Фридрих Незнанский - Конец фильма Страница 19

Денис так и замер с открытым ртом. Вакасян и Варшавский обнимались и чуть не целовались, как самые сердечные приятели. Денис уже давно постановил себе — с этими киношниками не пытаться что-либо выстроить логически, но чтоб такое! Только недавно по всем каналам крутили, как Вакасян Варшавского во всех смертных грехах обвинял. И — на тебе!

На поминках было не так людно, как в прошлый раз. Собственно, уместились за одним столом, — не пришлось даже и раздвигать — Цыган, Лена, Грязнов, Морозов, продюсер с режиссером, Максимов, Ксения, еще трое актеров, которые играли главные роли в сценарии Кирилла.

Цыган неохотно оторвался от компьютера Кирилла, когда Лена позвала всех к столу.

Варшавский налил всем водки.

— Прошу тишины, — сказал, вставая, Вакасян.

Но едва стол затих, Грязнов сказал:

— Спасибо. Садитесь.

Вакасян покорно опустился.

Какое-то время было тихо и неловко за столом. Потом встала Лена:

— Я плохая христианка, я не знаю, кажется, сегодня душа Кирилла покидает нас, да?

Никто не ответил.

— Честно говоря, не понимаю, что такое душа, может, это наша память? Трое за этим столом знали Кирилла с детства. Это Денис, — кивнула она на Грязнова, — Миша, — она кивнула на Цыгана, — и Сергей Петрович, кивнула она на Морозова. — Если они будут Кирилла помнить, душа его не умрет. Извините за пафос… Я не привыкла…

— Не дай бог привыкнуть, — сказал Цыган.

— Я Кирилла забыть не смогу, — сказала Лена.

Грязнов исподлобья посмотрел на нее.

— Я его люблю. Это так… — Губы у Лены задрожали. — Давайте помянем его, — попросила она.

Все встали.

— Только не чокаться, — напомнил Морозов.

Лесная изба. Интерьер.

Они чокнулись. Звонко, весело, многократно.

— Быстро, быстро, надо выпить, пока бьют! — торопил Антон.

Куранты пробили двенадцать раз.

— Ура! — закричал Сабанов.

— Ура! — закричали Некрасов, Галя, Белоусов и старик.

— Целоваться! — приказал Антон.

Они обцеловались друг с другом по-разному. Парни между собой, ерничая, а с Галей нежно. Старик поцеловал ей руку.

— До нового века семь лет! — сказал Антон, накладывая салат.

— Шесть, считать не умеешь! — сказал Белоусов.

— Ага! Прямо счас! — рассмеялся Антон. — Новый век начнется в две тысячи первом году!

— В двухтысячном! Владлен Николаевич, — обратился к старику Белоусов, — как?

— Антон прав, хоть он мне и сын, — сказал старик.

— Какая разница! — грустно произнесла Галя. — Я стала на год старше! Вот что обидно.

Все, как по команде, расхохотались. Больше всех заливался старик.

— Ну а теперь прошу налить и выслушать.

— Не гони, Игорек! — попросил Белоусов с набитым ртом.

— Так, всем нолито? Отлично. Уважаемая изба! — поклонился на все четыре стены Сабанов. — Уважаемый Владлен Николаевич! — поклонился старику Сабанов. — Уважаемые товарищи…

— Совок!

— Мы не коммунисты!

— Господа!

— Хорошо, уважаемые друзья. Перед вами пророк.

— Где?

— Кто?

— Покажи!

— Я. Хочу напомнить вам события тех далеких для всех нас дней. Когда мы заблудились в лесу, помните? — Сабанов посмотрел на Белоусова. Правильно?

— Да.

— Женька, повтори, что я тогда говорил!

— Да ты много чего говорил!

— Нет, я тогда всем кое-что напророчил.

— Что мы с голоду помрем! — сказал Антон.

— Это твои слова, — сказала Галя.

— Ты говорил — встать! Всем встать! Я думал, ты офицером станешь.

— Я сказал, что когда-нибудь мы еще будем смеяться над этими страхами, помните?

— Ты так сказал?! — искренне удивился Белоусов.

Все на секунду задумались.

— Ну что, — выждал паузу Сабанов. — Пора?

И они действительно стали хохотать, орать, перебивая друг друга:

— Вода — писк!..

— А там — крысы!..

— А я потом эти макароны…

— Одна нога у человека короче…

— Я так и не видел голой!..

Владлен Николаевич вертел головой, улыбался, набивал трубку табаком.

Актер, играющий в фильме Владлена Николаевича, поднялся.

— Мне пора, — сказал он. — Леночка, держись.

Лена пошла провожать его.

Варшавский посмотрел на часы:

— О! Пора.

Встала и Ксения.

Грязнов чуть дернулся, но остался сидеть. Она сама кивнула ему: дескать, выйдем.

Грязнов поднялся не сразу. Посмотрел на Максимова, но тот был увлечен тихой беседой с продюсером.

Морозов о чем-то говорил Цыгану. Словом, никто на него внимания не обращал.

Грязнов вышел в прихожую.

Вакасян надевал ботинки.

— Вы обиделись? — спросил серьезно.

— Обидеться — не тот глагол, — ответил Грязнов.

— Ну простите. Лично вас это не касалось.

— Это касалось Кирилла.

— А знаете, сколько раз Шекспир в гробу перевернулся? Такая уж доля горемычная у драматургов.

Он сунул руку для пожатия Денису, тот помедлил, но пожал.

— Не делайте так больше, — сказал строго.

Вакасян отдал пионерский салют:

— Под девизом всех вождей — Ленина и Сталина.

Ксения ждала Грязнова на лестничной площадке.

Грязнов попытался ее обнять, Ксения вяло отстранилась.

— Так, — сказал Грязнов. — Что-то случилось?

— Нет, просто не место и не время.

— Когда увидимся?

— Зачем?

Грязнов улыбнулся:

— Когда я первый раз в жизни целовался с девчонкой, она все время спрашивала: зачем ты это делаешь? Я до сих пор не знаю, что отвечать.

Ксения тоже улыбнулась. Потом положила руку Грязнову на грудь и сказала нежно:

— Извини, Денис, не надо нам больше видеться, ладно?

— Почему?

— А вот на такие вопросы я не умею отвечать.

Грязнов вернулся в комнату. Налил себе стакан водки, но пить не стал.

— А я так и не понял Кирилла, — сказал он за притихшим столом. — Я никогда его не мог… м-м… предсказать. Он был настолько разный — голова кругом. Вот честное слово, я никогда не был до конца уверен, что вижу настоящего Медведя. Мне всегда казалось, что его много. Понимаете? Нет?

— Да, — завороженно сказала Лена. — Да. Правильно, теперь ты понял? Это только один Кирилл умер, остальные — нет…

— Мистика, ребята, — сказал Максимов. — Приятная, но мистика. Он был живой, он был один, он умер… А я живу. Давайте за него…

— Только не чокаться, — снова напомнил Морозов.

Лесная изба. Интерьер.

Они снова выпили.

— Вот собрались пятеро молодых и умных людей, — сказал Владлен Николаевич, — и думают себе: на кой здесь этот старый хрыч?

— Что вы?!

— Неправда…

— Никто так не думает…

— Нам наоборот…

— А я по делу, — сказал старик, перебив голоса. — Я не старый. Я очень старый. Я Дед Мороз вообще-то.

Владлен Николаевич достал из-под стола красную шапку прямо с бородой и усами, нахлобучил и стал действительно похож на Деда Мороза.

— Я подарки вам принес.

Все вокруг запрыгали от радости, захлопали в ладоши.

— Собственно, подарок у меня один, но на всех. И вполне в духе времени — деньги, — сказал старик.

Он жестом мага вынул из-под стола папку и раскрыл ее.

— Там пальмы и девушки? — спросил Сабанов.

— Там ваше будущее, молодые люди, — серьезно сказал старик. — Миллион долларов США.

В тишине было явственно слышно, как Белоусов громко сглотнул.

Антон протянул к папке дрожащие руки.

— Так, — сказал старик. — По алчному блеску ваших глаз я вижу, что вы меня неправильно поняли. Это кредит. Миллион этот надо вернуть через год, с процентами. Проценты, правда, небольшие. Сможете за год заработать два миллиона?

— Бать, ну ты даешь, — проговорил Антон. — Ты б хоть валерьянку приготовил.

— Ну? — не обратил внимания на слова сына старик. — Сможете?

Белоусов пожал плечами, Галя растерянно вертела головой, Некрасов уставился в стол.

— Сможем, — встал Сабанов.

— Только условие — чтоб польза была России, — серьезно сказал старик и передал папку Сабанову.

Грязнов взял из рук Лены семейный альбом.

Теперь их осталось четверо. Цыган снова сел к компьютеру, а Лена, Грязнов и Морозов сидели за столом, пили чай.

— Знаешь, что он сказал перед смертью? — спросил Грязнов, перелистывая фотографии.

— Про картошку, я же рассказывала.

— Нет, перед самой смертью. «Уже все равно, все известно наперед».

— Да-а… — протянула Лена.

— Это он Максимову говорил, — сказал Морозов.

— Кто знает… — пожал плечами Грязнов. — Так ты говоришь, утром ничего такого?

— Ничего, — покачала головой Лена. И посмотрела на Грязнова. Лицо у того было какое-то напряженное. — А что?

— А ты видела его утром? — спросил он и посмотрел ей прямо в глаза.

— Видела, — немного растерялась Лена.