Росс МакДональд - Обрекаю на смерть Страница 19

- Так чего же вы ждете? Иск за ложный арест сделает меня богатым.

- Нечего зарываться. - И хотя он был взбешен, я увидел, что мои слова произвели на него сильное впечатление. Его маленькие глазки беспокойно забегали от испуга. Он даже вынул револьвер, чтобы прибавить себе уверенности.

- Уберите, - сказал я. - Одного "кольта" мало, чтобы превратить копа в офицера.

Остервельт замахнулся "кольтом" и нанес мне сильнейший удар сбоку по голове. Потолок накренился, затем унесся ввысь, а я упал. Когда я поднялся, на пороге стоял худощавый молодой человек в коричневом вельветовом пиджаке. Остервельт начал заносить револьвер для нового удара. Худощавый мужчина схватил его за руку и едва не поднялся в воздух вместе с ней.

Остервельт закричал: - Я разорву его на куски. Прочь от меня, Славкин.

Славкин не отпускал его руки. Меня же не отпускало желание ударить Остервельта. Славкин сказал:

- Погодите минутку, шериф. Что это вообще за человек?

- Частный сыщик из Голливуда, темная лошадка.

- Собираетесь арестовать его?

- Ваша правда, черт возьми, собираюсь.

- Из-за чего? Он связан с расследованием?

Остервельт стряхнул его со своей руки. - А это уже наше с ним дело. Не ввязывайтесь, Славкин.

- Не могу, раз мне поручено. Я лишь выполняю свои обязанности, как и вы, шериф. - На смышленом молодом лице Славкина иронически заблестели черные глаза. - Не могу же я делать свою работу, если вы не даете информации. В своем рапорте мне придется изложить то, что я вижу. А вижу я, как официальное лицо избивает человека револьвером. Естественно, я заинтересован.

- Нечего меня шантажировать, молод еще хамить.

Славкин невозмутимо заулыбался. - Хотите, чтобы я передал это сообщение м-ру Сполдингу? М-р Сполдинг всегда ищет хорошую местную тему для передовой статьи. Возможно, он как раз за нее и уцепится обеими руками.

- Наклал я на Сполдинга. А тот селедочный листок, на который вы работаете, сгодится сами знаете для чего.

- Прекрасный язык для главного стража порядка и блюстителя законов округа. К тому же, выборного должностного лица. Полагаю, вы не будете возражать, если я вас процитирую. - Славкин достал из бокового кармана блокнот.

Лицо Остервельта отразило целую гамму различных оттенков и остановилось на пятнисто-багровом. Он убрал оружие. - О'кей, Славкин. Что еще вы хотите узнать?

- Этот человек подозреваемый? Я думал, Карл Холлман единственный.

- Так оно и есть, и мы задержим его в ближайшие двадцать четыре часа. Живого или мертвого. Здесь можете меня процитировать.

Я сказал Славкину: - Вы газетчик?

- Пытаюсь им стать. - Он посмотрел на меня испытующе, словно хотел определить, кем пытаюсь стать я.

- Я бы хотел поговорить с вами об этом убийстве. Шериф уже вынес приговор Холлману, однако имеются некоторые противоречия...

- Никаких противоречий, черт побери! - сказал Остервельт.

Славкин выхватил карандаш и открыл блокнот. - Вводите меня в курс дела.

- Не сейчас. Мне потребуется некоторое время, чтобы говорить с полной уверенностью.

- Он блефует, - сказал Остервельт. - Он просто старается выставить меня в невыгодном свете. Он из тех парней, которые хотят выглядеть героями.

Не обращая на него внимания, я сказал Славкину: - Где я могу связаться с вами, скажем, завтра?

- Завтра вас здесь не будет, - вмешался Остервельт. - Чтобы через час вашего духу в округе не было, иначе пеняйте на себя.

Славкин сказал кротко: - Я думал, вы собираетесь арестовать его.

Остервельт взбеленился. Он перешел на крик: - Не зарывайтесь, м-р Славкин. Люди, поважнее вас, думали, что смогут потягаться со мной, и потеряли работу.

- Да ладно вам, шериф. Часто бываете в кино? - Славкин развернул жевательную резинку и заработал челюстями. Он сказал мне: - Можете связаться со мной в любое время через газету "Рекорд" в Пуриссиме.

- Это вы так считаете, - сказал Остервельт. - С завтрашнего дня вы там уже не будете работать.

- Позвоните по номеру 6328, - сказал Славкин. - Если меня там не будет, поговорите со Сполдингом. Он - редактор.

- Я могу выйти на инстанции повыше, чем Сполдинг, если понадобится.

- Обратитесь в Верховный Суд, шериф. - Жующее лицо Славкина выражало усталое превосходство, что делало его похожим на интеллектуального верблюда. - Мне бы, конечно, хотелось получить от вас сведения, которыми вы располагаете. Сполдинг отвел место на первой полосе для этой истории.

- Я не прочь передать их вам, но они не выкристаллизовались.

- Вот видите? - сказал Остервельт. - У него ничего нет. Он всего лишь хочет нагадить. Вы ненормальный, если верите ему, а не мне. О Боже, он может даже быть сообщником этого шизика. Он предоставил Холлману свою машину, не забывайте.

- Здесь становится довольно шумно, - сказал я Славкину и двинулся к двери.

Он последовал за мной, проводив меня до машины. - Когда вы говорили об уликах, вы не шутили?

- Нисколько. Думаю, Холлман основательно влип и ему будет трудно выпутаться.

- Пожалуй, вы правы. Этот парень мне симпатичен, вернее, был симпатичен до того, как заболел.

- Так вы знакомы с Карлом?

- Еще со средней школы. Остервельта я тоже знаю достаточно давно. Но сейчас не время о нем говорить. - Он прислонился к окну автомобиля и от него пахнуло жевательной резинкой фирмы "Дентайн". - Вы кого-нибудь еще подозреваете?

- Да, и не одного.

- Ах значит так?

- Значит так. Спасибо за помощь.

- Не за что. - Его черные глаза скользнули по моей голове. - А вы знаете, что у вас порвано ухо? Вам следует обратиться к врачу.

- Так я и сделаю.

Глава XVII

Я приехал в Пуриссиму и остановился в мотеле с названием "Гасьенда", что в районе порта. Не располагая банковским счетом и имея в бумажнике долларов сорок с небольшим, которые надлежало растянуть до пенсии по старости, я выбрал самый дешевый номер из тех, где стоял телефон. В комнате, за которую я уплатил вперед восемь долларов, находились кровать, стул, комод, обклеенный шпоном под дуб, а также телефон. Окно выходило на автомобильную стоянку.

Неожиданно при виде комнаты у меня защемило сердце от ощущения боли и утраты. Боли не по Карлу Холлману, хотя образ беглеца постоянно всплывал в сознании. Вероятно, то была боль по самому себе; а утрата - утрата несбывшихся планов.

Выглядывая из-за пыльных жалюзи, я чувствовал себя, будто преступник, скрывающийся от закона. Ощущение мне не понравилось, и я стряхнул его. Все, что мне требовалось, был чемодан, набитый украденными деньгами, и пепельно-белокурая подружка, хнычущая по норковому манто и бриллиантам. Из всех моих знакомых на роль пепельно-белокурой подружки больше всего подходила Зинни, а Зинни, как оказалось, уже была подружкой другого.

В каком-то смысле я был рад, что Зинни - не моя подружка. Комната оказалась маленькой, и напечатанное объявление под стеклом на крышке комода гласило, что на двоих она сдается за четырнадцать долларов. Номер полагалось освободить к двенадцати часам дня. Закурив пепельно-белокурую сигарету, я высчитал, что для завершения дела в моем распоряжении около двадцати четырех часов. Я не собирался платить за вторые сутки из собственного кармана. Это было бы преступлением.

Попробуйте когда-нибудь прислушаться к самому себе, когда вы одни в случайной комнате в чужом городе. Хуже всего, когда ты потерпел неудачу, и пепельно-белокурые призраки из прошлого ведут с тобой междугородние телефонные разговоры, и ты никак не можешь положить трубку.

Перед тем как заказать реальный междугородний разговор, я прошел в ванную и в зеркале над умывальником осмотрел голову. Она выглядела хуже, чем я ее ощущал. Ухо было порвано и наполовину заполнено подсыхающей кровью. На виске и щеке виднелись ссадины. Над глазом намечался синяк, от чего я выглядел более беспутным, чем был на самом деле. Когда я улыбнулся пришедшей в голову мысли, то эффект получился весьма мрачный.

Мысль, пришедшая в голову, заставила меня вернуться в спальню. Я сел на край кровати и в местном телефонном справочнике отыскал номер доктора дружка Зинни. Грантленд имел кабинет на респектабельной Мейн-стрит и дом на Сивью-роуд. Я выписал адреса и номера телефонов и позвонил ему на работу. Девушка, взявшая трубку, после уговоров назначила мне время для внеочередного приема в полшестого, на конец рабочего дня.

Если я поспешу, и если Гленн Скотт окажется дома, то у меня хватит времени повидаться с ним и успеть на прием к Грантленду. Выйдя на пенсию, Гленн обосновался на ранчо в глубинке Малибу, где выращивал авокадо. В последние два года я раза два или три наведывался к нему, чтобы сыграть в шахматы. Он всегда обыгрывал меня, но выпивка у него была отменная. К тому же, Скотт мне нравился. Он был одним из немногих, которых я знал по службе в Голливуде, умевших наслаждаться своими небольшими деньгами и при этом не пускать людям пыль в глаза.

Набирая номер, я подумал, что Гленн оказался при деньгах так же, как многие другие оказывались в нищете. Всю свою жизнь он, конечно, работал в поте лица, но из-за денег никогда не доводил себя до изнурения. Он любил приговаривать, что никогда не пытался продаться из-за боязни, что кто-нибудь захочет его купить.