Сергей Дышев - Убийца первого кла$$а Страница 19

— Неужели вы не понимаете, что я не от вас скрывалась? — с тоской произнесла Алла. — Я же не последняя дура, понимаю, что вы первым делом все гостиницы проверите. И вам сразу дадут информацию… Мне надо пересидеть, переждать. Мне и дочке угрожает смертельная опасность. Мы не хотим отправиться вслед за Борисом!.. Ну, как вам еще разжевать? Какие же вы тупые…

Куроедов, не отреагировав на грубость, подчеркнуто спокойно объявил:

— Алла Сергеевна, официально сообщаю, что против вас возбуждено уголовное дело о причастности к покушению на убийство гражданина Лупандера. И избрана мера пресечения — задержание.

— О боже!.. — закатив глаза, простонала Алла. — Прости их, ибо не ведают, что творят. Силы небесные, за что же такие испытания? У меня мужа убили, а теперь вы уничтожаете меня на глазах ребенка!

— Вам хватит двадцати минут, чтобы собраться? — выждав паузу в жгучем монологе, спросил Куроедов.

— Мне нечего собирать!

Свингер открыла дорожный чемодан на колесиках, демонстративно начала швырять туда белье, вещи из шкафа, косметику и прочие дорожные аксессуары.

— Ничего, ничего, найдется и на вас управа… районные пинкертоны! Не получится ничего! Дырки в вашем тупом следствии мною не заткнете!

Резким движением она закрыла чемодан, рванула замок-молнию, но не вышло… Ребров метнулся, было, помочь, но Алла жестко пресекла его джентльменские поползновения.

— Не надо! Добренький нашелся.

Наконец чемодан удалось закрыть. Она поставила его на колесики, гордо вскинула голову.

— Пошли, Алёнушка, в тюрьму!

— Сама иди! — неожиданно ответила девочка.

Первым в коридор вышел Ребров, за ним Куроедов с папочкой под мышкой, потом Алёна, Алла с колесным чемоданом, последним в процессии был Баздырев. Он и сообщил перепуганной дежурной по этажу, что клиенты переселяются в другую гостиницу. Улучшенного типа.

СТАРЫЕ КЛИШЕ И ЛУПАНДЕР НА РАСПУТЬЕ

Стихи делают не из мыслей, мой дорогой. Стихи делают из слов.

Стефан Малларме — Эдгару Дега

Лупандер до утра не сомкнул глаз. Он даже не отважился прилечь, чтобы, не дай бог, во сне или наяву вновь не застал бы его врасплох гость из преисподней. Третьего пришествия его психика бы не вынесла. Когда больной унял дрожь, сотрясающую его тело, он поднялся и, собравшись с духом, выглянул в коридор. Вид безмятежно спящего постового потряс его. Но в ту минуту у него не было сил устроить разнос «форменному» разгильдяю. Он потряс милиционера за плечо, тот встрепенулся, поспешно вскочил, отработанно схватив «АКМ» на изготовку, наставил на Лупандера. Узнав больного, он сконфузился, откашлялся и попросил:

— Извини, браток, закемарил. В три смены приходится работать. Никому только не говори, ладно? А то меня премии лишат. А у меня трое детей.

Лупандер с тихой ненавистью посмотрел на постового, неопределенно покачал головой.

— Ты никого не видел, кто мне в палату заходил?

— Не видел, — недоуменно ответил милиционер. — А кто приходил?

— Кто-кто… Х… в манто.

— Ну, ты серьезно скажи, мужик, кто приходил-то?

Тяжко вздохнув, Лупандер ответил:

— Если б я сам знал…

— А может, почудилось? — с надеждой спросил милиционер. — Новокаиновая блокада глюканула…

— Я и сам бы хотел, чтоб оно почудилось…

Утром, даже не глянув на принесенный завтрак, Лупандер набрал мобильный телефон жены и, не вдаваясь в подробности, потребовал срочно с водителем привезти ему одежду. Жена, понимая, что костюм от «Большевички», увы, уже не вернуть, без лишних вопросов, выбрав из всего разнообразия строгий черный костюм, достала его из шкафа, наскоро погладила белую рубашку, уложила все в темный чехол с замочком, мимолетно напомнивший ей мешок для транспортировки свежих покойников.

Через час костюм был доставлен в палату. Лупандер распорядился, чтобы водитель ждал его. Темный чехол с замочком тоже вызвал у него ассоциацию с упаковочным изделием для трупов, а траурный костюм, выбранный женой, привел чуть ли не в бешенство.

— Дура, другой, что ли, подобрать не могла! Добить меня все хотят! — прорычал он, приведя в изумление постовых (пришла новая смена, ничего не знавшая о ночном происшествии).

Но выбора не было — и времени тоже. Затягивая пурпурный (цвета крови!) галстук, Лупандер обреченно подумал об удавке, ощутимо сжимавшейся вокруг его шеи. Эта худая мыслишка подвигла его решительно снять галстук. Он запихал его в боковой карман и, прихрамывая, вышел из палаты. Сержант полюбопытствовал, увидев больного при полном параде:

— А вы куда, уважаемый, на перевязку?

— На перестрелку… — буркнул Лупандер.

Постовые дружно рассмеялись.

«Побег» из больницы прошел буднично и даже скучно. Вахтер посмотрел на человека в черном оловянным взором, отметил механически, что в руках лишь свернутый чехол и за пазуху ничего не напихано. Лупандер, не удостоив служивого взглядом, подумал: «Да кому я тут нужен?»

Доковыляв до автомобиля, Лупандер грузно, стараясь не побеспокоить ногу, уселся на заднее сиденье. Подлец-водитель — рыжий увалень лет тридцати с остатками среднего образования, даже не удосужился открыть дверцу. «Это все Борис, только под себя авторитет персонала затачивал. Господин Верховный Президентствующий…» — с раздражением вспомнил покойного.

— Куда поедем, Леонид Яковлевич? — учтиво спросил водитель.

— В милицию.

— В «Стригунино»?

— Да.

Расположившись, Лупандер расстегнул верхнюю пуговку рубашки и призадумался. Предстояло «давать показания» этой прокурорско-ментовской своре. И что он скажет: в палату приходил призрак Бори Зайцева? А постовой — ничего не видел и не слышал! Что он — дурак, что ли, полный, сознаваться, что дрыхнул на стуле? И вдруг, словно вспышка, Лупандера осенило: «Как же я раньше не догадался, дурак, простофиля! Это же милицейская подстава! Сколько в газетах писали про „оборотней“ в погонах! Все думают, это в другом месте, в другом околотке, с другими случается, а меня не коснется… А вот я и попал!» — мысли Леонида Яковлевича приняли центростремительный характер, в нарастающем круговороте событий он почти физически почувствовал под собой воронку, которая могла утянуть его, не оставив на поверхности и пузырей.

— Врешь, не возьмешь! — вырвалась у него чапаевская фраза из одноименного фильма.

Водитель, проезжавший в этот момент мимо «голосовавшей» девицы, тут же недоуменно отреагировал:

— Я и не собирался, Леонид Яковлевич!

Лупандер отмахнулся:

— Это я о своем, девичьем…

«Значит, они ждут, когда я приеду, — стал лихорадочно выстраивать позицию Лупандер, — и стану рассказывать, как ко мне в гости приходил призрак, похожий на Зайцева. Постовой, скотина, конечно, будет все начисто отрицать, напишет объяснительную, рапорт, будет клясться на уголовном кодексе… А тебе, Леня, предложат пройти психиатрическое освидетельствование. В результате эти душегубы поставят веселенький диагноз, что-то в духе „острая шизофрения, развившая на фоне посттравматического синдрома, с ярко выраженной манией преследования и галлюцинациями…“ Сочинив себе приговор, Лупандер тяжко выдохнул.

Водитель обернулся:

— Болят… раны?

— Душа болит… Скажи, Степан, я похож на сумасшедшего?

— Да вроде нет, — поторопился заверить водитель, по опыту зная, что промедление ответа на такие неожиданные вопросы начальства «смерти подобно», то есть дадут в самый нежданный момент под зад и спасибо не скажут.

— Ты сомневаешься? — мрачно спросил Лупандер.

И Степан, прикусив язык, обреченно понял, что именно сейчас он угодил в эту ловушку, да не ловушку, а в медвежий капкан со смертельными стальными зубьями…

— Да нет, что вы, Леонид Яковлевич, — заюлил Степан, чувствуя, что финансовый кризис, обвалившийся на страну, всей своей мегатонной массой опустился прямо на него. В одно мгновение вспыхнули — пролетели перед взором — онемевшая жена и трое его голодных детей. — Простите, ради бога, ляпнул, не подумав, простой я, как палка, из деревни… я имел в виду, что только специалист в этом деле разбирается…

— Ладно, молчи уж, специалист, — оборвал Лупандер, подумав с досадой, что этот его странный вопрос, простой Степа обязательно припомнит «там, где надо». — Останови машину.

Степан изысканно припарковался к ближайшему тротуару: до ОВД оставалось пара кварталов. Лупандер хотел выйти из машины, «причесать» спутавшиеся мысли, но вспомнил о раненой ноге и ограничился лишь открытой дверью.

«Стоит ли ехать к ментам на посмешище? А если и вахтер не вспомнит человека в плаще? Был дождь, все ходили в плащах. Да и он, скорее, с ними заодно, их же из ментов и набирают. Сунут баксов пятьсот — и он заткнется…» Лупандер поскреб затылок, почувствовав в пальцах перхоть: три дня голову не мыл… Определенно в больницу возвращаться не стоит. Третье пришествие призрака может стоить не только седых волос, но и летального инфаркта, как у пана Философа из гоголевского «Вия». И Леонид уже было решился позвонить школьному товарищу, который процветал на ниве торговли окорочками и куриной требухи, и попросить «политического убежища» на его загородной даче, с конспиративными выездами оттуда лишь на перевязки… Но, прикинув так и этак, горестно понял, что это не решение проблемы, а лишь попытка от нее спрятаться. «Снимут бинты и останутся шрамы, — пришла в голову почти стихотворная мысль, которую вдруг навязчиво захотелось продолжить: в юношестве Леня писал стихи, и не только в студенческую стенгазету, а сочинял и любовную лирику. Посвящал стихи молоденьким девушкам и зрелым женщинам, не без помощи сладких куплетов получая их жаркие ночные ласки. В конце концов сочинять каждый раз эксклюзивдля новой дамы сердца поднадоело, и Леня с успехом стал использовать старые клише, вставляя в них очередное имя.