А Гардари - Ядерный принц Страница 19

Под жестким контролем были ученые. Курчатов возглавлял научную часть проекта. Он уже изучил три тысячи страниц текста, заботливо предоставленного советской разведкой. Это избавило нас от десятилетней кропотливой лабораторной работы. Курчатов прекрасно понимал свое дело, но до чего хлипкие эти ученые. После разноса, устроенного Берией, у Курчатова стали подрагивать руки. Берия сам несколько раз приезжал в Зону. В июле 1947 года, убедившись самолично, что сроки ввода нереальны, Берия и устроил тот жуткий разнос всему руководству.

Берия смотрел вперед. По его приказу были созданы закрытые факультеты в крупнейших институтах Ленинграда, Москвы, Свердловска, Горького, Томска, Новосибирска, Тбилиси. Там началась подготовка специалистов для уранового проекта. Студенты заманивались высокой стипендией.

В Зоне с теми или иными заданиями крутились десятки генералов. Генералитет действовал устрашающе на нерадивых директоров заводов. Были такие, кто осмеливался халатно отнестись к поставкам оборудования. Допуски не те, качество не то. Подумаешь, какой-то там почтовый ящик номер два. Мои ребята брали их прямо на рабочем месте. Везли в этот злополучный почтовый ящик персональным самолетом. Потом на черном автомобиле. А уж когда выгружали перед генералитетом с золотыми нашивками - почтовый ящик номер два был для них уже номером вторым после Кремля. И в кратчайшие сроки прибывало оборудование безукоризненного качества. Часто бывал в Зоне генерал-полковник по культуре и цензуре. Тогда в уральской дыре мы видели новые фильмы раньше Москвы.

На железной дороге ввели "шестидесятисемитысячную" серию вагонов. Эти вагоны доставляли грузы для объекта. Под угрозой сурового наказания обеспечивали скорость передвижения этих грузов не менее четырехсот километров в сутки. Предоставляли паровозы даже для одиночных вагонов.

Уран везли из оккупированной Германии, где его и добывали на шахтах на границе Саксонии и Богемии. Первая шахта, открытая в октябре 1945 года, называлась нелепо "Святой Урбан". Святой покровитель медленной смерти? На германских рудниках работали наши и немцы, и даже бывшие эсэсовцы. В то же время полным ходом, под жестким контролем Берии шли работы по поиску и разработке собственных запасов урана. Недалеко уже был тот час, когда первые килограммы урановой руды в Табошарах будут спускать с гор в мешках на ишаках. Следом за Табошарами Эстония, Иссык-Куль, Уч-Кудук, Шевченко, Заравшан, Навои, Колыма... Очевидцев не остается. Смертники работают на сверхсекретных рудниках...

Нелепость: первые запасы радиоборита открыли в СССР еще в 1929 году в Майли-Сай в Ферганской долине. Они были столь незначительны, что туда пустили американцев. Басурмане вывезли весь металл до килограмма. Он и пошел на первую ядерную бомбу."

Очередной раз своими руками Сталин вложил оружие в руки того, кто в одночасье из союзника превратился во врага. Атомный меч в руках Америки оказался выплавлен из урановой руды, вывезенной из Советского Союза. И возможно, что в ядерном грибе Хиросимы вспыхнуло урановое солнце Ферганской долины. А СССР начал ковать свой атомный меч из руды предыдущего вероломного союзника. Союзника, дерзнувшего завоевать мировое господство и в результате бесславно разбитого, поверженного. Все в этом мире взаимосвязано и взаимозависимо, история повторяется, охотники и жертвы в угаре бешеной гонки меняются местами, однако, как ни странно, все еще находятся желающие повторить печальную историю третьего рейха, мечтающие стать властителями мира.

Так думал Сан Саныч, глядя в чернильную предгрозовую ночь. А бесстрастные записи тетради продолжали зловещую повесть:

"Уинстон Черчилль произнес речь в маленьком американском городке Фултон. Тогда он был уже бывшим премьер-министром бывших союзников. Эта речь очередной раз напугала Сталина. Он увидел предупреждение о готовящейся ядерной войне. Сталин был вне себя. Он помнил 22 июня 1941 года, день начала войны. Новой войны нельзя было допустить.

Берия возглавлял разведку. Один за другим сыпались доклады о разработке все новых и новых планов атомной бомбардировки советских городов. Сталин нервничал. Он панически боялся новой войны, все время торопил со сроками. А всем стало очевидным, что обещание закончить строительство завода к 7 ноября 1947 года выполнить не удастся. Зная Сталина, зная его жажду крови головы терять не хотелось. Надо было что-то придумать. И, предвосхищая события, я поднял вопрос о смене руководства объектом."

...Только... Я вижу все чаще и чаще

(Вижу и знаю, что это лишь бред)

Странного зверя, которого нет,

Он - золотой, шестикрылый, молчащий.

Долго и зорко следит он за мной

И за движеньями всеми моими,

Он никогда не играет с другими

И никогда не придет за едой...

( Николай Гумилев )

Странный звук заставил Сан Саныча вздрогнуть, словно рядом зубья отточенной пилы напоролись на ржавый гвоздь. На карнизе открытого окна стоял "лунный" соседский кот. Спина его была выгнута дугой, хвост, подобный полосатому милицейскому жезлу, торчал вверх, причем самый кончик его был согнут, как вопросительный знак, в широко открытых глазах малиновыми искрами отражался свет лампы. Несмотря на то, что зверюга был просто великолепен, Сан Саныч покрылся липкой предательской испариной.

- А ну-ка брысь отсюда, нечистая сила, - сказал он, затем, вспомнив что-то, ради интереса перекрестил кота. Кот остался невредим.

- Тебе говорю: пошел вон, мохнатая морда.

Однако мохнатое, очаровательное животное преспокойненько устроилось на подоконнике, свернувшись колечком, сверкнуло малиновыми искрами глаз, лениво зевнуло, опустило мордочку на свешивающуюся с подоконника лапку и принялось наблюдать за Сан Санычем в узкие прорези прищуренных глаз. Сан Санычу хотелось взять незваного гостя за шкирку и выбросить в окно, но что-то останавливало, то ли высота третьего этажа, то ли мирный вид зверюги, который так спокойно вытянулся, сразу став домашним-домашним. "Что случилось? - спросил Сан Саныч сам себя, - Ничего не случилось. Подумаешь какая-то жирная скотина в гости пожаловала. Надоест - выгоню за дверь." Сан Саныч успокоился и продолжил чтение.

"Очередной раз Берия приехал на Базу-10 (одно из многочисленных названий этой Зоны) в ноябре 1947 года. Сроки сдачи мы провалили. Руководящий состав сменили. Ждали кары. Берия был взвинчен. Это была одна из наиболее черных полос в его, да и моей жизни. А тут, как назло, неприятности сыпались одна за другой. Уже наступила холодная уральская зима. Для Берии, непривычного к морозам, худшей пытки придумать было нельзя. Как на зло, в гостинице под ним развалилась кровать."

Сан Саныч живо представил, как тихо ненавидевший зиму Берия, еле-еле отогревшийся чаем с коньяком, укладывается спать. А кровать не рассчитана на отъевшихся на кремлевских харчах чиновников, поэтому она с легкостью рассыпается на множество мелких кусочков, и массивный, грузный, не в меру упитанный великий проходимец с грохотом валится на пол, а потом начинает орать противным, по-бабьи визгливым голосом.

"Утром заведующая гостиницей стояла с узелком в руках. Она приготовилась отбыть в места не столь отдаленные. Но Берии было не до того. Его беспокоила собственная голова на плечах. Он даже не обратил внимание на заведующую. В мороз не завелся правительственный "кадиллак". Берию пришлось запихивать в машину, плохо соответствующую его габаритам. Заледеневшая, ухабистая дорога сильно отличалась от расчищенных московских. В конце ее Берия сказал шоферу: "Первый раз ты меня везешь, как голой ж... по стиральной доске!"

Городок рос не по дням, а по часам. Стали набирать специалистов. Страна имела богатейший опыт в создании тюремных лабораторий. Согласие завербованных никого не интересовало... Партия сказала - надо... До Кыштыма люди добирались поездом. В Зону людей доставляла "коломбина" с зашторенными окнами. Она стояла на горке у церкви. Богомольные старушки уверяли, что "коломбина" возит людей на подземный завод, где делают атомные корабли. Многие испытывали шок, когда "коломбина" въезжала в Зону. Оказавшись на охраняемой территории за колючей проволокой, люди паниковали. Они думали, что арестованы и едут в лагерь для заключенных. В какой-то мере они были правы. Зона пропускала в одну сторону. Из нее запрещалось выезжать даже в отпуска. Люди кожей чувствовали колючую проволоку с автоматчиками за спиной. За нарушением внутреннего режима следовали тщательные проверки с письменными ответами на многочисленные вопросы: куда, как, зачем... длительные разбирательства."

"Куда, как, зачем..." За окном исподволь, потихоньку, начинаясь с легкой капели, и постепенно разрастаясь до барабанной, учащающейся дроби с переходом в сплошной, нарастающий гул, хлынул теплый летний ливень. Небо прорвалось сплошной завесой дождя. Мгновение - и по дорогам заструились широкие бурные потоки, увеличивающиеся по мере сбегания с пригорков. В детстве в сильные ливни мы с бешеным восторгом носились по двору по колено в воде, поднимая фонтаны брызг. Помню расплющенные, белыми пятнами лица, с улыбкой смотревшие на нас из окон, испуганные крики родителей, восхищение девчонок. В сильные ливни в городе отключалось электричество и отменялись рейсы автобусов, проходящие по низинным улочкам, которые затоплялись несущимися сверху мутными, кружащими в водоворотах реками, как заливные луга в половодье. С улицы донесся радостный визг застигнутых дождем на полпути прохожих. Парень с девушкой, держа в руках обувь, закатав брюки и подобрав платье, шли по самой середине проспекта под обрушивающимися на них, ревущими, как водопад, струями воды. Молодости все нипочем. "Лунный" кот, брезгливо отряхнув со своей дивной шкурки случайные залетевшие в окно брызги, перебрался под укрытие затворенной рамы.