Убийство на поле для гольфа - Кристи Агата Страница 18

Когда следователь Оте на минуту замолчал, раздался спокойный голос Жиро:

— Со своей стороны, я бы тоже хотел задать несколько вопросов, господин следователь.

— Разумеется, месье Жиро, — холодно произнес следователь.

Жиро подвинул свой стул поближе к столу.

— Вы были в хороших отношениях с вашим отцом, месье Рено?

— Конечно, — с гордостью ответил юноша.

— Вы положительно это утверждаете?

— Да.

— У вас не было никаких споров?

Жак пожал плечами, невольно смутившись.

— У всех людей иногда возникают разногласия во мнениях.

— Именно, именно. Но если кто-нибудь стал бы утверждать, что в день вашего отъезда в Париж у вас с отцом была жестокая ссора, то он бы, без сомнения, солгал?

Я не мог не восхититься изобретательностью Жиро. Его хвастовство: «я знаю все» — не было пустым. Жак Рено был явно смущен вопросом.

— Мы… мы поспорили, — признался он.

— Так, значит, был спор! А в ходе спора вы произнесли фразу: «Когда ты умрешь, я смогу делать что захочу»?

— Может быть, — пробормотал Жак, — не помню.

— Сказал ли ваш отец в ответ на это: «Но я еще не умер!» — на что вы ответили: «Я бы этого хотел!»?

Юноша не ответил. Его руки нервно перебирали предметы, лежавшие на столе.

— Пожалуйста, месье Рено, я должен попросить вас ответить, — резко сказал Жиро.

Потеряв самообладание, юноша сделал неосторожный жест и смахнул на пол костяной нож для разрезания бумаги.

— Какое это имеет значение?! — воскликнул он. — Вы и так все знаете. Да, у нас с отцом действительно произошла ссора. Должен признаться, что говорил все это. Я был так зол, что даже не могу вспомнить, что я говорил! Я был в бешенстве, в этот момент я чуть было не убил его. Делайте свои выводы! — Весь красный от возбуждения, Жак откинулся на спинку стула.

Жиро улыбнулся, потом, немного отодвинув стул, сказал:

— Это все. Месье Оте, вы, без сомнения, хотите продолжить допрос?

— О да, именно так, — сказал Оте. — И какова была причина вашей ссоры?

— Я отказываюсь отвечать.

Оте выпрямился.

— Месье Рено, с законом нельзя шутить! — загремел его голос. — Какова была причина ссоры?

Молодой Рено продолжал молчать. Он сидел злой и мрачный. Но спокойно и невозмутимо прозвучал другой голос, голос Эркюля Пуаро:

— Если хотите, я сообщу вам это, месье.

— Вы знаете?

— Разумеется, я знаю. Предметом ссоры была Марта Добрейль.

Испуганный, Рено вскочил. Следователь подался вперед.

— Это так, месье?

Жак кивнул.

— Да, — произнес он. — Я люблю мадемуазель Добрейль и хочу жениться на ней. Когда я сообщил об этом отцу, он пришел в ярость. Конечно, я не мог слушать, как он оскорблял девушку, которую я люблю, и тоже вышел из себя.

Оте посмотрел на мадам Рено.

— Вы знали об этой… привязанности сына, мадам?

— Я боялась этого, — просто ответила она.

— Мама! — закричал юноша. — И ты тоже! Марта так же добра, как и красива. Что ты имеешь против нее?

— Я ничего не имею против мадемуазель Добрейль. Но я предпочла бы, чтобы ты женился на англичанке, а если и на француженке, то не на такой, у которой мать с сомнительным прошлым!

В ее голосе явно звучала затаенная враждебность к старшей Добрейль, и мне стало вполне понятно, что, когда она узнала о влюбленности ее единственного сына в дочь соперницы, это явилось для нее тяжелым ударом.

Мадам Рено продолжала, обращаясь к следователю:

— Возможно, мне следовало бы поговорить об этом с мужем, но я надеялась, что это только юношеский флирт, который кончится быстрее, если не обращать на него внимания. Теперь я виню себя за молчание, но мой муж, как я вам говорила, казался таким взволнованным и измученным, не похожим на самого себя, что я старалась вообще не беспокоить его.

Оте кивнул и спросил Жака:

— Когда вы сообщили отцу о ваших намерениях, относительно мадемуазель Добрейль, был он удивлен?

— Для него это явилось полной неожиданностью. Он безапелляционно приказал мне выбросить эту мысль из головы. Он поклялся, что никогда не даст согласия на наш брак. Я был уязвлен и хотел знать, что он имеет против мадемуазель Добрейль. Отец не мог дать удовлетворительного объяснения. Он лишь ограничился какими-то намеками на тайну, окружавшую жизнь матери и дочери. Я ответил, что женюсь на Марте, а не на ее происхождении, но он начал кричать на меня и отказался дальше обсуждать этот вопрос. Я должен был забыть эту девушку. Несправедливость и произвол взбесили меня, особенно потому, что он сам был необычайно любезен с мадемуазель и мадам Добрейль и постоянно предлагал пригласить их к нам. Я вышел из себя, и мы всерьез поссорились. Отец напомнил мне, что я полностью завишу от него, и, должно быть, в ответ на это я сказал, что смогу поступать как захочу после его смерти.

Пуаро прервал Жака неожиданным вопросом:

— Значит, вы знали о содержании завещания вашего отца?

— Я знал, что он оставил мне половину состояния, другую половину отдал под опеку моей матери, она перейдет ко мне после ее смерти, — ответил юноша.

— Продолжайте рассказ, — попросил следователь.

— После этого мы в бешенстве кричали друг на друга до тех пор, пока я не сообразил, что могу опоздать на парижский поезд. Времени оставалось мало, и мне пришлось бежать на станцию. Я все еще был вне себя. Но, удаляясь от дома, я постепенно успокаивался. Потом написал Марте обо всем, что произошло. Ее ответ утешил меня еще больше. Она писала, что мы должны проявлять твердость и настойчивость и тогда любое сопротивление будет сломлено. Нужно испытать временем наши чувства друг к другу, и, когда мои родители поймут, что это не легкое увлечение с моей стороны, они, без сомнения, смягчатся. Конечно, я не сообщил ей подробно о главном возражении отца против нашего брака. Постепенно я понял, что упрямством ничего не добьюсь.

— Чтобы покончить еще с одним вопросом, скажите, знакомо ли вам имя Дювин, месье Рено?

— Дювин? — повторил Жак. — Дювин? — Он медленно наклонился и поднял нож для разрезания бумаги, который перед этим уронил со стола. Когда он поднял голову, его взгляд встретился с внимательным взглядом Жиро. — Дювин? Нет, не знаю.

— Не прочтете ли вы это письмо, месье Рено? И скажите, имеете ли вы представление, что за особа писала вашему отцу?

Жак Рено взял письмо и прочел его от начала до конца. На его лице появилась краска.

— Моему отцу? — волнение и негодование в его голосе были очевидны.

— Да, мы нашли письмо в кармане его пальто.

— А… — он запнулся, скользнув взглядом в сторону матери.

Следователь понял, что Жак щадит ее, и спросил:

— Можете вы высказать предположение об авторе?

— Не имею ни малейшего представления.

Оте вздохнул.

— Крайне таинственное дело. Ну хорошо, мы можем оставить вопрос о письме. Итак, на чем мы остановились? О, орудие убийства! Боюсь, это может причинить вам боль, месье Рено. Насколько я знаю, это был ваш подарок матери.

Жак Рено подался вперед. Его лицо, покрасневшее во время чтения письма, стало мертвенно бледным.

— Вы хотите сказать, что именно самодельным ножом из авиационного металла был… убит мой отец? Но это невозможно! Безделушкой для вскрытия конвертов!

— Увы, месье Рено, совершенно верно! Боюсь, что это идеальное оружие. Острое и удобное в обращении.

— Где он? Могу я его видеть? Он все еще… в теле?

— О нет, он вынут. Вы хотели бы видеть его? Чтобы быть уверенным? Возможно, это было бы хорошо, хотя мадам уже опознала его. Все же… месье Бекс, можно вас побеспокоить?

— Разумеется. Я немедленно схожу за ним.

— Не будет ли лучше, если месье Рено сам пойдет в сарай? — вкрадчиво предложил Жиро. — Без сомнения, ему необходимо увидеть тело отца.

Вздрогнув, юноша сделал отрицательный жест, и следователь, всегда склонный перечить Жиро, когда это только возможно, ответил:

— Нет, не сейчас. Мы прибегнем к любезности месье Бекса, он принесет его сюда.