Леонид Сапожников - Цепь Страница 19

— Да.

— Вы обратили на него внимание? — спросил Пол­ковник — Ну, на какие-либо отличительные приметы в его внешности? Маленький или высокий? Размахивает руками?.. Что-нибудь в этом роде..

— Так, постойте, ведь он хромает, — удивленно сказал Лютенко, — конечно же, хромает! Знаете, волочит правую ногу. Я много лет работаю на сцене Я привык обращать внимание, как люди ходят. Вот вы, например, идете, прижимая левую руку к боку, Верно?

Полковник действительно так ходит..

— Всеволод Константинович, — сказал я, — вы думаете, что Галицкая обманывала вас с этим человеком?

— Вы имеете в виду нечто интимное? — уточнил он, краснея. — Нет, что вы! Он же совсем старый, седой!..

Здрасьте вам! Седой… Вот уж большая рыба в маленькую сетку!

— Ну, если ревность вас не мучила, — равнодушно протянул я, — вы могли бы и поинтересоваться у Ксении Эдуардовны, кто был этот человек и почему она предпочитает ездить на ипподром с ним, а не с вами?

— Нет, — вздохнул Лютенко. — Ксения тогда подумала бы, что я слежу за ней.

Гм… странная логика… Как будто так не было на самом деле.

— А вы не могли ошибиться?

— На ней был клетчатый плащ, — помолчав, грустно ответил он.

— Ну и что? — возразил я.

— Видите ли, этот плащ я сам подарил ей. Такого больше я ни разу не видел у нас в городе. Я привез его из Москвы, купил в комиссионном магазине.

— Всеволод Константинович, — заговорил Полков­ник. Он уже вернулся к столу, сел. — В квартире Галицкой мы обнаружили тайник…

— А-а, — небрежно перебил он, — в шкафу?

— Да.

— Я его сам сделал! Я же вам говорил, что Ксения отличалась некоторыми странностями в поведении. Однажды она пристала ко мне: “Сделай мне тайник! У каждой женщины должен быть свой тайник”. Я и сделал, я вообще люблю делать всякие там пустячки своими руками Ксения знала об этом, вот я и сработал ей этот тайник. Но он такой простой, элементарный! Разве это тайник? Так, действительно для пустяков, для всяких женских дел. Крупную вещь туда положить нельзя было, даже книга большая вряд ли уместилась бы!..

— Как вы считаете, Ксении Эдуардовне и в самом деле мог понадобиться тайник для каких-то целей? — спросил Минхан.

— Не знаю, — пожал плечами Лютенко. — Как-то я пришел к ней, открыл дверь своим ключом, она не слышала, как я вошел. Увидела меня и что-то быстро спрятала под подушку, помню, рассердилась и даже прогнала, заставила уйти на кухню. Верно, ей что-то не хотелось показывать мне. Не знаю… Честно говоря, я этому не придал значения, мы с ней тогда не ссорились. Я и не вспомнил бы, не спросите вы меня.

— А когда этот случай был?

— Примерно месяц назад…

— Всеволод Константинович, — снова вступил я, — а с Клычевым Ксения Эдуардовна разговаривала по телефону при вас?

— С кем? — удивился он. — Какой Клычев?

— Клычев — родственник Галицкой, — не моргнув соврал я.

— Нет, — недоверчиво покачал он головой, — у нее не было родственников. Она же сирота!,

Мы все же знали больше, чем он. Нам было известно, что у Галицкой имелся родственник, которого звали Эдуардом Тимофеевичем Колесниченко Впрочем, за прошедшие двадцать пять лет с того дня, когда он взял малолетнюю Ксению из детского дома, много воды утекло — Эдуард Тимофеевич мог и умереть, И поэтому ничего удивительного в том, что Галицкая вообще не говорила о нем Лютенко. С какой стати?.

Разговор окончился сам собой. Конечно, Лютенко “здорово” нам помог, побывав третьего июля в квартире Галицкой…

— Склероз! Я же хотел показать вам вот это!., — неожиданно воскликнул Лютенко. Он протягивал небольшую фотографию, на которой был запечатлен с устремленным вдаль взглядом — Карточка стояла на туалетном столике… Я взял ее… Ну, тогда, третьего июля… Сначала я не обратил внимания, а дома увидел на обратной стороне фотографии три цифры, записанные карандашом. Я хорошо помню их,. Четыре — шестьдесят семь Я стер цифры, а теперь вот думаю, может, они пригодятся вам.

— Спасибо, Всеволод Константинович, — передавая мне фотографию, сказал Полковник. — А сейчас пройдите, пожалуйста, с капитаном Шигаревым…

Мы прошли в лабораторию, где у Лютенко сняли отпечатки со среднего и указательного пальцев правой руки, Я оставил фотографию, попросив немедленно попытаться восстановить цифры

Я проводил Лютенко к выходу, забежал в буфет и выпил бутылку лимонада, а потом пошел в лабораторию. Тут нас ждал очередной сюрприз.

— Это не его отпечатки, — уверенно сказал начальник лаборатории, — совершенно иная фактура линий.

Он говорил об отпечатках, идентифицированных в квартире Галицкой. Следовательно, отпечатки оставил не Лютенко, а кто-то другой.

На фотографии же действительно ранее были написаны карандашом цифры “4–67”. И написала их Галицкая — в характерной для нее манере писать семерку с длинным хвостиком и поперечной черточкой по стеблю цифры.

Я вернулся в кабинет и сообщил обо всем Полковнику.

— Что ж, — пробормотал он, — будем искать того, кто оставил отпечатки… “Седой”.. После встречи с Лютенко этот “Седой” становится особенно любопытной фигурой… Вот что, Вениамин, побывать тебе надо на ипподроме, потолкаться, познакомиться с людьми. Если этот “Седой” завсегдатай ипподрома, его могут и знать. Опять же хромает, это уже существенно!..

— Хорошо, Кирилл Борисович, — ответил Веня. — Все понял.

— Что-то ты, брат, медлительным стал, совсем перестал ловить мышей? “Высокого” тебе на блюдечке преподнесли… Ну, надо думать, что дальше-то делать…

— Между прочим, — вставил я, — цифры на фотографии — это три последних цифры номера телефона Клычева.

— Между прочим, — сощурился Полковник, — это я тоже помню. Но почему тогда Галицкая не спрятала фотографию в тайник, если действительно не хотела “потерять” эти цифры?

— А если не успела? — заметил я. — Или забыла о фотографии?

— Я другого не понимаю, — задумчиво протянул Минхан, — зачем ей надо было записывать неполный номер телефона? Неужели она так не могла запомнить?

— Зачем, почему… Гадаем на кофейной гуще! — сердито кинул Полковник. — Раскручивать нужно, раскручивать. Время-то идет!.. А ты, Шигарев, готовься к командировке. Ясно?

— Так точно, товарищ полковник!

— Бизин, останься. Давай еще раз помозгуем над тем, как нам на этого “Седого” почетче выходить.

Я вышел из кабинета.

…Через час позвонила Ирочка и сказала, что генерал Сегизбаев подписал мою командировку.

В этот момент вошел Вениамин, я как раз трубку положил.

— Иди оформляйся, — сказал он, — генерал…

— Уже информирован, — перебил я. — Слушай, Веня, у меня одна идейка возникла. Может, ей грош цена, а может, и сто рублей.

— Давай выкладывай! — оживился он.

— Нет, Венечка, сначала я пойду получу командировочное удостоверение, проездные, суточные и прочее, потом мы с тобой пообедаем…

— Любишь ты резину тянуть, Витя! — заметил Веня

 — Есть такое! — кивнул я. — Жди!

Я быстро оформил командировку, но, вернувшись в отдел, Веню уже не застал: его куда-то послал Полковник

В Дарьинск я должен был вылететь через два часа.

Веня не появлялся. Я, конечно, своей идеей, пришедшей в голову, мог поделиться с кем-нибудь другим из сотрудников, но так как идея была малореальная, я подумал, что лучше сказать о ней своему другу.

Через полтора часа я уже был в аэропорте. На всякий случай решил позвонить еще раз Вене, тем более что рейс задерживался.

— Бизин слушает!

— Очень рад, что Бизин слушает, — сказал я. — Значит, так, товарищ Бизин. Вот тебе моя идея. Не дают мне покоя эти цифирки с фотографии. А что если это номер ячейки камеры хранения на вокзале, а?

— Гммм… — протянул Веня.

— Нет, серьезно, Веня!, Галицкая — при ее страсти к тайникам — могла ведь иметь еще один, более надежный. Вообще ты поинтересуйся этим. Ну, как, гады?

— Я всегда говорил, Виктор Николаевич, что в вас есть что-то от Шерлока Холмса. Он, как и вы, музыку любил. Счастливо долететь.

— Не скучай!..

15

Начальник дарьинского угрозыска подполковник Рустамов энергично потряс мою руку и показал на папки.

— Вот, трудитесь!

— Спасибо, Арафат Рашидович. — Я прижал руку к груди.

— Как поживает Кирилл Борисович? — спросил Рустамов.

— Хорошо. Велел вам кланяться.

— Спасибо!..

Рустамов вышел, и я стал знакомиться с материалами. Рассчитывать на помощь Рустамова можно было. В свое время он работал под началом Полковника и считал себя его учеником. Договариваясь с ним по телефону о встрече, я попросил подготовить материалы, которые помогли бы мне хоть как-то в розыске таинственного “Махмуда-ака” и Ковальчука. Ведь Ковальчук явный наркоман. И “Махмуд-ака”, если он был из Дарьинска, сумел, вероятно, именно наркотиками так накрепко привязать к себе этого парня. В этой идее Минхана, безусловно, содержалось рациональное зерно.