Марина Серова - Гормон счастья Страница 19

Сын губернатора лежал поперек длинного широкого дивана, уткнувшись лбом в его спинку и изогнувшись так, словно выполнял упражнение из йоги. Руки его, как-то отчаянно вынесенные вперед, безжизненно свисали. На темно-зеленых подушках дивана набухало, все увеличиваясь в размерах, темное пятно. А на стене краснела огромная кровавая клякса, раскинувшая во все стороны алые брызги, словно осьминог — свои щупальца. Пятно подтекало несколькими узкими, еще совсем свежими полосками.

С момента смерти Игоря прошло не больше двух-трех минут.

— Твою мать! — зарычал охранник, бросился в комнату и перевернул тело Игоря.

И отшатнулся: даже он, видавший в своей жизни виды, был поражен тем, как разительно изменился облик губернаторского отпрыска.

Все лицо Игоря стало одной жуткой кровавой лепешкой — словно его с чудовищной силой впечатали в стену. Да, похоже, так оно и было. Длинный нос был сломан и скошен вправо, лоб проломлен и вдавлен: вероятно, несчастный Игорь наткнулся на массивный выключатель — глаз не было видно в кровавом месиве, только чуть белела полоска за едва приоткрытым правым веком. По виску медленно стекали кровь и мозг.

— Господи… — пробормотал охранник. — Да что же это?! Где эта с-сука?! Серега, где Катька?

А Катька лежала на диванчике в коридоре. На том самом, с которого так скоропостижно сорвало Игорь-Дмитричевых охранников, и билась в истерике.

Охранник схватил ее за хрупкие плечи, поднял, как котенка, с силой тряхнул и рявкнул:

— Что там было? Говори, давай! Ну что ты молчишь, дубина? — Но, не дождавшись от нее ответа, повернулся к охраннику Сереге и бросил: — Звони Олегу Иванычу… Чтоб оцепили ресторан! Надо поймать… поймать мокрушника… Этот козел никуда не мог уйти!

Серега трясущимся пальцем начал набирать номер на мобильнике, а первый охранник снова рявкнул на Катю:

— Ну, жаба! — И, очевидно, найдя свою джентльменскую просьбу недостаточно убедительной, наотмашь, но без особого усилия хлестнул девушку по лицу. Это несколько привело ее в чувство.

— Я пошла… пошла в душ… — быстро заговорила она, дрожа всем телом, — минуты три там всего была… потом вернулась, а он…

— Что — он?

— Лежит мертвый… Я не знаю, что случилось и как… Я ничего не…

Серега уже торопливо докладывал о происшедшем Олегу Ивановичу Коростылеву.

— Ты что-нибудь слышала? — уже спокойнее, с тяжелой, не сулящей ничего хорошего угрюмостью спросил охранник. — Что-нибудь видела?

Катя замотала головой:

— Н-нет… ничего. Там же шумела вода, в душе…

— Леха, может, это она его и замочила? — злобно встрял второй охранник, только что закончивший разговор с Коростылевым и теперь уставившийся на Катю.

Тот с сомнением покачал головой и профилактически тряхнул девушку за голые плечи:

— Да ты че? Она? Ты посмотри на нее…

— Смотрю. Ничего телка, — откликнулся Серега.

— Да я не про это, кретин! Я говорю, ты посмотри на нее и вспомни — Игоря вписали о стену так, что мозги вылетели! Там нужно какого-нибудь Александра Карелина, а лучше троих нормальных мужиков, чтобы человека так в стену вклеить! Я, наверно, и сам не смогу с такой силой…

Я почти бежала за размашисто шагающим Коростылевым. Он шел, подавшись вперед, наклонив голову и вжав ее в плечи. Да, на каблуках поспевать за ним тяжело…

Как могли убить Игоря?!

Кто сумел пробраться в совершенно неприступный корпус?

Если только… если только не та девушка…

— Она была с Войнаровским, и он убит, — на ходу бросал Коростылев. — Она была с Игорем, и теперь он тоже убит. Если уж ее нельзя назвать… роковой женщиной, то я уж не знаю, кого можно!

Была с Войнаровским? Значит — это та самая Катя, которая первой увидела убийцу?

Она?

В голову вместе с тяжелой волной крови бросилось воспоминание о недавних словах Игоря: «Самка богомола разрывает своего самца».

И тут же он сам стал этим самцом богомола.

Глава 8

Теперь я сама увидела ужасную картину в VIP-апартаментах. «Самец богомола» был если не разорван, то изуродован так, словно по нему прошелся бронетранспортер. Судя по всему, его со страшной силой ударили об стену. Подкравшись сзади. Он не видел своего убийцы.

При взгляде на тело губернаторского сына мне в голову пришла вдруг не слишком уместная жестокая мысль: «Чтобы наконец у Игоря Дмитриевича обнаружились мозги, потребовался вот такой жуткий кровавый способ».

Я перевела взгляд на трясущуюся девушку, которую придерживал охранник, и произнесла:

— Самка богомола.

Коростылев понял меня. Наверно, поэтому покачал головой и сказал:

— Нет, вряд ли. Вот если бы он был застрелен, или зарезан, или заколот… Тогда бы точно всех собак повесили вот на эту Катю. И финита ля комедиа…

Да, зря я сказала про самку богомола. Совершенно очевидно, что сделать такое с Игорем мог только очень сильный физически мужчина. Даже глупо подозревать ее, стройную, беззащитную и хрупкую. Да, модель невиновна. И я была бы уверена в этом, даже если бы она выбежала из номера с тем пистолетом в руках, из которого только что застрелили Игоря. Потому что убийца так себя не ведет.

— Отойдите все, — проговорила я и вынула пистолет. — Олег Иванович, вы ведь уже распорядились, чтобы никого не выпускали?

— Да, — отозвался тот. — Правда, людей мало. Нужно быстрее.

Буквально за тридцать секунд мы с Коростылевым прочесали апартаменты, осмотрели окна: нет, через них ни войти в комнату, ни выйти из нее не было ни малейшей возможности.

Я выскользнула из апартаментов и остановила взгляд на конце коридора, оканчивающегося тупиком в пяти метрах от меня. Всю торцовую стену занимало огромное зеркало, а в самой дальней стороне, в стене, противоположной той, у которой стояла я, была еще одна дверь. Я направилась к ней, не сводя глаз с собственного изображения в зеркале. Приблизилась вплотную. Дернула на себя ручку. Заперто.

— Тут что?

Коростылев жестом подозвал к себе охранника Серегу, и ткнув пальцем в дверь, повторил:

— Тут что?

— А-а, — протянул тот, — это как бы лестница на чердак. Там раньше был солярий, потом что-то сломалось. Ну и — вот так.

— Ладно, — пробормотала я, наклоняясь к замку. Потом я пошарила в сумочке, вынула связку отмычек и, повернувшись ко всем спиной, чтобы Коростылев и охранник не видели, что я делаю, стала открывать дверь. Впрочем, они, верно, и так догадались по характерным звукам. Ничего… сейчас нужно действовать, а потом придумаю какое-нибудь удобоваримое объяснение, откуда у юрисконсульта губернатора не только пистолет, что в принципе не так уж и удивительно, но и связка высококласснейших отмычек. Замок оказался простым и открылся за пять секунд. При желании его можно было бы открыть даже булавкой.

Коростылев окинул меня удивленным взглядом, когда я бесшумно надавила на белую панель двери и впилась взглядом в темное пространство за ней. Прямо за порогом начиналась широкая, но довольно крутая лестница. Косая полоса света упала на ее ступени… И тут вдруг послышался грохот, чей-то приглушенный стон — и прямо к моим ногам с лестницы шумно скатился человек.

О черт!

Я отпрянула назад, вытянув перед собой руки с зажатым в них пистолетом, целя в аккуратно подстриженный затылок человека. Он вскинул голову и прохрипел:

— Он ударил меня… Сорвался с самого крючка! Обидно. Быстрее… быстрее!

На лице свалившегося с лестницы мужчины наливался всеми цветами радуги здоровенный кровоподтек. К тому же при падении он рассек себе лоб, и его глаза заливала кровь. Но все это было несущественно в сравнении с тем, что я признала в этом человеке… Владимира Корсакова!

— Володя… но…

Он порывисто вскочил на ноги и, схватив меня за руку, бросил с отчаянным лицом:

— Идем, я выследил его! Зачем, зачем ты открыла дверь… не ко времени? Он увидел меня…

— Кто — он?

— Тот, кто убил сына губернатора!

Он бросился вверх по лестнице, а я вслед за ним.

— Э, ты куда? — загремел за спиной вопль Коростылева, но я крикнула: «Это свой!» — и полетела по ступенькам с крейсерской скоростью, с которой, должно быть, еще ни разу не передвигалась ни одна женщина в элегантных туфлях на каблуках.

Корсаков одолел уже два пролета, я почти не отставала, а внизу, в узком пространстве лестничного проема метались голоса Коростылева и охранника Сереги.

Корсаков подбежал к узкому полуоткрытому окошечку, из которого виднелась крыша соседнего дома. Для того чтобы перебраться на нее, нужно было сесть на подоконник, перекинуть ноги на внешнюю сторону, встать на карниз, а с него сигануть через промежуток между домами. До соседней крыши — около двух метров, не так много, но и не мало, когда находишься на высоте семи-восьми, а то и десяти метров над уровнем мостовой. Правда, та крыша была чуть пониже «нашего» карниза.