Алексей Макеев - Вам поручено умереть Страница 19

– Как это произошло? – угрюмо спросил Лев.

– Не понимаю даже, товарищ полковник. Никаких сведений у меня не было. Приказ, касающийся Шмаркова и Раззуваева, я знаю. Особое внимание и все такое прочее.

– Все такое прочее случилось и лежит вот, – зло бросил Гуров, кивнув на тело. – Как вы проворонили? Почему у вас не работала агентура в камерах? Вам приказ поступил не из МУРа, не по линии вашего управления, а из самого МВД! Вы хоть представляете, сколько вы нанесли ущерба следствию?

– Товарищ полковник, у меня не было сведений. Они хитро сработали… даже мой агент ничего не знал, не слышал и не видел. Они, наверное, догадывались, что там рядом «камерник» может быть, вот втихаря заказ и передали…

– Плохо, Миненков, очень плохо работаете, – проворчал Лев. – Рассказывайте, как все произошло.

– Под утро, – начал бубнить оперативник, – примерно в начале пятого утра, трое из этой камеры тихо встали, навалились на Шмаркова и… гвоздем в ухо. Классический способ.

– Убийцы установлены?

– Да. Я сразу сообщил руководству, и мы начали дознание. Другие подследственные уже дают показания.

– Вы хоть договорились о незамедлительном вскрытии?

– Так точно. Сейчас приедут за телом. Обещали сегодня до двух часов дня результаты.

– Черт бы вас побрал, Миненков, – с горечью проговорил Гуров. – Ладно, быстро мне показания, которые успели получить, и все данные на виновников.

Объяснения, которые давали свидетели, проснувшиеся от шума в камере под утро, разнились в мелочах. Да и эти мелочи были вполне объяснимы. Кто-то спросонок не понял, кто-то не хотел подставляться с показаниями, опасаясь мести убийц. А кто-то из патологической ненависти к полиции мог специально врать. Но это все отфильтруется, думал Лев, истина, она все равно читается между строк. Побеседуем, в глаза посмотрим. Да и картина преступления важна следователю, а ему важно другое – кто заказал Шмаркова, почему, куда тянется от него цепочка.

Выборочно Гуров допросил четверых подследственных. Он выбирал по вполне определенному принципу. Человек не должен бояться последствий для себя, он должен быть в принципе бесстрашным, немного нагловатым. А еще этот человек должен искренне сочувствовать убитому и не испытывать особой антипатии к полиции. Все допрошенные рассказывали примерно одно и то же, рисуя примерно одну и ту же картину. Проснулись от шума, увидели, как трое уголовников навалились на человека, подняли шум, уголовники разбежались по своим «нарам». Когда подошли к Шмону, тот уже не подавал признаков жизни.

У Гурова сразу возник вопрос, а почему эти трое действовали так нагло, понимали же, что факт убийства и свою роль им скрыть вряд ли удастся? Значит, эта троица, что убила Шмаркова, была из числа «быков». Или «атлетов», или «гладиаторов», или «бойцов», как называют на тюремном жаргоне заключенных из окружения блатных, исполняющих их приказы по применению определенных санкций (чаще – насильственных) к другим заключенным. Вплоть до убийства. Есть среди этой категории и такие, кто эту обязанность палача проиграл или получил в наказание за что-то. В данном случае не важно, кто убил, важно, кто и как передал приказ. А ведь приказ был!

Миненков принес дела на троих убийц и положил перед Гуровым. Самый верхний лист в этих папках был наскоро составленной характеристикой местной администрации. Фактически – это документ внутреннего использования, инструкция и напоминание для контролеров охраны. Здесь есть описание прежних судимостей, ракетодромов поведения, склонностей, степени агрессивности, адекватности, взаимоотношение с другими подследственными в камерах и тому подобное.

– Ну, чего стоишь? – Гуров отложил в сторону последнее дело и посмотрел на оперативника, продолжавшего стоять перед ним чуть ли не навытяжку. – Виноватого разыгрываешь? Кто, по-твоему, был старшим в этой троице, кто получил приказ конкретно?

– Вы тоже подумали, что они получили приказ с воли? – как-то даже обрадовался Миненков.

– С воли или из другой камеры. Это не важно. Сейчас давай ответим на вопрос, кто в этой троице был старшим, а кто беспрекословно ему подчинился.

– Я считаю, что Яворский, – с готовностью ответил оперативник. – У него две судимости. Одна за драку по статьям «хулиганство» и «нанесение тяжких телесных повреждений», а вторая за разбой и тоже с «тяжкими». А Рутнев и Судаков, они как-то помельче, имеют по одной судимости, и статьи у них попроще.

– Давай сюда первым Судакова, – приказал Гуров и откинулся на спинку стула, сложив на груди руки.

Лев не ошибся, представляя себе этого двадцативосьмилетнего парня. На фото в деле он видел лишь овальное лицо с широко посаженными глазами и оттопыренными ушами. Полные красные губы портили лицо Судакова, лишая его какой-то мужественности. И выражение глаз на снимке явно не соответствовало его характеру.

Сейчас в комнату для допросов вошел совсем другой человек. Оттопыренные уши, правда, были на месте, и широко посаженные глаза тоже. Но вот смотрели эти глаза уже по-другому. Сейчас в них было очень мало добра. Не то чтобы они источали злобу, просто были пустыми, какими-то отрешенными. Была в них готовность к плохому. И губы не выглядели такими уж пухлыми и красными. Сейчас они вытянулись почти в ниточку и посветлели. От напряжения, надо полагать.

– Садись, Судаков, – разглядывая парня, велел Гуров.

Судаков послушно сел и стал смотреть в стол перед человеком, к которому его привели. Ни интереса, ни готовности отвечать или запираться. Трудно придется с ним. С обоими придется трудно. А еще труднее будет с Яворским. Тот матерый. Это Судакова с Рутневым можно как угодно называть, мелочь они. А Яворский – блатной. Только как он докатился до такого задания? В карты проиграл, авторитетному «сидельцу» на ногу наступил в умывальне? Шутки шутками, но задание он получил скверное. И этих привлек, но они могут о личности приказавшего ничего не знать. Могут, но проверить все равно придется.

– Зачем вы убили Шмаркова? – спросил Гуров таким тоном, словно они уже не один час беседовали тут вдвоем и оба прекрасно знали, о чем идет речь.

– Меня уже допрашивали, – постным голосом ответил парень. – Я там в бумаге все сказал.

– Там ты фигню какую-то сказал, – беззлобно хмыкнул Лев. – Вы пошутить хотели, а он отчего-то умер. Это насмешка над следствием, причем умышленная. За это оперативники тебя гноить будут, а следователь подготовит для суда такую сопроводительную, что получишь ты по полной. И за все.

– А мне по барабану, – скривился Судаков, а в глазах его мелькнуло еще больше обреченности.

Ясно, подумал Гуров, уперся и будет упираться вплоть до колонии, куда войдет героем. Туповат, заигрался в эти игры. Пока его петух в одно место не клюнет, он своей позиции не изменит.

Лев еще минут двадцать искал подходы к этому парню, но все свелось лишь к тому, что подтвердились первые предположения. Судакова увели, и в кабинет вошел второй подельник – Игорь Рутнев, по кличке Боксер. Крепкий парень, с короткой шеей, лобастой головой, сломанным боксерским носом, маленькими прижатыми ушными раковинами и маленькими серыми глазами. Невольно создавалось впечатление, что, кроме крупной головы и мышц, все остальное у него было мелкое. И душонка тоже. Но работа есть работа.

– Слушай, Рутнев, – сказал Гуров, дождавшись, пока Миненков усадит очередного допрашиваемого, – а ты в самом деле боксер или это у тебя по другой причине кличка появилась?

– А че, в натуре занимался, – уверенно посмотрел в глаза сыщику Рутнев. – Хоть щас могу наломать кому угодно. Я на уровне кмс выступал, только получить не успел.

– Ну, кандидат – это не мастер, – усмехнулся Гуров. – Это только попытка доказать свое мастерство. В спорте, в жизни, даже у вас, в вашей уголовной среде. Как ты был кандидатом в мастера спорта, так им и помрешь. И ты кмс, и Судаков кмс. В вашей троице один Яворский мастер. Он убивал Шмона?

– Ничего не знаю, начальник, – ухмыльнулся Рутнев. – Мы пошутить хотели, а он к тому времени уже сам ласты склеил. Причины не знаю, может, больной какой был. К нам нет претензий, пусть ваши медики разбираются.

– Разберутся, – заверил Гуров. – Чего там долго разбираться, гвоздь в ухе, он быстро найдется.

– Ничего не знаю, – снова ответил Рутнев. – Может, он сам упал, и гвоздь ему в ухо попал. А может, его кто ненавидел, и раньше нас какие-то ухари успели. А мы только пошутить, напугать хотели… Чисто поржать. Скучно там.

– Можешь эту сказку повторять сколько угодно, – пожал плечами Лев. – Свидетельских показаний достаточно, чтобы посадить тебя за убийство. Групповое, по предварительному сговору… умышленное, Рутнев, умышленное.

– Доказывайте, – дернулся парень.

– Тут и доказывать нечего. Вы прилюдно его убили, что уже служит доказательством умышленности. Получили приказ и убили. И ты понимаешь, что я не следователь, я опер. Это следователю нужно всякие там процессуальные штучки соблюсти, а мне информация нужна. Кто приказал? За что приговорили Шмаркова?