Татьяна Соломатина - Естественное убийство – 2. Подозреваемые Страница 19

– Это… шан… таж! – еле выдохнул он своему другу напоследок.

– Сеня! А ведь я на двенадцать лет тебя старше, пингвин несчастный! А также – быстрее, выше и сильнее. Так что – да! Это шантаж! Что угодно, лишь бы не попадать без лишней надобности в твою захламлённую берлогу и не вкушать той биомассы, что вы с Леськой называете «едой».

Северный несколько кругов оббежал вокруг согнувшегося и упёршегося руками в колени Соколова:

– Отдышись и привет супруге! – и унёсся своим обычным маршрутом. Он и так делает для Сени слишком много поблажек, и ПДК[14] Соколова в жизни Всеволода Алексеевича превысила все разумные лимиты. Конечно, он отличный друг, и за появление Алёны Дмитриевны Соловецкой Северный должен благодарить (благодарить ли?) именно Семёна Петровича, но то, что происходит в течение вот уже месяца – это слишком! Когда он в последний раз нормально сидел с хорошей книгой в руках? Точнее – лежал в гамаке на даче? Ночью наскоро перечитанный «Остров доктора Моро» – не в счёт.

– Не охотиться за другими людьми – это Закон. Разве мы не люди?..[15]

Северный очень любил Соколова. Вот уже десять лет у него есть друг. Настоящий друг. Настоящая дружба – такая же редкость, как и настоящая любовь. Но не охотиться за другими людьми – это Закон! Даже для друзей. К тому же и работу никто не отменял. Если начальник бюро сложных экспертиз и может время от времени позволить себе вольность ненормированности, так у любой ненормированности есть другая сторона. «Ненормированный рабочий день» вовсе не означает, что ты волен приходить позже всех, а уходить – как только надоест. Увы, увы. Ненормированный рабочий день – это привилегия отвечать за всех и вся в любое время суток без ограничений.

Вечером они с Сеней сидели за столиком своего любимого ресторана. Всё того же ресторана, куда десять лет назад Всеволод Алексеевич пригласил случайно встретившегося ему в министерских коридорах молодого парня. Энергичного умницу, страшного матерщинника, холостяка и рифмача. Разгильдяя, наделённого большими организаторскими и аналитическими способностями. Вчерашнего выпускника медицинского института, любящего восклицать к месту и не к месту: «Интересное дело!» Нынешний пузатый Семён Петрович, женившийся и заделавший чуть не подряд четверых детей, возглавляющий собственную, вполне успешную для среднего бизнеса фирму, почти ничего из своих характеристик не утратил. И сегодня, конечно же, выкрикнул Всеволоду Алексеевичу через весь зал:

– Интересное дело! Я тебя уже целый час дожидаюсь!

– Извини, извини, – попросил прощения действительно опоздавший Северный. Опоздал он не на час, а всего на полчаса. Но опаздывать страшно не любил – пунктуальность была его пунктиком. Ещё одним пунктиком в ряду многих других: – Пробки. Был на выезде.

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, – Северный с опаской глянул в опустошённые Сеней тарелки.

– Ну, расскажи! – тут же потребовал любопытный Сеня, забывший, что прежде всего ему интересно, что было в Лондоне. Ну и кое-что другу сообщить. Первое – радостное. Второе – совсем печальное. – Немедленно расскажи, что это за такой выезд важный, что ты даже опоздал на полчаса.

– Напоминаю тебе, что я – судебно-медицинский эксперт, – Всеволод Алексеевич выдержал многозначительную паузу. – Ты всё ещё хочешь выслушать мой рассказ?

– Да!

Сеня подозвал официанта и заказал ещё и вареников с вишней.

– На десерт, – извиняющимся тоном пояснил он Северному.

– Да лопай, лопай. Запасайся жирами и холестерином, повышай уровень печёночных ферментов. Лишь бы на здоровье… На труп меня вызвали. Куда меня ещё могут вызвать?!

– Лично тебя? Высокопоставленный труп?

– Да не особенно. Так… Директор одного из старых, – значительно подчеркнул он, – детских санаториев в ближнем Подмосковье якобы повесился. Не такая я уж и большая шишка, Соколов. Это так, к слову. Я, разумеется, человек заслуженный, и молва обо мне всякое несёт, но вызвать меня и по сей день могут когда угодно и на что угодно. По делу поиметь или, пользуясь моей слабостью к отдельным индивидуумам, втравить в сомнительную историю. – Он значительно посмотрел на Сеню. Тот сделал вид, что пропустил мимо ушей последнюю реплику друга.

– Возмутительно! – сказал Семён Петрович, глядя в чашечку. – В этом кабаке нет нормального растворимого кофе!

– Вопрос вкусов, Сеня. Точнее – вкуса.

– Так что там с директором санатория? Кстати, что за санаторий? А как фамилия директора?

– Э нет, друг мой. Этика и деонтология. Ты мне друг, но этика и деонтология дороже. Особенно зная, какая ты трещотка.

– Никакая я не трещотка! – надулся Сеня. – Так он сам повесился или не сам повесился? Интересно же!

– Ничего интересного. Что правда, я ещё ни разу не видел, чтобы человек без посторонней помощи повесился на цепи в ревизионном колодце. Самоубийцы обычно прибегают к более стандартным приёмам.

– Самоубийцы-висельники – это «засранцы», я помню.

– Наслушался… Это лекция для подростков была. Точнее – для одного-единственного подростка, обдумывающего, как бы насолить не то родителям, не то первой любви. И эта моя лекция ставила целью, не скрою, обыкновенное запугивание того самого подростка. И всех прочих на всякий случай. Превентивно.

– Ну, так а чего ты опоздал?

– Пробки на въезде.

– И всё?

– И всё. Тебе недостаточно?

– А что с тем повешенным на цепи директором?

– Вот ты зануда! Достали мы директора. Он, что правда, распух, как бочка, потому что его сперва две недели разыскивали как пропавшего… А на дворе лето. Ты себе представляешь, как вытащить такой труп из ревизионного колодца? Любой сантехник тебе расскажет, – Северный посмотрел на друга с насмешкой. – Обтянули верёвками и стянули, чтобы отжать… Сейчас его исследуют более детально. То, что от него осталось…

Любезный официант поставил перед Семёном Петровичем тарелку вареников с вишней и пожелал приятного аппетита. Соколов сглотнул и отодвинул от себя тарелку. Северный с удовольствием маленькими глоточками пил один из самых вкусных кофе во всей столице.

– Я же, Сева, тут по важному делу. Даже сразу по трём важным делам. Во-первых, как ты слетал в Лондон?

– Я думал, это только моё важное дело.

– Но мы с тобой вместе вели следствие! – возмутился Соколов. – Я был одним из лучших твоих, можно сказать, оперов. И к тому же наша с Леськой спальня сильно пострадала во время финального заседания.

– Ты не сделал ремонт к возвращению жены?! – притворно-удивлённо ахнул Северный.

– Хорош издеваться, ладно? Руки не дошли! И вернулась она куда раньше запланированного! Потому что отменили ряд семинаров. Что, в общем-то, хорошо. По ряду причин. Кроме ремонта.

– Да-да, знаю. Про твои руки. И прочий ряд причин, вечно тебе мешающих.

Сеня придвинул к себе вареники.

– Вот из-за твоего ко мне пренебрежения, из-за твоей недооценки моих заслуг я разнервничался и теперь буду жрать эти вареники, хотя уже почти отказался от них! И буду толстеть и дальше!

– Прав. Ты прав, Семён Петрович. Мы с тобой вместе вели следствие, – смилостивился Всеволод Алексеевич. – Разумеется, я совсем не хотел его вести, но твоя привычка раздавать кому ни попадя мои координаты…

– Больше никогда. Клянусь! Ну, не томи уже, рассказывай про Лондон.

– Рассказывать особенно нечего, мой дорогой друг. Разыскать человека не сложно. При помощи других людей, всю жизнь специализирующихся на поисках… других людей, прости за конструкцию предложения. Совсем не сложно к нему прийти и предъявить счета от частного детектива и за свою работу. Немного сложнее заставить его заплатить на порядок больше положенного.

– Вот так вот просто, и всё? Ты просто взял бабки как бы за, типа, блин, молчание?!

– Я «взял бабки», как ты изволишь выражаться, не просто так, а за работу. И за веру в человечество. «Я не только трудился. Я даже пострадал… я потерял веру в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество?»[16]

— Ты взял с него всего лишь миллион рублей?!

– Соколов, ты непосредствен, аки твоё собственное дитя, не знавшее бумажных книг. Я тебе процитировал и ныне кое-кому небезызвестных Ильфа и Петрова.

– А сколько ты с него взял? И как?

– Сеня! Ты же бизнесмен. Есть только несколько настоящих тайн. Первая из них – суммы, вторая – методы.

– Но ты же его шантажировал, да? – громко зашипел Соколов.

– Называй это как тебе угодно. Предполагай всё, что тебе заблагорассудится.

– Ну а как же справедливость? Как же, блин, ёбаный гуманизм?! – Сеня нервно прикурил.

– Существует два первоначала справедливости, мой юный Робин Гуд. Никому не вредить и приносить пользу обществу. Это не я сказал, а Цицерон. Я предпочитаю пользоваться первоначалом номер один. То есть – раз. Раз уж мы договорились, что есть такая цифра, – саркастически усмехнулся Северный. – Тем более что «не навреди!» – это как раз и из моей профессии в том числе.