Наталия Левитина - Дилетант Страница 19

— Куда летим? — осведомилась Маша. Задавать вопросы было ее профессией.

— Думаю, туда же, куда и вы.

— В Шлимовск?

— Да.

— Обалдеть! Красота! Вот здорово! — обрадовалась Маша немного горячее, чем следовало.

Новый знакомый улыбнулся такой непосредственности.

— Домой или в командировку? — продолжала допрос Маша. Она уже уцепилась за локоть Леонида Артуровича и теперь жарко висела на своем собеседнике так же, как и ее сумка. Мужчина не протестовал. Надо было быть полным идиотом, чтобы сопротивляться близкому контакту с Машиными прелестями.

— Домой.

— А что делали в Москве?

— Делал доклад на съезде прооперированных транссексуалов.

Маша отшатнулась.

— Шутка, — улыбнулся Леонид Артурович. — Я просто грабил банк.

— А… Ух, напугали. А чем занимаетесь в Шлимовске?

— Я ветеринар. Специализируюсь на аллигаторах.

— Час от часу не легче. А выглядите фешенебельно, как народный избранник.

— Угадали. Так оно и есть.

Они уже взвесили багаж и теперь двигались с небольшой очередью к залу паспортного контроля, рентгена, металлоискателя.

— Первый раз вижу депутата-ветеринара, — заметила Маша.

— Все-таки лучше, чем депутат-уголовник, правда?

— Да. А у меня, знаете, дома кот. Крокодилом похвастаться не могу. Но такой зверь! Почище аллигатора.

— Кастрируйте, — посоветовал Леонид Артурович. — Станет покладистым, как диванная подушка.

— Вот вы ушлый! — возмутилась Маша. — «Кастрируйте»! Сразу видна твердая депутатская рука. А на себе не хотите испробовать?

— Маша, я ведь опять пошутил.

— Шуточки у вас!

— Извините. Я в котах не разбираюсь. Как, впрочем, и в аллигаторах. В Шлимовске у меня частная рейтинг-служба.

— Я вам уже не верю.

— Правда. Провожу опросы общественного мнения и неплохо на этом зарабатываю.

— Нет, ну не врете?

— Правда, Маша, правда.

— Но вы все-таки депутат?

— Депутат городской думы, — кивнул Леонид Артурович.

— Значит, вы прекрасно ориентируетесь в жизни города?

— Само собой.

— Вот это удача!

— Почему?

— Потому что… Вы хорошо себя чувствуете в самолете?

— Конечно.

— Тогда за два часа полета надеюсь выведать у вас стратегические сведения, касающиеся Шлимовска и предстоящих городских выборов.

— М-м… — задумался Леонид. — Во всяком случае, постараюсь быть вам максимально полезным. Маша, вы всегда такая социально активная? Какое вам дело до…

— Муниципальный пейзаж, городской бомонд, фигуры истеблишмента, богемная тусовка, рекогносцировка, кандидаты, расстановка сил, программы, предвыборная агитация, чаяния избирателей, а также компрометирующие сплетни, слухи… — Маше не хватило воздуха, она задохнулась.

— Да… — протянул Леонид Артурович, — думаю, двух часов полета нам не хватит. Придется продолжить знакомство у меня дома.

— Я согласна, — кивнула Маша.

На летном поле уже припекало солнце. В самолете было душно, мягкие сиденья нагрелись. Леонид Артурович взял Машин билет и удовлетворенно хмыкнул:

— У нас рядом.

— Ну, так вместе же покупали, — улыбнулась Маша. — Что ж это вы, депутат, а экономическим летите? — язвительно добавила она. — На бизнес-класс денежек не хватило? Или просто желание оказаться рядом со мной было столь страстным, что вы пренебрегли привычным комфортом? Девушка, девушка, как только взлетим, принесите мне, пожалуйста, рыгальничек.

Леонид Артурович покачал головой.

— Ой, ну, пакет, — поправилась Маша. — Привыкла называть вещи своими именами. Просто и ясно. Эвфемизмы и всякие литературные ухищрения существуют для тех, кто боится посмотреть жизни прямо в морду.

— А вы, значит, не боитесь?

— Не только не боюсь, но и активно вмешиваюсь в процесс продвижения к крематорию.

— К какому крематорию, Мария?! — возмутился попутчик. — У вас, Маша, не язык, а помело!

— Ну, вся жизнь — путь к смерти. А все мы — полуфабрикаты для крематория, — обрадовала Маша.

Леонид Артурович совсем не хотел быть полуфабрикатом, он хотел оставаться самим собой — красивым, вальяжным, сравнительно молодым мужиком с блестящим быстрым взглядом.

Он сел рядом с Машей. Та прижалась носом к иллюминатору. Самолет гудел и вибрировал.

— Сейчас поедем.

— Вы на самом деле нуждаетесь в пакете? — с некоторой опаской уточнил Леонид Артурович.

Маша вредно улыбнулась:

— Конечно нет. Если что, я бы съела аэрон или бонин. Просто стюардесса не должна отдыхать. Пусть бегает.

— Какая вы Маша…

— Наглая? Или хамка? Или стерва? Что выбираете?

— …интересная, — закончил Леонид Артурович. — Итак, выборы в Шлимовске. Вы, случаем, не журналистка? Вы будете запоминать или записывать?

Глава 16

Ночь Олеся провела в кутузке и в полном одиночестве.

…Собранные в качестве урожая проститутки, к изумлению Олеси, перебрасывались игривыми замечаниями с арестовавшими их ментами. Девицы со вздохами потрошили свои сумочки, изымая из обращения валюту и рубли. Когда все леди были переписаны и избавлены от трудового заработка, их с шутками и прибаутками отпустили. А несчастная, обескураженная Олеся (ее наряд, кстати, в условиях ночи и на фоне неброских и даже вполне скромных костюмов девушек выглядел самой что ни на есть проституточкой униформой) осталась наедине с двумя молодыми жлобами, капитаном и сержантом. До этого ее подняли на смех, когда она заикнулась, что является дочерью шлимовского мэра и попала в Южный Валомей случайно, что она гуляла в парке со своим ребенком, а на нее напали два пьяных парня, они выиграли в моментальную лотерею энную сумму и на все деньги купили шампанского, напились и… Стены отделения сотрясал гомерический хохот милиционеров и секс-наемниц.

— Что только не придумают эти новенькие, когда первый раз попадут в милицию, — хихикнула барышня справа от Олеси с изъеденными — кариесом зубами. — Кончай гнать, родная!

— Дочка шлимовского мэра, — ухмыльнулся дежурный офицер. — А почему не московского? А я тогда кто? Племянник Черномырдина!

— Нет, правда, почему вы мне не верите? — тихо говорила Олеся, но всплески обуявшего всех веселья заглушали ее голос.

И вот она осталась единственной заключенной. Конечно, это был ее первый тюремный опыт.

— Можно мне воспользоваться вашим телефоном? — прошептала Олеся, не зная, чем прикрыть свои ноги, такие вызывающе голые.

— Мы не в Америке, — напомнил капитан, делая какие-то пометки в журнале. — Ну что, денег у тебя, я понимаю, за этот час не прибавилось?

Он с сомнением оглядел Олесину экипировку, осознавая, что спрятать на себе миллион долларов и злостно уклониться от уплаты подоходного налога задержанной красавице трудновато. А сумочки у Олеси не было.

— Давай топай в камеру. Утром разберемся, чья ты там дочка. Мэра или… — Капитан очень удачно, по его мнению, срифмовал и, гоготнув, остался чрезвычайно доволен собой.

— В камеру?! — содрогнулась Олеся. Ей представилось, что сейчас ее уволокут в зловонное плесневелое подземелье с мокрыми, скользкими стенами, ледяной водой по щиколотку, мокрицами и голодными крысами.

Но все оказалось не так страшно. Узкая, тесная камера могла похвастаться только тараканами, крысы бесславно пали жертвами недавней дератизации. Две обшарпанные скамьи тянулись вдоль стен.

— Отдыхай, бесприданница, — мягко и незлобно сказал молодой сержант, захлопывая за Олесей дверь. — Вась, а может, вообще отпустим ее, а? крикнул он товарищу. В коридоре раздалось гулкое эхо.

— Пусть сидит, Костик, — явно зевая, ответил из-за угла капитан.

— Да и правда, — сказал Костя, — сиди уж. Куда ты сейчас в таком виде и без денег пойдешь? Обидит еще кто.

Дверь с квадратным окошком захлопнулась. Но через полчаса полуобнаженная прелестная дева начала яростно в нее колотить. То есть сначала Олеся стучала вполне интеллигентно, костяшкой указательного пальца, но никто не отозвался. И, промучившись минут двадцать, стала бросаться на дверь как пантера — она хотела в туалет, шампанское требовало эмиссии, желало участвовать в мировом круговороте воды, и терпеть больше было невозможно.

— Ты чего? — удивленно спросил сержант. Хрупкая малютка чем-то ему понравилась.

— Мне надо… в туалет, — с трудом выдавила из себя Олеся, краснея и опуская глаза. — Пустите.

— А-а… Ну, пойдем…

Когда ее снова водворили в камеру, Олеся с надеждой посмотрела на своего тюремщика, который казался вполне безвредным и даже симпатичным:

— Я есть хочу.

— Что? — опять удивился Костя.

— Я есть хочу.

О-хо-хо! Дома тотчас бы возникла заботливая Никитишна и принялась сервировать стол для обильного ужина. И дорогой папуля, пугаясь ее чрезмерной стройности, тоже постоянно подбрасывал молодым большие картонные коробки с дорогими деликатесами.