Флакон императора - Александрова Наталья Николаевна Страница 18

– В чем дело? – донесся из-за двери недовольный голос.

Надежда толкнула дверь и вошла.

Кабинет был небольшой, но обставлен со вкусом, в стиле модерн. Точнее, как поняла догадливая Надежда, в стиле второго сецессиона.

По стенам – шкафчики, дверцы которых украшали витражи с изображением лилий и ирисов, посреди кабинета – изящный письменный стол в египетском стиле.

За этим столом, в кресле красного дерева, сидел маленький мужчина с круглой плешью, окруженной завитками рыжеватых волос. Он совершенно не соответствовал изысканному стилю кабинета – неопрятный, в обсыпанном перхотью пиджаке. На носу у него красовались очки в модной оправе, которые ничуть ему не шли.

На столе стоял обычный компьютер, рядом с ним – красивая серебряная рамочка с фотографией маленькой собачки. Это был йоркширский терьер.

– Вы кто? – осведомился хозяин кабинета, подняв глаза на Надежду Николаевну.

– На… Наталья Звездопадова, корреспондент газеты «Воскресный вестник», – ответила та и, не спрашивая разрешения, села в изящное кресло розового дерева.

– «Воскресный вестник»? – переспросил мужчина. – Не знаю такую газету…

– Это неудивительно, – заворковала Надежда. – Вы – человек занятой, у вас нет лишнего времени… но наша газета очень популярна в городе, у нас многотысячная аудитория!

– И что же вас привело к нам в музей? Чем наш скромный музей может заинтересовать ваших читателей?

– А вы не догадываетесь? – Надежда посмотрела на него с удивлением. – Вы ведь – Викентий Павлович?

– Ну, допустим!

– А вы помните, Викентий Павлович, какой у нас год?

– Ну, разумеется! Две тысячи…

– Не в этом дело! Этот год объявлен всемирным годом стиля модерн! Он же – югендстиль, арт нуво, либерти… – Надежда вывалила на собеседника все мудреные слова, которые узнала накануне. – Он же сецессион! – Последнее слово она подчеркнула выразительным жестом, обведя обстановку кабинета.

– Да что вы говорите? – отозвался мужчина с вялым интересом.

– Именно! – радостно повторила Надежда. – Так что ваш, как вы сказали, скромный музей – вовсе не такой скромный, он оказывается в центре внимания!

Последние слова, кажется, не на шутку испугали Викентия Павловича.

– Поэтому я и пришла к вам, – продолжала Надежда. – Я пришла, чтобы сделать большой материал для следующего номера. Но вы ведь знаете публику… ее мало интересуют проблемы чистого искусства. Ей подавай интригу… ей подавай криминальный сюжет…

– Криминальный? – Викентий Павлович еще сильнее забеспокоился. – Какой криминальный сюжет может быть в маленьком скромном музее? У нас здесь тишина, покой…

– А вот не скажите! – проговорила Надежда заговорщицким тоном, перегнувшись через стол. – Знаете, как говорят – в тихом омуте черти водятся?

– Какие еще черти?

– Ну, это образное выражение. Черти здесь, разумеется, ни при чем. Так же, как и омут. А наших читателей очень интересует вопрос о кражах исторических ценностей, произведений искусства. Особенно сейчас, когда искусство стиля модерн находится в центре общественного внимания…

– Кражах? – Лицо Викентия Павловича пошло пятнами, глаза забегали. – У нас такого не бывает… у нас музей маленький, но в нем полный порядок…

– Я вам верю! – с жаром воскликнула Надежда. – Я вам абсолютно верю! Но наши читатели… вы же знаете современных читателей, им подавай жареные факты!

– Жареные? – переспросил Викентий Павлович. – В каком смысле жареные?

– В переносном, – успокоила его Надежда. – А факты таковы, что на черном рынке произведений искусства в последнее время появились работы представителей второго сецессиона, конкретно – Михаила Каргопольского… выдающегося представителя стиля «второй сецессион», который сейчас находится, как я уже говорила, в центре внимания… Как вы можете это объяснить?

– Объяснить? – переспросил Викентий Павлович. – Почему именно я должен вам что-то объяснять? Я здесь не один работаю… здесь есть директор, есть рядовые сотрудники… к примеру, Вера Ведерникова, у которой очень подозрительные знакомства…

– Почему именно вы? Потому что мне почему-то кажется, что в этом музее без вашего ведома и муха не пролетит!

– Я не понимаю, к чему вы ведете! – раздраженно проговорил хозяин кабинета.

Он снял очки и принялся протирать их платком, должно быть, чтобы выиграть время.

В это время в дверь его кабинета кто-то негромко постучал, и, не дожидаясь ответа, в кабинет ввалился тип чрезвычайно подозрительной наружности – лет сорока, с длинными волосами, неопрятно свисающими на воротник свитера, и с цепким взглядом маленьких темных глаз.

– Здорово, Вика! – проговорил он с порога. – Чем порадуешь на этот раз?

Викентий Павлович взглянул на нового посетителя волком, потом показал ему глазами на Надежду, а после этого невольно покосился на верхний ящик стола.

– Антон Иванович, вы же видите, что я сейчас занят! – проговорил он. – Вы видите, что у меня представитель прессы…

Последние слова он произнес с особенным нажимом.

– Ах, представитель прессы! – с пониманием проговорил посетитель. – Ну, так я попозже зайду!

С этими словами он исчез, аккуратно притворив за собой дверь.

– Это – представитель клининговой компании, с которой сотрудничает наш музей на постоянной основе, – проговорил Викентий Павлович, оставшись наедине с Надеждой. – Клининговой – в смысле занимающейся уборкой и поддержанием чистоты…

– Я знаю, что такое клининг, – ответила Надежда. – И я вообще-то ни о чем вас не спрашивала. Я сама догадалась, каким клинингом вы занимаетесь с этим господином… на постоянной основе. Вы с ним производите уборку из музея отдельных произведений искусства… Думаю, что наших читателей эта клининговая история очень заинтересует!

– Не знаю, что вы себе вообразили! – возмущенно проговорил Викентий Павлович, откинувшись на спинку кресла. – И вообще, я бы попросил вас покинуть мой кабинет!

– Иначе – что? – осведомилась Надежда. – Иначе вы вызовите полицию? Валяйте! – Она взмахнула рукой и при этом нечаянно смахнула со стола рамочку с фотографией собаки.

Викентий Павлович вскрикнул, как будто ему причинили физическую боль, и бросился поднимать рамочку.

Надежда быстро перегнулась через его стол и выдвинула верхний ящик – тот самый, на который хозяин кабинета покосился при появлении подозрительного посетителя.

В ящике лежал небольшой пакет. Надежда молниеносно вытряхнула его содержимое на стол.

Там оказались две или три бронзовые статуэтки, серебряная табакерка и красивый медальон. Ларчика, о котором говорила Вера, среди этих трофеев не было.

– Что вы себе позволяете?! – завизжал Викентий Павлович и коршуном кинулся на кучку безделушек.

– Это вы мне? – насмешливо проговорила Надежда. – Ну что, давайте вызовем полицию и поговорим об этих безделушках в вашем столе и о представителе клининговой компании… он ведь за ними пришел, я не ошибаюсь?

– Ошибаетесь! – заверещал Викентий Павлович. – Это злостная клевета и инсинуации! Эти предметы – моя личная собственность… вы не имеете права…

– Личная собственность? – Надежда перевернула одну из статуэток – маленького музыканта со скрипкой в руках – и увидела приклеенную к нему снизу этикетку с инвентарным номером. – Если это личная собственность, откуда на ней номер?

Заместитель директора скис, даже удивительным образом стал меньше ростом, но все же не сдавался:

– Эти экспонаты я отложил, чтобы передать их в реставрацию…

– Знаю я, какая это реставрация! – гремела Надежда, развивая успех. – Все эти вещички в отличном состоянии!

– Кто вы такая, чтобы судить о состоянии произведений искусства?!

– Я – представитель прессы, а вот вы – жулик и аферист! И вообще, вы путаетесь в показаниях! То это ваша личная собственность, то – экспонаты для реставрации…

– Клевета! Злостная клевета!

– Повторяетесь, уважаемый! И вообще, давайте уже вызовем полицию, и пускай они разбираются с вашими делишками!