Замок из золотого песка - Марина Владимировна Болдова Страница 18

Ремешок был самый обыкновенный, белый, с двумя золотистыми карабинчиками на концах. Он подошел бы и к моему клатчу, который я привезла на банкет, будь карабины цвета серебра. Но я добросовестно пыталась вспомнить, у кого видела белые сумочки. Да практически у всех наших гостей, включая мою маму.

Я с сожалением покачала головой.

– Я так и предполагал, – вздохнул Москвин.

– Отпечатков не нашли?

– Нет. Убийца работал в перчатках.

– Значит, готовился заранее. Стоп! Парень греб голыми руками, это точно. Хотя это ни о чем не говорит, мог и выбросить… в мусоре перчаток не было?

– Не было.

– А вы вчера сами рылись? – я с сомнением оглядела майора. – Прямо в фирменной рубашке? – с притворным ужасом воскликнула я, но Москвин мою неуклюжую попытку немного разрядить разговор о трупах не принял.

– Да что вы все прицепились к моей… одежде! Нет у меня ничего попроще! Пробовал покупать на рынке и в эконом-магазинах, но матушка все выбрасывает при каждой ревизии! – с досадой произнес он.

– Как это?! Вы живете с родителями, и мать копается в ваших вещах? И решает, что вам носить? – сомневаясь, как такое может быть с сорокалетним мужиком, спросила я.

– Послушайте, Марья Сем… Марья! Вы любите свою маму? – Москвин смотрел прямо мне в глаза.

– Что за вопрос? Конечно, очень…

– Вот и я… очень! И совершенно не стыжусь того, что я вот такой, как вы решили, маменькин сынок. Неужели вы думаете, что я буду конфликтовать с ней из-за каких-то тряпок? Ну, нравится маме, когда я хорошо одет, бог с ней. Мне так вовсе по барабану, что носить! Но если я могу порадовать мать такой мелочью, почему нет? В том, что у нее появилась возможность покупать дорогие вещи только в таком позднем возрасте, не ее вина. В прошлом году она вышла замуж за вдовца-генерала и очень счастлива – он оказался щедрым и любящим, настоящим мужиком. А мой отец погиб, когда я был младшим школьником, мама на зарплату библиотекаря и грошовую пенсию по потере кормильца умудрялась кормить и как-то одевать нас с братом. Покупала она штаны и куртки только ему, я донашивал как младший. Вот мама и считает, что недодала мне материальных благ в детстве. Прямо пунктик у нее такой – меня баловать, – виновато улыбнулся Москвин, все так же пристально глядя на меня.

«Господи, да он красив как бог!» – ошеломленно признала я, только сейчас разглядев, какие у Игната правильные черты лица и чистая смуглая кожа. Слегка впалые щеки и подбородок гладко выбриты, довольно широкие брови имеют форму мягкой дуги, а глаза… боже, какие глаза! Радужка, показавшаяся мне вчера почти черной, сейчас, при дневном свете, имела цвет шоколада. Зрачок выделялся темным блеском, а обрамлял его тонкий обруч болотного цвета с рыжими прожилками. И на всю эту красоту еще и падала тень от пушистых ресниц.

Я, наверное, выглядела странно, потому что майор вдруг перестал улыбаться.

– Что с вами, Марья? Вам плохо? Вы бледны, простите за банальность, как полотно. Я что-то не то сказал? – засуетился вдруг он, а я с трудом смогла оторвать от него взгляд.

Я отрицательно помотала головой. Образ рафинированного, холеного мужчинки рассыпался, передо мной сидел тот самый уставший от недосыпа следак из криминальных сериалов, только одетый в фирменные шмотки. Вдобавок память услужливо подсунула сцену утреннего «свидания» в баре, я вспомнила его искреннее желание побаловать меня, в общем-то, совершенно чужую ему женщину, его ласковый взгляд… и едва не расплакалась. Потому что нельзя даже думать в эту сторону, ни-ни, даже глазом повести. Я замужем, мой муж на войне, а я тут… размечталась.

Я со страхом посмотрела на Москвина – он замер, словно чего-то ждал от меня. И этот его неподвижный взгляд напугал меня еще больше.

– Нам не пора, Игнат Васильевич? – вскочила я и кивнула на тропинку.

– Да, конечно. Только почему опять с отчеством, я все же вас обидел, да?

– Не выдумывайте.

– Тогда, пожалуйста, просто Игнат, хорошо?

Я кивнула.

Просто Игнат, Игнат Васильевич, товарищ майор – что это меняет? Убрав из обращения наши отчества, мы не стали ближе. И не нужно этого… мне уж точно. До слез захотелось увидеть Аркашу, прижаться к нему и рассказать все об этих страшных сутках. О свадьбах, Ванькиной и пианиста Никиты Тицианова. Рассказать о своих подозрениях, о Реутове, но ни словом не обмолвиться о Москвине. Потому что муж сразу поймет – дело плохо. Наша с ним семья в беде, мы уже не мы, а он и отдельно – я. Он – воин, а я – уже изменившая ему, пусть только в мыслях, жена. «Господи, как страшно. Я не хочу думать ни о ком другом, я люблю Аркашу, боюсь за него, как и раньше, когда он пропадал в своих командировках. Гоню страх, чтобы, не дай бог, не притянуть беду. Я хочу и буду его ждать живого, здорового и любящего. Пусть будет так!» – просила я небеса, торопливо шагая к отелю и чувствуя за собой дыхание Игната. Он почти наступал мне на пятки. Споткнувшись о торчащий из земли корень, я сразу была подхвачена его твердой рукой, но тут же дернулась, освобождая локоть, и прибавила шагу. Я бежала, спасаясь, но понимая, что от себя не убежать.

У калитки мы молча разошлись в разные стороны – я лишь сухо кивнула на прощание и отвернулась. Однако успела заметить, какой растерянный взгляд бросил на меня Игнат. Пройдя несколько шагов, обернулась – он шел к автомобильной стоянке.

Направляясь в отель, я мечтала об одном – закрыться в номере и лечь в кровать. Включить на телефоне музыку, воткнуть наушники и попробовать ни о чем не думать.

Взяв на стойке администратора ключ, я повернула к лестнице.

Я была уверена, что наши гости давно разъехались, а все приглашенные Сикорскими отбыли восвояси еще вчера.

Окликнувший меня по имени-отчеству женский голос показался мне знакомым, я задрала голову вверх. На площадке между этажами стояла наша с Леонидом коллега – молодой биолог Лена Львовна Бабич.

Я вынуждена была подойти к ней.

– Лена? Вы не уехали? – задала я вопрос, досадуя, что мои планы явно рушатся.

– Нет, Марья Семеновна, решила, что, раз номера оплачены, почему бы не провести выходные на свежем воздухе. Конечно, не пять звезд, но