Андрей Константинов - Дело о вражеском штабе Страница 19

Например, поехать к Косте. Попытаться с ним поговорить.

Я почему-то верил, что меня — своего капитана — Костя послушается. Позволит себе помочь.

"Утром, — сказал я себе. — Нет — днем.

Я поеду к нему домой, поговорю, растормошу. Сделаю хоть что-нибудь…"

Выбраться к Косте Пирогову я смог только под вечер. Он жил на улице Есенина.

Уже не помню толком, что меня задержало в Агентстве. Какая-то мелочная, недостойная мужчины суета. Я куда-то звонил, кого-то уговаривал. Горячился, отчего в моей речи все явственнее ощущался тот дурацкий, из анекдотов, акцент.

В машине — общественной тачке нашего Агентства — я немного успокоился.

Мне всегда нравилось просто ехать. Желательно — подальше и подольше, туда, где горы и солнце.

Над Питером моросил мелкий холодный не то дождь, не то снег. Прохожие спешили куда-то, оскальзываясь на остатках еще не растаявшего снега. То ли весна, то ли зима, то ли осень. Только в Питере так бывает — все в одном. Особенно в конце марта.

То ли дело в Грузии…

Помечтать о родине предков я толком не успел: прямо передо мной нарисовался дом-"кораблик", где в трехкомнатной квартире жил Костя Пирогов с супругой и детьми.

«Черт! — одернул я себя. — Сейчас он живет один!»

Я остановил машину перед нужным подъездом и заглушил мотор. Посмотрел на ярко освещенные окна. Я помнил дом и подъезд. Но не этаж и номер квартиры…

Последний раз я был у Кости Пирогова, когда его младшему сыну исполнился год.

Это было… Вах! Аж три года назад. Сколько воды утекло.

Вышел из машины, вбежал в подъезд.

На первом этаже чуть помедлил и — позвонил в одну из дверей.

— Кто там? — ответил через пару минут сомневающийся женский голос.

— Извините за беспокойство. Не подскажете, как Константина Пирогова найти? Он вроде бы в этом подъезде живет.

Дверь чуть приоткрылась — ровно на цепочку. Выцветшие серые глаза немолодой уже женщины с подозрением оглядели мою три дня небритую физиономию и отличную кожаную куртку (скажу без лишней скромности, куртка действительно была классная. Я ее купил в короткий промежуток времени между увольнением из «Трансбизнес Лимитед», разводом с третьей женой и поступлением в Агентство).

— Мы с ним вместе служили. В Афганистане, — осторожно добавил я, пристально наблюдая за реакцией женщины.

Название далекой южной страны все воспринимали по-разному.

— Однополчанин, что ли?

— Вроде этого.

Дверь вдруг захлопнулась прямо перед моим выдающимся носом.

И сразу открылась. Уже широко и радушно.

— Заходи, сынок. Заходи.

— А вы не боитесь чужого пускать? — Я еще медлил на пороге. — Да еще и «черного»?

— «Черные» и белые разные бывают, сынок. Разные. Ты проходи.

— Спасибо. — Я шагнул в маленькую аккуратную прихожую. Вся двухкомнатная квартирка была под стать своей хозяйке: скромная, чистенькая. Здесь веяло одиночеством. Похоже, женщине просто хотелось поговорить. Пусть и с первым встречным.

— На кухню проходи. — Хозяйка шла впереди. Она подвинула мне тщательно отремонтированный табурет. — Тебя звать как?

— Зураб. Зураб Гвичия.

— Благородное имя. — Женщина поправила передник. — Антонина Константиновна. Костя — Костя Пирогов — меня всегда тетей Ниной называл.

— Вы его знаете?

— А как же. Он и Юрка Сметании…

(Сметании. Юрий Сметании. Имя показалось смутно знакомым. Я слышал его совсем недавно. От кого? Кир? Спозаранник? Соболин? Черт! Слышал же!…)

— …с моим Валькой такое вытворяли.

Еще когда в школе учились. — На мгновение глаза тети Нины мечтательно затуманились. А я, признаться, впервые подумал, что у Кости Пирогова было детство.

Я как-то привык о нем думать как о моем сержанте, а потом — моем старшине. До этого вечера Пирогов оставался для меня солдатом и бывшим солдатом. И хорошим, надежным парнем.

— И что было потом? — спросил я через силу: смутно знакомое имя не отпускало. Я лихорадочно перебирал варианты: нет, нет и снова нет. Проклятие!

— Валька теперь большой человек.

Эксперт. В Москве работает. Его в армию не взяли — он, еще когда в школе учился, сильно расшибся на мотоцикле. Полгода его в больнице выхаживали. Врачи — осторожно так — говорили, что и не встанет он на ноги. А потом… — Глаза тети Нины увлажнились от свежести давнего уже воспоминания, она промокнула их платочком. Я терпеливо ждал, что она скажет дальше. — Чаю хочешь, сынок? — спросила она. Точно так же спрашивала меня бабушка Рената, со стороны матери. В душе шевельнулось что-то давно забытое.

Похоже, я становился слишком сентиментальным. Это все после разговора с Киром началось. Или — возраст? Как-никак скоро сорок стукнет. Недолго осталось.

Я кивнул. Антонина Константиновна завозилась у плиты.

— А Костя Пирогов? Что с ним?

— Горе у него — жена с детишками погибли. Разом, в автокатастрофе.

— Я знаю, мне рассказывали.

Думай, Зураб! Думай! Сметании Юрий.

Юрий Сметании. Проклятие!

— Ты не подумай, что он пить начал.

Лучше бы запил, чем так… Почернел он весь. На мертвеца живого стал похож. А недавно тут такое случилось.

Тетя Нина налила мне чай в легкую нарядную чашку, придвинула сахарницу.

— Что? — Признаться, я был готов услышать все, что угодно.

— Недели три назад друг его — Юрка Сметании — сгорел на пожаре. Даже мать его с трудом узнала. Мы с ней дружили когда-то. Когда Юрка из армии вернулся, она за город перебралась, на дачу к дальним родственникам. Юрку в закрытом гробу хоронили.

— А Костя? — Я напрягся.

— Он вообще не в себе. Из квартиры, похоже, не выходит. Разве только по ночам: кушать-то ему надо что-то. Через дверь слышно — музыка на всю катушку.

Иногда — бутылки звенят. И все.

«…И мертвые с косами стоят», — почему-то вспомнил я «Неуловимых мстителей». Мне всегда там Яшка-цыган нравился. «Идиот, — сразу же одернул я себя. — В такой момент…»

Я встал:

— Антонина Константиновна, я поднимусь к нему. Может быть, мне Костя откроет.

— Попытайся, сынок. Может, у тебя получится.

Ни тетя Нина, ни я — мы не верили, что у меня получится. И все-таки…

Антонина Константиновна отперла мне дверь:

— Пятый этаж, направо от лифта. Ты потом заходи, сынок. Не убегай сразу.

— Конечно. — Я нажал кнопку вызова лифта.

В шахте что-то загудело, звук приблизился. Двери кабины открылись с легким, почти старческим дребезжанием.

На пятом этаже лифт выдохнул меня на темную площадку. Я повернул направо, помедлил перед тяжелой металлической дверью.

С другой стороны смутно доносилась музыка. Вроде бы — Гэри Мур. Длинный гитарный проигрыш, похоже, достиг своего апогея.

Я нажал кнопку звонка.

Его трель заглушила гитара. Мне показалось, что музыка стала чуть тише. Потом вроде бы послышались шаги. Осторожные, как и должны быть у человека, который подкрадывается к двери.

Я позвонил еще раз.

Постучал в дверь кулаком.

Ответа не было.

Я позвал:

— Костя! Пирогов, открой. Это я — Князь!

Постучал еще.

Ничего.

Только Гэри Мур затянул свою очередную композицию.

— Костя! — снова позвал я. Уже без надежды, что кто-то отзовется. За моей спиной повернулся ключ в замке соседней квартиры, дверь чуть приоткрылась, на бетон легла узкая полоса света. — Хорошо, — громко и решительно сказал я. — Я в двери свою визитку оставил. Захочешь — позвонишь.

Я повернулся и пешком зашагал вниз.

Еще одной поездки на страдающем старческими недугами лифте я бы не выдержал.

— Ну как? — спросила тетя Нина, как только я переступил порог ее квартиры.

— Не открыл.

— Жалко парня, — тихо проговорила она.

— Антонина Константиновна, я пойду. Вот моя визитка. — Я протянул ей бумажный прямоугольник. — Если что-то… Звоните.

— Мой телефон запиши, Зураб. На всякий случай…

— Спасибо. — Я записал телефон.

— Береги себя, сынок.

— До свидания.

Меня осенило в машине.

Я уже сел за руль. Нашел в кармане куртки ключи.

Юрий Сметанин! 

Вах! 

Он же…

Его…

Проклятие!

Дурак ты, Князь, Предки могут гордиться тобой!

Я завел машину, вдавил педаль газа и резко взял с места.

Я спешил. Очень спешил, да?

Если повезет, я смогу застать Соболина еще на работе.

Не всё сразу.

В репортерском отделе я нашел только Витю Восьмеренко.

— Привет, Князь, — Витя оторвался от экрана компьютера. Но оторвался только на мгновение: его цивилизации угрожали орды варваров. Срочно нужно было что-то делать. Витя защелкал «мышкой».

— Проклятие! — выдохнул я. Устало привалился к косяку.

Витя Восьмеренко избавился от прямой и явной угрозы и повернулся ко мне:

— Князь, ты чего?

— Володя Соболин мне нужен. Давно он ушел?

— Часа полтора назад. — Витя снова весь был в игре. — Ты ему домой или на пейджер позвони.