Эдгар Уоллес - Зловещий человек Страница 19

— Я верно назвал сумму?

— Приблизительно. И как вы проницательно угадали — в американской валюте. Говоря, что он вложил эти деньги, я не совсем точен. Он лишь доверил на хранение в сейфе шкатулку. Я могу сказать вам — я не сказал бы этого моей собственной жене, если бы Бог наградил меня оной, — что мы не любим этих, я бы сказал «тайных депозитов». У нас есть способ, который я не стану раскрывать, узнавать их содержимое. В банках происходит многое, о чем вы не имеете понятия, но цифра, которую вы назвали, почти верна — почти совсем верна. Каким образом вы угадали?

Ральф не склонен был просвещать своего приятеля.

Банкир встал и стал расхаживать по комнате, сложив за спиной свои пухлые ручки. Через некоторое время он заговорил:

— Вы удивляетесь, почему я спросил вас, знаете ли вы Эмери? Теперь я выскажусь яснее, и судьба банка будет в ваших руках. Меня заботит это дело с той самой поры, как я сделал свое открытие, и я до смерти замучился, раздумывая, должен ли я сказать вам… В шкатулке было кое-что кроме денег. Там был большой запечатанный конверт с надписью: «Данные против Халлама для использования от имени С., если нужно». Так и написано: «Данные против Халлама». А кто такой С? Я не любопытный человек, но я дал бы много денег за то, чтобы сломать эти печати…

Ральф слегка побледнел.

— Сегодня утром он пришел и забрал конверт. Для чего, я не знаю. Он упомянул о том, что взял его, совершенно не заботясь о предлоге. «Лучше держать его у меня в кабинете», — сказал он. Но откуда явились все эти деньги? Мне это не нравится, совершенно не нравится! Я люблю, чтобы на деньгах был ярлык. Я люблю, чтобы я мог сказать, откуда происходят деньги и каким образом они были заработаны… Это, может быть, звучит странно для вас. Двести тысяч фунтов — миллион долларов, с точностью почти до цента. Почему он не положил их на свой счет? Зачем держать их под замком, ничего не наживая? Он теряет в год на процентах пятьдесят тысяч долларов или двадцать тысяч фунтов. Преступление!

Он погрозил пухлым пальцем Ральфу, как будто тот был виновен в этом.

— Это не дело! А я не люблю неделовых клиентов. Послушайте, Халлам, вы должны сказать мне, откуда взялись эти деньги? Вы должны знать, потому что вы назвали цифру и валюту. Говорите!

Впервые в жизни Ральф был не расположен лгать. Он предложил какое-то неуклюжее объяснение, которое явно не убедило его слушателя.

Вдруг мистер Тэппервиль совершенно неожиданно переменил тему разговора.

— Как-нибудь на днях я бы хотел поговорить с вашим другом, мистером Тарном… — начал он.

Ральф недоверчиво посмотрел на него.

— Разве вы не знаете? Вы не читали?

— Что? Я не видел ничего, кроме сегодняшних финансовых газет. С ним что-нибудь случилось?

— Он был убит позавчера вечером, убит в моем присутствии, — сказал Ральф.

Тэппервиль отступил на шаг назад.

— Господи! Вы не шутите?

Ральф покачал головой.

— Нет. Он был убит третьего дня вечером, в моем присутствии, как я уже сказал. Поразительно, что вы не слыхали об этом.

Моложавое лицо мистера Тэппервиля приняло весьма озабоченное выражение.

— Если бы я знал, я бы не приставал к вам с этим злосчастным письмом, мой дорогой друг. — Он покачал головой почти смиренно. — Но я никогда не читаю газет, за исключением тех, которые относятся к моей профессии. А мой камердинер, который обыкновенно держит меня в курсе событии, уехал к своей больной матери. Это ужасно! Расскажите мне, что случилось…

Ральф довольно подробно рассказал всю историю. Банкир выслушал его, не прерывая.

— Имеют они какое-нибудь понятие, кто был этот человек в комнате?

— Очень даже четкое. Но, к несчастью, человек, которого мы подозреваем и который, я в этом почти уверен и есть убийца, представил алиби. Он был арестован вчера поздно вечером по возвращении из Мидланс. К несчастью для полиции, на нем была та самая шляпа, которую, они думали, он потерял, и алиби его было совершенно полное.

Он не рассказал, как недоумевающий Бикерсон звонил по телефону в Бирмингамскую полицию и узнал, что им доподлинно известно, что в тот час, когда было совершено убийство, Фенг-Хо был в полицейском участке для регистрации своего приезда согласно правил перемещения иностранцев.

— Все китайцы, примерно, на одно лицо, — сказал Ральф, бессознательно повторяя слова Поля Эмери. — Я думаю, что алиби было очень тщательно подделано и что человек, который записывался в Бирмингамской полиции, вовсе не был Фенг-Хо.

— Фенг-Хо! Неужели Фенг-Хо майора Эмери? — воскликнул пораженный Тэппервиль.

— Вы его знаете? Ах, да, я помню, вы показывали мне его.

Мистер Тэппервиль был теперь в сильном возбуждении.

— Я знаю его, потому что он приходил в банк с майором Эмери, и мы уплатили ему по чеку Эмери. Это весьма удивительно и тревожно… А что же будет с бедной девушкой?

— Я думаю, что о ней позаботятся, — сказал Ральф, желавший обойти эту тему.

Мистер Тэппервиль, казалось, был глубоко задет известием о смерти Тарна. Он стоял, поджав губы и бессмысленно уставив глаза в пространство.

— Я помню теперь, что я видел сообщение об убийстве… Это, значит, и было об этом… Необыкновенно!

Вдруг он снова превратился в делового человека.

— Что касается вашего перебора, милейший Халлам, то вы можете забирать сколько вам нужно денег, не обращаясь больше ко мне. Нет, нет, я не принимаю благодарности. Предостерегая вас, я исполнил свой долг и сделал то, чего ждали бы от меня мои директора. Я, разумеется, дам свою личную гарантию. Дознание состоится?..

— Сегодня, — сказал Ральф. — Я сейчас отправлюсь туда.

Банкир как будто снова задумался.

— Вы не будете возражать, если я пойду с вами на дознание? Этого рода вещи действуют бесконечно угнетающе, но… у меня есть основания.

Они прибыли в суд как раз, когда вызывали Ральфа. Давая присягу на свидетельской скамье, он заметил Эльзу. По выражению ее лица он понял, что она уже дала показание. Процедура задержала его до пяти часов, когда дознание было прервано. В течение всего этого времени он не имел возможности подойти к Эльзе. И только когда они очутились на улице, он мог с ней заговорить.

— Я был вчера довольно невежлив, Эльза. Я хочу, чтобы вы простили меня. Мои нервы вконец испорчены.

— Мои тоже, — сказала Эльза.

В это время она заметила державшегося позади мистером Тэппервиля.

— Я хочу познакомить вас с моим другом мистера Теофилусом Тэппервилем, — сказал Ральф, представляя толстяка. — Это мисс Марлоу…

Банкир взял руку девушки в свою с выражением подобавшего случаю грустного сочувствия на лице.

— Я знавал вашего бедного дядю… — сказал он тихо. — Я больше ничего не скажу. «Печаль нарушает времена года и часы отдыха, превращает ночь в утро и полдень в ночь». Шекспир…

Он церемонно раскланялся и удалился.

— Кто это? — спросила Эльза.

— Финансист. Он стоит во главе банка Стеббинга. Славный малый, — сказал Ральф, размышляя над причинами появления банкира в суде.

— Вы поедете сегодня к Лу? — прибавил он.

— Эльза покачала головой.

— Нет, я не могу ехать сегодня, завтра идти снова в контору…

Ральф удивленно посмотрел на нее.

— Неужели вы хотите сказать, что Эмери рассчитывает на ваше возвращение сегодня вечером? — недоверчиво спросил он.

— Не только рассчитывает, но требует, — сказала Эльза, скривив губы. — Я ухожу со службы в субботу… я оставила ему записку об этом. Он ничуть не считается со мной. Но, пожалуйста, не говорите о нем! Вы можете подвезти меня немного?

— Я довезу вас до вашей службы, — ответил Ральф, и в голосе его звучало раздражение.

Эльзе показалось, что он был немного рассеян по дороге в Сити, и она приписала это естественной реакции после дознания. По правде сказать, ум Ральфа Халлама был занят главным образом мыслью о том, что где-то в кабинете Эмери находился запечатанный несколькими печатями конверт со зловещей надписью. Он вспомнил снова о письме, полученном Тарном утром в день смерти. Предложение 100.000 фунтов было понятно, если Сойока знал, где он мог наложить лапу на ровно вдвое большую сумму, а, возможно, он тогда уже извлек деньги из сейфа…

По просьбе Эльзы, он расстался с ней в конце Вуд-стрит. Несмотря на свою злость на Эмери, она поспешно поднялась в контору и, увидев его, была готова извиниться за опоздание.

Он ждал у себя в кабинете, стоя спиной к потухшему камину, заложив руки за спину и задумчиво смотря на пол. На его письменном столе она увидела распечатанным письмо, которое она оставила для него. И такова была его власть над ней, что у нее беспокойно сжалось сердце при мысли о том, как он примет ее отставку. Первые же сказанные им слова касались именно этого.

— Итак, вы покидаете нас, мисс Марлоу? Вы избавили меня от печальной необходимости уволить вас.

Все ее страхи сразу рассеялись.