едва не угробила клиентку Мажарова, а она еще и жена мэра к тому же…

— К чему? — не понял Семен, вообще не любивший сплетен и всяких подковерных интриг — этого он «наелся» в отцовской клинике.

— Да ни к чему, конечно, — Калмыкова едва не плакала. — Просто… я не спросила у нее об аллергии, пометку не сделала на карте… а она выдала отек, скорее всего, на антибиотик, который вводим всем после операции…

— Так ваша-то в чем вина, не пойму? Об аллергии спрашивает врач приемного покоя, а уточняет потом лечащий.

— Это так, но… словом, я чувствую, что со мной не хотят работать.

— Инна Алексеевна, я тут человек новый, для меня каждый сотрудник — незнакомец со своими сюрпризами, так что перестаньте расшатывать мою веру в вас, — улыбнулся Семен. — Если вас назначили ко мне анестезиологом, значит, завтра мы встретимся в операционной и будем делать каждый свою работу, вот и все. А интриги эти все… ну противно, честное слово. Я у отца в клинике этого насмотрелся — во! — он провел ребром ладони по горлу. — Так что давайте завтра просто сделаем то, что умеем, и все. Договорились?

Калмыкова кивнула, и Семену показалось, что она еле сдерживается, чтобы не заплакать.

— Вы на машине? — спросил он, хотя понимал, что говорит глупости — она идет с ним на парковку, а добраться сюда можно только своим транспортом, потому что от автобусной остановки в соседнем поселке нужно идти пять километров по лесу.

— Да… — Инна кивнула на припаркованную во втором ряду «ладу-весту».

— Понятно. А вот мой конь, — улыбнулся Семен, подходя к мотоциклу, и Инна удивленно захлопала ресницами:

— Харлей?!

— А вы разбираетесь? — оживился Кайзельгауз, открывая бардачок и вынимая шлем.

— Нет, что вы… просто это такая классика, что стыдно не знать. И что же — зимой тоже вот так?

— Конечно, — кивнул он. — Я еще и на слеты байкерские езжу.

— Когда успеваете только?

— В отпуске или на выходных, если не дежурю.

— Интересное у вас хобби, Семен…

— А вы чем-то увлекаетесь?

— Цветы выращиваю, — улыбнулась наконец Калмыкова и нажала кнопку сигнализации. — До завтра, Семен Борисович.

— Просто Семен.

— Тогда я просто Инна. Всего хорошего! — она скользнула в салон машины и через минуту уже выезжала с парковки.

Семен застегнул куртку, надел шлем и вдруг подумал, что видел Калмыкову раньше, просто не может вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

Инна

Дверь в комнату Алины оказалась заперта. Инна знала, что дочь дома — запнулась в прихожей о брошенные на коврике кеды.

«Если постучу — сделает вид, что спит после дежурства. Но я ведь знаю, что ни на каком дежурстве она не была, шлялась где-то в течение полутора суток… Нет, с этим надо заканчивать», — решила она и замолотила кулаком в дверь:

— Алина! Алина, открой, я знаю, что ты дома!

Спустя минуту дверь распахнулась, и на пороге возникла дочь — против ожидания, не в пижаме, а в коротких домашних шортиках и футболке, волосы забраны наверх, лицо без грамма косметики.

— Что ты двери-то выносишь? Не могла нормально постучать? — Алина посторонилась, впуская мать в комнату.

— Где ты была всю ночь? — спросила Инна, не особенно надеясь на честный ответ, и не ошиблась:

— На дежурстве, — дочь сделала честные глаза. — А с утра попросили остаться, там санитарка заболела…

— Не ври. Я звонила в отделение, тебя там никто не видел уже четыре дня. На что ты надеешься? Что я подпишу тебе дневник практики у кого-то из знакомых?

— Ну с чего бы мне на это надеяться? Ты же принципиальная у нас! — фыркнула Алина, скрестив на груди руки. — Сама разберусь.

— Сама ты не можешь даже за собственные поступки отвечать! Я же думала, что могу