Джеймс Чейз - Кинжал и пудреница («Никогда не знаешь, чего ждать от женщины») Страница 19

— Вы это мне? — сказал я, стараясь не делать лишних движений.

— Заходи, — рукой он указал на кабинет Германа, — и будь добр, веди себя как полагается.

Мысль, что, вероятно, следует перенести поездку в Майами, своевременно посетила меня, и я порадовался, что не купил билеты заранее. Без особого удовольствия я переступил порог кабинета, Паркер сидел в кресле Германа. Возле окна торчал еще один тип, вертя в руке здоровенную пушку. Он был маленький, толстый и походил на головореза из третьесортного триллера. Герман отсутствовал.

— Привет, дружок, — сказал я Паркеру тепло, но не слишком. — Как голова, не болит?

— В прошлый раз ты оказался слишком хитрым и проницательным, Джексон, — сказал он тоном, отдающим уксусом. — Я не хочу тратить время на бесплодные разговоры. Никакого кинжала не получишь. Это, во-первых, во-вторых, тебе придется ответить на некоторые вопросы. Лучше дать ответ сразу, если не хочешь, чтобы его вырвали силой. В любом случае ты закончишь свободным полетом из окна этого кабинета.

Идея парить с восьмого этажа совсем не показалась мне забавной, но, поразмыслив, я решил не заострять на этом внимание.

— Ты ничего от меня не добьешься, — сказал я как можно спокойнее. — Я предупредил Германа, что оставил письмо в надежном месте и оно попадет в руки Редферна, если я не вернусь в указанное время. Тогда всей вашей компашке несдобровать.

Он пренебрежительно усмехнулся.

— Я так не думаю. Покончив с тобой, мы займемся письмом, если оно вообще существует.

— Я человек предусмотрительный, — ответил я, а сам лихорадочно подсчитывал в уме шансы, успею ли выхватить пушку, прежде чем дылда наделает в моем организме дырок.

— Письмо есть, будьте уверены, — сказал я со всей убедительностью, на которую был способен.

Паркер был спокоен, но мне не нравилось отсутствующее выражение на лице.

— Итак, вопрос первый: где Веда?

— В надежном месте.

Худой верзила, должно быть, был ясновидящим, так как сунул руку мне под мышку и вытащил револьвер.

— Тебе он больше не понадобится, гад, — шепнул он мне на ухо.

— Я заставлю тебя говорить, — прошипел Бойд, — тебя, наверное, никогда не били каучуковой трубкой по голове? Это неприятно, зато не оставляет следов. Мы исполним траурный марш Шопена на твоем черепе вместо барабана.

Толстяк отклеился от подоконника и вынул из кармана каучуковую трубку. Он стал подбрасывать ее на ладони, свирепея на глазах.

Размышляя, я пришел к выводу, что место для выяснения отношений было выбрано ребятками неудачно. В здании было полно респектабельных людей, которые непременно пожелали бы узнать, откуда шум, коли таковой возникнет. И вообще, эти жалкие террористы нагоняли на меня тоску.

Я надеялся, что верзила понимает, что шуметь нельзя, поэтому, резко повернувшись, я двинул ему в подбородок.

От неожиданного удара он не удержался на своих ходулях и рухнул на пол, неловко приземлившие? на правую руку, зато толстяк не растерялся и бросился на меня разъяренным тигром.

Бойд вскочил с кресла и подставил этому бойцу подножку. В это время дверь открылась и, держа пистолет в руке, вошел Лу Фарелл с видом человека, собравшегося подышать перед сном свежим воздухом.

— Салют! — поздоровался он. — Эти мальчики вас обижают, Джексон?

Я воспользовался замешательством в стане противника и влепил толстяку сочную оплеуху. Он отлетел и тяжело грохнулся о спинку стула. Трубка выпала у него из рук. Верзила посмотрел на свою, очевидно, вывихнутую руку и завопил так, что задрожали стены.

Лу направил пушку на Бойда, не выпуская из виду и толстяка. Пистолет в его руке смотрелся достаточно убедительно.

— Не волнуйтесь, парни, — сказал он беззаботно, — посмотрите, что стало с вашим маленьким приятелем, то же будет и с вами.

Он быстро шагнул вперед и ударил Доминика прямым в левый глаз. Пока Бойд падал навзничь, я успел схватить настольную лампу и далеко не плавно опустил ему на голову. Этого показалось мне недостаточно, и для верности я запустил в него ониксовой пепельницей. Вслед за этим последовала пачка фотографий с изображениями голых девочек, а я порыскал глазом в поисках предметов потяжелее.

Я так озверел потому, что вспомнил, как этот разбитоголовый грозился выбросить меня с восьмого этажа без парашюта.

— Не сердись, — сказал Лу грубому толстяку, который уже очухался и теперь подпирал стенку.

Я ухватил Бойда за шиворот и поставил на ноги. Он плюнул мне в лицо и попытался было размахнуться ручонками, норовя попортить мне внешность. Я уклонился от его размахиваний и влепил для симметрии и в правый глаз. Потом встряхнул несколько раз и швырнул в кресло.

Его воинственность испарилась, но, чтобы не возникало рецидива, я нанес Доминику мощнейший хук в челюсть.

Это добило его окончательно — мой недруг застыл в кресле неподвижно.

Я поправил манжеты, стряхнул пыль с рукава и, честное слово, почувствовал себя лучше.

— Салют, — сказал я союзнику, — откуда ты взялся, Лу?

— Ник велел мне всюду следовать за вами, — сказал Лу, безмятежно улыбаясь.

— Поедем или еще поговорим с ребятками по душам? — Он бросил многозначительный взгляд на верзилу, который баюкал вывихнутую руку.

— Поедем, — сказал я.

Подойдя к Бойду, я попытался поставить его на ноги, но он выскользнул из рук и разлегся на полу.

— Где кинжал? — спросил я, поднося к его носу кулак. Он очнулся, посмотрел на меня распухшими глазами и пробормотал:

— У меня.

— Тогда к тебе и поедем. — Я подтолкнул Бойда к двери и повернулся к Лу. — Я чувствую себя в безопасности, если ты поблизости.

Мы оставили толстяка и верзилу в покое, раз уж они перестали проявлять к нам интерес, и двинулись к лифту.

Я вел Бойда к выходу, бережно поддерживая его под локоть. Ноги ему плохо повиновались. Лу держался сзади.

— Еще один такой фокус, и я отправлю тебя прямиком к Редферну, — сказал я.

Доминик прислонился к стенке и вытер рукавом пот.

Мы спустились на первый этаж. Мальчишка-лифтер посмотрел на Бойда и опустил глаза. Хорошо вышколена прислуга в этом здании.

Мы пересекли тротуар, и я запихнул свой трофей на заднее сиденье машины.

Бойда не пришлось долго упрашивать, чтобы он сообщил свой адрес. Он жил на Малкольм Драйв.

Мы проехали по длинной аллее вдоль лужайки, на которой вполне можно было разместить площадку для игры в гольф, и подъехали к дому, настолько импозантному, что он при некотором воображении мог сойти за Букингемский дворец.

— Выходи, — сказал я Доминику, когда Лу остановился перед входом.

Он почему-то не стал возражать.

— Не хочу больше рисковать, — объяснил я Лу. — Если мерзавец будет фокусничать, дай ему рукояткой по голове.

Но по всему было видно, что у Бойда отпало всякое желание фокусничать. Он едва передвигал ногами, и нам пришлось тащить до входной двери его на себе.

Мы прошли в вестибюль размером с ангар для самолетов.

— Кинжал, — сказал я, — и покончим с этим. Старый джентльмен, похожий на архиепископа, но, очевидно, дворецкий, возник перед нами. Увидев Бойда, он открыл рот и двинулся на нас, но мой грозный вид заставил его остановиться.

— Велите ему не мешать нам, — приказал я Войду.

— Идите, Джон.

Старый джентльмен минуту колебался, затем удалился.

— За кинжалом, Доминик, скорее, — торопил я его. — У меня нет времени.

Он провел нас в соседнюю комнату, открыл сейф и вытащил футляр с кинжалом. Молча протянул мне. Бледное лицо Бойда при этом говорило больше, чем десять томов слезоточивых мелодрам.

Я открыл футляр, посмотрел на кинжал и захлопнул крышку раньше, чем Лу успел что-нибудь рассмотреть.

Это была дорогая игрушка, и я не хотел, чтобы кто-нибудь знал о ее ценности.

— Порядок, — сказал я, — эту безделушку я отдам Бретту. И предупреждаю, не попадайтесь больше на моем пути.

— Уходите, — прошипел Бойд, закрывая лицо руками.

Таким мы его и оставили. Этот парень был достаточно крепок для одного удара, но два — выбили его из колеи. Трепка, которую я ему задал, спасла его окончательно.

Мы вернулись к Кэйзи.

Перед тем как подняться к Беде, я произнес высокопарную речь, наговорил Лу кучу комплиментов и горячо поблагодарил за помощь.

Не дав ему времени броситься мне на шею, поспешно скользнул в лифт и прикрыл за собой дверь.

Я нашел Джо, раскладывающего пасьянс перед дверью моей комнаты. Увидев меня, он бросил карты, встал и потянулся.

— Ну, слава богу, вернулись. Клянусь, дружище, эта работа меня замучила.

— Были трудности? — спросил я, указывая головой на дверь.

— Определенные, — сказал он, улыбаясь и передавая ключ. — Она разбудила всех дьяволов в аду, но я пообещал влепить ей затрещину. Только тогда она успокоилась. Я давно заметил, что говорить с бабами с позиции силы — единственный способ их урезонить, когда ничто другое не действует. Следует быть с ними покруче даже тогда, когда они ведут себя с вами ласково и нежно.