Наталья Андреева - Раб лампы Страница 19

— Ну же! Держись! — раздался рядом чей-то голос.

Рядом? Нет, ниже. Она улетала ввысь, а все остальные оставались здесь. И голос тоже.

— Пулевое ранение в правое плечо, — сказал кто-то. — Пуля прошла навылет, но кровотечение сильное. Для жизни не опасно… Да только у нее, похоже, кровь плохо свертывается. Переливание надо делать. Срочно. Иначе умрет.

— Глядите-ка, она очнулась!

— Сейчас опять сознание потеряет. Кровь так и хлещет! Довезти бы.

— «Скорую»-то вызвали?

— Да уж три раза звонили! Едут!

— А милицию?

— Звонили.

— Пока их дождешься…

Она поняла, что лежит на траве. На чем-то, лежащем на траве. Низко. Рядом земля. А хочется в небо. Некто оказался прав: определив свое местоположение, она опять потеряла сознание…

ГОЛОВА

Правое плечо болело нестерпимо. Нечто похожее было, когда маленькой девочкой она схватилась за раскаленный шампур. Ладонь тогда прожгло до мяса, и рана болела дико. Но той боли до этой все равно было далеко. Она уже поняла, что это навсегда. Пройдет время, рана затянется, а боль все равно останется. Боль и страх.

Какое-то время она не могла говорить. А так хотелось пожаловаться на боль! Болело не только плечо — болело все тело. Особенно голова. Она могла думать только о боли. В вене торчала игла, справа висела капельница, к которой тянулась прозрачная трубка. Ей все время что-то кололи -похоже, обезболивающие. Но мало. Ей было мало. Она не хотела, чтобы боль возвращалась даже на миг. Первым, кто услышал ее голос, был врач.

— Очнулась? Хорошо! Повезло тебе, Евдокия Ивановна! Довезли! Большая потеря крови. Но теперь-то выкарабкаешься! Через месяц лезгинку танцевать будешь! Рана неопасная, пуля навылет прошла. А кровь мы тебе перелили. Донору спасибо скажи, что быстро нашелся. Как дела, Евдокия Ивановна? Что молчишь? Скажи что-нибудь!

Евдокия Ивановна? Давно ее так не называли. Пересохшие губы плохо повиновались. Заговорить удалось с трудом.

— М-м-м… Я М-маргарита М-мун.

— По паспорту Евдокия Ивановна. Мужа видеть хочешь?

— М-м-м… М-мужа? Какого?

— По паспорту.

Значит, Дере. В ее паспорте штамп о браке с Альбертом Валериановичем Дере. А здесь все по паспорту. Это больница. Ее молчание было воспринято как согласие, и вскоре в палату вошел Альберт Валерианович. Он был бледен — почти как бинт, которым было замотано ее плечо. Она покосилась на плечо, на бинт, потом взглянула на мужа. Попыталась вспомнить что-то очень важное. Мешала слабость. Она плохо соображала.

— Дуся! — бодрясь, воскликнул Дере. И словно бы она получила престижную премию, а не пулю в плечо, радостно заговорил: — Вот умница! Вот молодец! Очнулась! Выглядишь замечательно!

— Оставь, — поморщилась она.

— Болит, да?

— Да.

— Вот и я им говорю: рано к тебе еще.

— Кому… им?

— Милиции. Рвутся. Стою насмерть.

— Зачем?

— Как же, Дуся? Покушение на тебя было! Журналисты с того самого дня роятся у ворот клиники. Ты опять во всех газетах! На первых полосах!

— Продал? — усмехнулась она.

— Кого?

— Меня.

— Дуся! Как ты можешь! — Дере всплеснул руками. И вновь с обидой заговорил: — Я никого к тебе не пускаю! Никаких интервью не даю! И главврач тоже! Это все их домыслы! Собирают старые сплетни. Вспомнили историю с Лимбо, с запиской. Мусолят. Знаешь, сколько мне предложили за твое фото в больничной палате? Я сказал, что ты при смерти.

— Цену набиваешь, — с трудом выговорила она.

— Да ты что, Дуся? Меня только твое здоровье волнует! Я так и сказал, чтобы тебя не беспокоили!

— Все уже продал?

— Ты о чем?

— Мои… скульптуры, — тихо проговорила она. -Сколько дали?

— Не понимаю.

— Раз я при смерти.

Дере отвел глаза, и она поняла, что попала. Подлец! Наверняка вывез все из ее мастерской! Официально они не в разводе, и он имеет на это право. Почему она этого не сделала? Почему не развелась? Как глупо! Хотелось закричать, возмутиться, но сил не было. Пусть делает что хочет. Не все ли равно? Ее волновала только боль в плече. Скорей бы уж отпустило! Остальное не имеет значения.

— Устала.

— Все, все, все. Ухожу. Отдыхай.

Дере исчез. Она вспомнила его фальшиво-бодрый голос и поморщилась. Придерживает журналистов, тянет время. Чтобы интерес не угасал. Маргарита Мун при смерти, никаких интервью не дает. Потом будет новый всплеск: очнулась! Следующий: говорит! Дает показания! Эдак она все лето продержится на первых полосах. Плечо заныло. Вошла медсестра, взяла одноразовый шприц, стала набирать в него лекарство. Маргарита вздрогнула.

— Охрана!

— Что такое? — Медсестра обернулась.

До нее вдруг дошло: покушение! На нее было покушение! Это оказались не пустые угрозы! Неизвестный предупредил, потом применил оружие. Она же чудом осталась жива! Господи! Чудом! И силы нашлись. Она закричала:

— Я требую охрану! Круглосуточно! У дверей палаты!

— Успокойтесь, вас охраняют.

— Кто?

— Милиция.

— Их нанял Дере! Я ему не верю!

— Успокойтесь.

— Меня хотят убить! Он проник сюда! В палату!

— Успокойтесь. Сейчас укольчик сделаем.

— Вы кто?

— Лена, медсестра.

Женщина приближалась со шприцем в руке. Взгляд голубых глаз, похожих на льдинки, показался недобрым.

— Нет! — закричала Маргарита. — Убийца!

Медсестра растерялась. Так и замерла у кровати, сжимая в руке шприц.

— Не подходите!

Апатия сменилась агрессией. Боль только подхлестывала ее. Маргарита Мун решила бороться за свою жизнь.

— Что случилось?

В палату влетел Дере, затем двое дюжих мужчин.

— Дуся, что? — кинулся к ней муж.

— Убийца!

— Где? — Ты!

— Она бредит! Позовите врача. Дуся, ты что-то вспомнила?

— Клара! Где Клара? Она сидела лицом к кустам! Я уверена: она видела! Она его узнала!!!

Альберт Дере при этих словах еще больше побледнел. А у Маргариты начиналась лихорадка, щеки ее раскраснелись. В палату вбежал врач.

— Что случилось?

— Да вот: бредит! — пожаловался Дере.

Врач подошел, положил руку ей на лоб.

— Э-э-э, Евдокия Ивановна! Температура поднимается! Муж прав: у вас, милая, бред. Лена -укол.

— Да она ж кричит. Отказывается.

— Что такое?

— Это и в самом деле медсестра? — подозрительно спросила Маргарита.

— Ну конечно!

— Давно она у вас работает?

— Э-э-э… Лена, сколько?

— Пять лет.

— Вы слышали? Пять лет!

— Колите.

Тонкая игла вошла в вену. Боли она не чувствовала. Даже на комариный укус не тянет. Правое плечо — вот где боль!

— А охрана у дверей палаты круглосуточно? -спросила, пока медсестра вводила лекарство.

— Конечно! — заверил Дере.

Лена аккуратно вынула иголку из вены и отошла. Маргарита Мун опять почувствовала апатию. Сейчас начнет действовать лекарство. Сейчас… Ее глаза закрылись сами собой.

Прошла неделя. К ней по-прежнему никого не пускали. Никого, кроме мужа. О Сеси она не думала. Последний их день начался ссорой, а закончился покушением на ее жизнь. Порою она думала — вяло, сквозь дрему, — что Сеси уже съехал. Ушел из ее жизни. Как-то само собой получилось. И хорошо.

Через неделю жар спал, ей стало лучше. Видя, что она успокоилась, Альберт Дере приободрился. Вот тогда она и задала ему два главных вопроса.

— Это ты дал мне кровь?

Она помнила его бледность в тот день, когда Дере впервые вошел к ней в палату. Муж замялся.

— Алик?

— Нет. Не я. У меня другая группа крови. Дуся, поверь, я отдал бы тебе все до капли, если бы это было возможно. Если бы моя кровь…

— А кто?

— Сеси, — поморщившись, сказал Дере.

— Сеси?!

— Ну да. У него тоже вторая положительная. Ему позвонила Клара…

— Клара? А где, кстати, Клара?

Это был второй главный вопрос.

— Видишь ли… — Дере опять замялся. — Похоже, что Клара прячется.

— Прячется?! — удивилась Маргарита.

— Она ведет себя странно. Ее ведь милиция ищет.

— Клару? Милиция?

— Ну да. Она ведь главный свидетель. Но Гатина отсиживается в загородном доме и никого к себе не пускает. Даже журналистов. И к следователю не является. Игнорирует повестки.

— Так на нее не похоже. Я про журналистов. Клара обожает внимание прессы, охотно позирует для светской хроники.

— А я что говорю? Но сейчас она утверждает, что боится покушения. На себя, любимую.

— Покушения? — в который раз за день удивилась Маргарита.

— Ну да. Она же — свидетель!

— Выходит, Клара его видела?

— Пока она молчит. Я же говорю: ведет себя странно.

— Я подозревала, что она замешана в истории с записками. — Маргарита нахмурилась. — И с Лимбо. Что именно Клара разбила скульптуру и угрожала мне.

— Клара разбила Лимбо? Я ее ненавижу, но… Надо же быть объективными! Это сделал мужчина! Тут сила нужна. И на кровати… Ты понимаешь, о чем я…