Наталия Левитина - Любовница отменяется, или Тренчкот Страница 19

Не тут-то было. Дите явно хотело жрать, но стойко отказывалось от бутылочки. Предлагать малышу мою неконкурентоспособную грудь я не решилась.

Никита сделал пять рейсов в аптеку – я гоняла его то за тем, то за этим, не в силах сконцентрироваться и дать внятные указания. Лицо возлюбленного было обезображено страхом и непониманием. Он впервые приближался к орущему младенцу на расстояние вытянутой руки, и поведение детеныша вводило его в замешательство. Ведь всего час назад он улыбался и радостно хрюкал! Почему же сейчас орет, как потерпевший? Голоден? Вот бутыль с молочной смесью! Нет? Ну, что тогда?!!

Никита опять проявил себя с самой лучшей стороны – вопли малыша не раздражали, а расстраивали его. Он переживал и беспокоился за вверенное нам сокровище. Никита с тревогой заглядывал мне в лицо, не понимая, почему я, такая опытная, до сих пор не нашла кнопку «on/off» на этом загадочном устройстве.

– Давай я куплю еще какую-нибудь смесь. Эта ему явно не нравится!

– Мы уже перепробовали три марки!

– А нельзя добавить сахара? Я слышал, дети обожают сладкое. Или давай дадим ему кефир с печенькой! А растворимую кашу он есть не будет? Я купил в аптеке на всякий случай. С бананом!

Я с удивлением посмотрела на Никиту. Его познания в области вскармливания грудничков впечатляли, а искреннее беспокойство за малыша – трогало до слез.

Через несколько часов борьбы и мучений безымянный младенец все-таки присосался к бутылочке, выжрал 250 миллилитров молока с разведенной в нем кашей и отрубился. Во сне он жалобно всхлипывал, разрывая нам сердце. Никита качал его на руках.

– Тяжелый, – удовлетворенно заметил он. – Где мы будем его хранить? С дивана этот типчик однозначно уползет. Такой настырный!

– Построим баррикаду на кровати. Знаешь, а тебе идет.

– Что идет?

– Младенец. Ты хорошо смотришься.

– Ну, еще бы! Я давно мечтаю о таком.

О-о-о!!!

Покажите мне женщину, сердце которой не дрогнет от этих слов.

Он мечтает о таком!

Странная мысль пришла мне в голову… Той субботы не было! Не было дождя, исхлеставшего мое лицо, не было ледяной жижи под ногами, и тонированного джипа Льва Таирова, выехавшего из-за поворота, в то время как я покидала поселок на маршрутном автобусе. Не было умиротворенного тепла и тихого позвякивания колокольчиков в ресторане «Киото», не было двух девиц, обсуждающих поведение Арабова. Нонны тоже не было, и она не сказала мне про блондинку, нагло повесившуюся на моего возлюбленного прямо на улице!

Это все мне приснилось!

Мой мужчина – вот он, рядом! Такой родной и близкий, добрый и честный, верный и бесхитростный. А все остальное я придумала, нафантазировала…

Удобная позиция!

Значит, следователя Нелюбина тоже можно считать фантомом?

Его тоже не было?

Надо ли говорить, что ни в семь, ни в восемь, ни в одиннадцать вечера за ребенком никто не приехал!

– Надо брать инициативу в свои руки, – шепотом сказал Никита.

Мы партизанили на кухне – беззвучно пили кофе. Наш монстрик сладко дрых в комнате, обложенный со всех сторон подушками. После удачной трапезы я поменяла ему памперс – и была страшно удивлена, обнаружив под памперсом нечто особенное! Ведь, управляясь с Анечкой, я привыкла видеть младенческий интимный аксессуар совершенно иной конфигурации! А тут такоо-е! Одним словом – жесткое порно. Вот они, мужчины, во всей своей красе! От силы шесть месяцев от роду, а туда же – полностью (и даже с избытком!) оборудован всем необходимым!

Ну, вы понимаете, о чем я…

– Ни фига себе яйца! – открытым текстом выпалил Никита, пока я смущенно отводила взгляд. – Крутой мужик!

В его голосе звучало уважение.

А сейчас наш крутой мужик спал и не догадывался, что мы вот-вот собираемся сбагрить его.

Никита взялся за телефон и через двадцать минут уже владел информацией. Несчастную мать младенца звали Оксаной, ребенка – Дмитрием (медсестра посмотрела запись в паспорте). Как я и предполагала, ему едва исполнилось полгода. Оксана лежала под капельницами в областной клинической больнице № 3 и в сознание не приходила. Дежурный врач по телефону был недоступен, медсестра отвечала на вопросы с излишней сдержанностью – подобная немногословность украсила бы вождя индейского племени, но родственники пациентов наверняка мысленно проклинали эту угрюмую тетку.

– Ну, хотя бы посмотрите у нее в сумочке ежедневник! Или в мобильнике откройте список телефонов и продиктуйте мне, я запишу.

– Нет.

– Почему?

– Не имею права.

– Какого права вы не имеете?

– Шарить по чужим сумкам.

– Ваша высоконравственность, конечно, похвальна, но как же нам найти родственников Оксаны?

– Не знаю.

– Постойте, но паспорт же вы посмотрели по моей просьбе? Ведь паспорт лежал в сумке?

– Тут.

– Что – тут?

– У меня на столе он лежит.

Никита придержал меня рукой на полпути к телефонной трубке – я жаждала крикнуть этой упертой дамочке «колись, корова!». Представляете, они даже не сообщили родственникам! А вдруг у родителей Оксаны инфаркт – подумать только, дочь исчезла вместе с внуком! Испарилась, пропала! Где им ее искать? Правильно, самим обзванивать больницы и морги. А ведь Оксана поступила в приемный покой не из-под моста и не из наркоманского притона, она была полностью укомплектована документами, и при желании ее родственников тут же могли бы вызвать в больницу! Но к чему лишние хлопоты, суета?

Вот так и исчезают люди…

Получается, если нравственность не контролируется строгими законами, то она постепенно изживается обществом как качество, препятствующее человеку поудобнее устроиться в жизни? Наверное, в Америке врач, не поставивший в известность родственников больного, тут же остался бы без места за нарушение инструкции. Да, лучше иметь четкую инструкцию, чем полагаться на здравый смысл и доброту человека.

– Поеду в больницу, – сказал Никита. – По телефону я ничего не добьюсь. Ты справишься тут без меня?

– Пока этот наглый типчик спит – да, – шепотом ответила я. – Езжай!

Родственника Димуси мы дождались только к вечеру воскресенья. Высокий, симпатичный парень лет двадцати пяти, одетый с аккуратностью менеджера средней руки в дешевый костюм и белоснежную рубашку, появился в нашем детприемнике.

– Здравствуйте! – сказал он неуверенно и смущенно.

– Безумно вам рады! Проходите!

В руке парень держал объемную спортивную сумку. Я с ужасом уставилась на нее – мучительная бессонная ночь наделила меня даром ясновидения. Просветив сумку взглядом-рентгеном, я поняла: в ней барахло младенца.

– Ну, где тут мой племяш?! – поинтересовался гость.

– Отдыхает. Чудесный ребенок.

Ночью мы пять раз пили молоко из бутылочки – Дима освоил новый гаджет, и он пришелся ему по душе. Потом мы изящно расправлялись с памперсами: наверное, есть в этом какой-то шик, особая младенческая доблесть – выкладывать внутренний валовой продукт не одномоментно, а поэтапно, дождавшись, когда на тебя наденут чистый подгузник. Затем мы бузили, кувыркались в подушках, пинали тетю Юлю толстыми ножками. Потом – помогали няньке писать статью, нажимали кнопочки, поливали слюнями клавиатуру, норовили облизать монитор. В шесть утра мучитель наконец-то уснул. В половине восьмого вновь потребовал хлеба и зрелищ! Ну, и так далее…

– Я привез ему вещички.

Вот этого я и боялась!!!

– А разве вы не заберете ребенка?

– А я должен его забрать?!!

Симпатичный юноша задохнулся от изумления. На его гладко выбритых щеках играл детский румянец, весьма украшая владельца. Наверное, этот трогательный румянец, а еще – взволнованно вздрагивающий кадык на худой шее, да к тому же – красивые карие глаза уберегли гостя от мгновенной смерти – мне очень хотелось треснуть его по голове чем-нибудь тяжелым.

– Нет, а как это… Постойте… – замямлил он.

– Вы же за Димочкой приехали, правда?

– Нет, ну…

– Как там его мама? Пришла в себя?

– Да плохо с ней все, – сник парень. – Но я не рассчитывал забирать ребенка! Вот, вещи его привез. А вы разве не его няня?

– Начинаю свыкаться с этой ролью. Но я вообще-то… Как вас зовут?

– Андрей.

– Юля. Приятно познакомиться! Я, Андрей, совершенно посторонний человек… Видите ли, в ночь с пятницы на субботу у меня заболел зуб. И утром я отправилась в клинику «Жемчужина»…

Наверняка человек, менее литературно-одаренный, обрисовал бы ситуацию в двух словах. Но я-то журналист! В двух словах у меня не получилось, тем более что история превращения пульпита в розовощекого карапуза выглядела почти волшебной (если б не была такой грустной!). По мере продвижения к финалу краски покидали лицо гостя. Перспектива остаться наедине с племянником, вероятно, не сильно вдохновляла юношу.

– Но я не справлюсь, – с паникой в голосе сообщил он. – И потом… У меня же работа! Я работаю по двенадцать часов в сутки. Нет, ну как же?!