Людмила Бояджиева - Золотая рыбка Страница 19

Муж Беллы, коренастый, кавказского типа крепыш, изображая немой восторг, помог гостье раздеться и принял подарок — коробку с дюжиной бокалов из богемского стекла.

В узенькую прихожую малогабаритной двухкомнатной квартиры высыпали уже прибывшие гости, приветствуя Ласточкину.

Белла засмущалась:

— Теснота страшная. К лету заселимся в свой дом — вот там разгуляемся, устроим шашлыки и настоящую пьянку. — Она повернулась перед Полиной. — Ну как? Не слабо? Семьсот баксов. Натуральная «Эскада». И сережки… Никитушка раскрутился не хуже других. — Она на ходу чмокнула мужа и погнала всех в комнату, где ждал щедро накрытый от двери до окна раздвинутый стол.

Народу собралось много, все уже тесненько пристроились на диване, стульях, табуретках, подлокотниках кресел, забив небольшую комнату до отказа. Полина сразу увидела Вадима и поспешила отвести взгляд. Иначе она бы смотрела на него непозволительно долго, разгадывая тайну: так что же произошло? Почему её первый мужчина, настоящий супер-герой, кажется поблекшим, чужим? А произошло, очевидно, многое. Вадим обмельчал, под глазами набрякли мешки, а на лбу в русых кудрях обозначились солидные залысины. Он стал похож на рекламу оздоровительного центра, демонстрирующего потенциального пациента.

«Пьет», — догадалась Полина и не стала препятствовать намерению Беллы посадить её с ним рядом. Слегка пожала плечами на её вопросительный взгляд, мол, как хочешь. И проследовала к креслу между сервантом и телевизором. Вадим поднялся, пропуская девушку, и присел на подлокотник.

— Не буду мешать?

— Ну, что ты. Это я тебя с места согнала. — «А ещё жизнь тебе испортила», — добавила про себя Полина любимую фразу Вадимовой мамы.

Застолье началось бурно — Белла и Никита явно решили продемонстрировать гостям семейное процветание и бодрое состояние духа. Полина обнаружила среди присутствующих четыре-пять знакомых лиц и поняла, что вызывает любопытство у бывших знакомых. Еще бы! Белла нарочно громко поинтересовалась, где оставила свой «ниссан» Полина и есть ли у неё сигнализация. Полина объяснила, что противоугонная система на её машине самая супернадежная, но что, вообще, это автомобиль отца. А муж предпочитает «мерседес».

— Ты замужем? — удивился Вадим, — не заметил обручального кольца.

— И даже беременна, — поторопилась заверить она. Во-первых, чтобы не обнадеживать бывшего возлюбленного, а, во-вторых, опровергнуть обидные намеки «свекрови» на её бесплодие.

— У меня уже двое. Только они сейчас с женой. У Аси дом в Ивантеевке, свежий воздух, то да се. — Вадим не заикнулся о разводе. — Я диссертацию заканчиваю докторскую… Ну, ещё надо кое-что долепить.

— А кандидатскую когда защитил?

— Я сразу на докторскую замахнулся. У нас научный коллектив новую убойную тему сбацал. Три кандидатские готовятся и две докторские. Думаю, минимум госпремия.

— Поздравляю, — с облегчением улыбнулась Полина. Оказывается, парень над наукой бьется до посинения. Целеустремленный. А внешнюю форму восстановит, как выйдет на финиш. — Рада, что у тебя все хорошо складывается… Честное слово, рада… Я ведь тогда глупая была, многого, очень многого не понимала.

— И не хотела понимать, — буркнул Вадим.

Вскоре Полина заметила, что он привычно и незаметно подливает себе в рюмку между тостами.

— Но ты на меня зла не держи. Не сложилось — значит, не судьба, решила она поставить точку в едва зародившейся теме воспоминаний.

— Скажи еще, звезды, энергетический фон, банк космической информации… В общем, вся эта твоя дребедень помешала.

— Не злись. Прости, — примирительно пожала Полина его руку, но он ладонь выдернул, ощетинился, с трудом скрывая нарастающее раздражение. Полина сейчас особенно остро ощущала чужую боль. Ее переполняло сочувствие и желание поделиться согревающей радостью.

— Можно, я скажу тост? — неожиданно для себя поднялась Полина. Огляделась. Никита постучал ножом по бутылке, успокаивая галдеж. — За тебя, Белка, за твою семью, твой новый дом… Вокруг тебя всегда было светло. Ты — озаренная. И все, что жизнь тебе преподносит хорошего, ты получаешь по праву… — Полина хотела что-то ещё сказать, но пожала плечами и села.

Пробившись к ней, Белла расцеловала подругу детства в обе щеки и шепнула: «Хочешь ко мне пересесть?» Полина отрицательно качнула головой. А вскоре поднялась и незаметно выскользнула в коридор. Откопала в завале одежды свой полушубок и, стараясь не щелкать замком, выскользнула на лестницу. Старая квартира Ласточкиных в соседнем доме, пустовала. Полина и не помнила, когда в последний раз наведывалась сюда. Знакомый с детства черный, слякотный, грязноватый двор показался маленьким, подъезд, в который она входила тысячу раз, не замечая его, — убогим, а квартира на шестом этаже, с запахом заброшенного жилья, жалкой. Она поняла, что совершенно не в состоянии провести ночь здесь одна и, даже не сняв жакета, бросилась к телефону. Ей не терпелось позвонить Глебу — с сотовым он никогда не расставался и, наверно, давно ждал звонка.

— Глебушка! Я страшно, ну просто ужасно соскучилась. Бегу к машине. Скоро буду дома. — Протарахтела она, услышав его голос.

— Ни в коем случае! Страшный ливень, жуткие дорожные сводки.

— Здесь все тихо! — Полина слышала отдаленные голоса. — Я осторожненько.

— Дорогая, послушай, я очень тебя прошу, — сказал он с нажимом. — В твоем положении нельзя рисковать. Мне придется задержаться. Прими ванну и ложись спать. Утром увидимся дома. И никаких споров. Ты поняла?

Полина громко вздохнула:

— Слушаюсь, товарищ начальник.

— Будь умницей, детка, — тихо сказал Глеб и отключил связь.

Полина побрела в совмещенный санузел, но никакого желания «кайфовать» в этой душной конуре, вопиюще некомфортабельной по сравнению с её московской ванной, не обнаружила. По-вагонному умылась, думая о том, что этот дом навсегда стал чужим, как и девчонка, закрывавшаяся в своей комнате с плейером или «магическими» книгами. «Переходный возраст», — определила свое тогдашнее состояние Полина. — «Дурь, комплексы неполноценности в сочетании с упрямством и навязчивым чувством собственного превосходства…».

Обойдя комнату, она взяла фотографию отца. Такой открытой, широкой улыбки на его лице она давно не видела. Любительское черно-белое фото, резкие светотени деревенского сада, и сильный человек под яблонями. Когда-то он посадил их сам, сам сделал свою жизнь, и старался, как мог, украшать её близким людям, не забывая о долге перед всем прогрессивным человечеством. Андрей Дмитриевич — положительный герой советской мифологии, человек-легенда, созданный воображением творцов соцреализма. Генерал Ласточкин — дорогой, любимый, невероятно любимый папка…

Полина положила фотографию в сумочку и вздрогнула от звонка в дверь.

— Открой. Поговорить надо, — пробасил Вадим. Она нехотя впустила его в переднюю. — Может, кофе напоишь? — Не дождавшись приглашения он прошел на кухню.

— Если найду. — Полина полезла в шкаф. — Вот, растворимый.

Вскипятив чайник и налив кипяток в большую чашку, она села за стол.

— Слушаю.

— Помнишь еще, что я эту чашку любил… — Засопел Вадим. — Я тоже все помню. даже про кактус. Он жив. Хоть и подморозился прошлой зимой. Целая ветка как ледяной огурец была. В окно сильно несло.

— Я не очень люблю кактусы.

— А я не пишу диссертацию… И жена от меня ушла. Вернее, мы расстались по обоюдному согласию. Понимаешь… У меня наследственность гнилая: вся деревня — силачи, смельчаки и алкаши. До седьмого колена.

— Но ведь твои родители спиртным не увлекаются, — заметила Полина, думая о другом: нарушить или нет просьбу Глеба. Просьбу или приказ? Почему, собственно, он так настойчиво убеждал её переночевать в Зареченске?

— Ай! Родители тут ни при чем. — Вадим махнул рукой, едва не перевернув чашку. Он был заметно под хмельком. — Наверно, через поколение переходит.

— Вот что. Я спать хочу. У меня своя жизнь, устроенная, благополучная. Порадуйся за меня. А я за тебя порадуюсь, когда ты из этого дерьма выберешься и семью свою восстановишь. Двое детей не шутка.

— Ладно, доктор. В проповедях не нуждаюсь, — покачнувшись, Вадим поднялся. — Мне ничего от тебя не надо. Хочу, чтобы ты знала, — я не дубина, не сволочь. Ты это накрепко запомни. Если что не так, свистни. Телефон не забыла? Вот… — Он стоял, чуть не подпирая богатырскими плечами дверной проем. Полину пронизывала жалость. Не надо обладать особенными способностями, чтобы понять — человеку плохо. И катится он вниз, за что ни уцепится, удержаться не может.

— Хочешь, я тебе хорошего врача поищу?

— Лучше обними… — Он рванулся к Полине. — Ты всегда была жутко красивая, но холодная. А теперь я вижу — лед растаял… — Он зло ухмыльнулся. — Добрые люди айсберг растопили. — Пальцы Вадима сомкнулись на её запястье.