Аркадий Карасик - Запоздавшее возмездие или Русская сага Страница 19

-- Да, Галилея, Галка, - с вызовом подтвердил Сидякин. - Достойная женщина. Родился сын. После ранения, когда они пришли ко мне в госпиталь, понял - жить с ней не в силах, и... ушел... Все не могу тебя забыть...

Последняя, тихо сказанная фраза - признание в любви. Какая женщина, услышав такое, останется равнодушной? Теплое чувство признательности и благодарности прильнуло к сердцу.

-- Спасибо, Проша, только зря все это. Для меня Семенка живой.

-- Прости, Клава, считай, что я ничего не сказал... Домой, надеюсь, пригласишь? Познакомлюсь с сыном, невесткой, посидим, поговорим?

Клавдия нерешительно снизу вверх поглядела на бывшего старшину. Снова начнутся предложения руки и сердца, слюнявые словечки о вечной любви. Очередные мучения! Отказывать мужчине - одинаково тяжко и для него и для женщины. А о согласии и речи не может быть!

-- Сын и невестка - в от"езде, познакомиться - не получится. А вот

чаем с пирогами угощу - вчера испекла...

* * *

-- Тетя Клава, у вас в ящике письмо лежит, - торжественно пропищала шустрая девчушка с завязанными на затылке косичками. - Я в дырочку посмотрела.

-- Подсматривать нехорошо, но - спасибо.

Писем Клавдия не ожидала, да и кто ей будет писать? Разве только об"явился еще один ветеран? Скорей всего, письмо адресовано Карпуше.

Письмо было от Романова. Его беглый почерк с крупно выписанными заглавными буквами. Поймав ревнивый взгляд Сидякина, женщина с деланным равнодушием вскрыла конверт, достала два листа исписанной бумаги.

-- Извини, просмотрю. Не подумай плохого - переписываюсь не с

кавалером. Николай снабжает информацией.

Ей показалось, что Прохор подавил облегченный вздох. Неужели он не придуряется, а все еще любит жену своего погибшего комбата? Впрочем, какое ей дело до чувств старшины, сейчас у нее одна забота - сын, его благополучие, здоровье... И память о минувших счастливых днях и ночах в пекле кровопролитной войны. Они незабываемы.

-- Что пишет Николай? - спросил Сидякин, когда Клавдия бегло пробежала письмо и бережно вложила в конверт.

-- Ничего особенного. Язва его замучила, лег в ветеранский госпиталь. Скоро обещают выписать.

Лифт поднял однополчан на шестой этаж.

-- Проходи, - открыла Клавдия дверь в квартиру. - Не обращай внимание

на беспорядок - торопилась, не успела прибраться. А Наташка - редкая

грязнуля, все свободное от работы время валяется на диване и смотрит

телевизор... Присаживайся, полистай журналы, а я переоденусь.

Особого беспорядка Сидякин не увидел, но сочувственно кивнул. Снял модную, с широкими полями, шляпу, попытался снять обувь, но хозяйка не разрешила.

Присел к журнальному столику, оглядел скромную обстановку гостиной.

На серванте - увеличенный портрет вечного комбата, рядом букеты живых и искусственных цветов. Видов улыбается, ворот поношенной гимнастерки расстегнут, слегка прищуренные глаза в упор смотрят на старшину.

Дескать, по какой надобности посетил любимую мою подругу? Решил освободилась, да? Зря стараешься, Прошка, ничего у тебя не выйдет - Клавка была моей женщиной при жизни, моей и остается после смерти!

Справа от портрета Видова - такого же размера женский портрет. Слева

- изображение молодого человека с высоким чистым лбом, на который упал белокурый локон. Сын. Прохор завистливо вздохнул. У бывщей фельдшерицы

- семья: сын, внучка, а у него - как говорится, ни кола, ни двора.

-- Узнаешь?

Клавдия, в облегающем моложавую фигуру халатике, подошла к серванту, чистым носовым платком бережно провела по изображению вечного комбата. Будто стерла с его лица насмешливую гримасу. Поправила цветы, несколько долгих минут пытливо всматривалась в лицо мужа.

-- Узнаю...

-- Помнишь, вечером перед маршем мы фотографировались в палатке Романова? Фотограф увеличил Семку и меня - получились фотопортреты... Проголодался? Хочешь тарелку борща?

-- Ограничимся чаем. Хочу поговорить с тобой откровенно, а еда размягчает.

О чем пойдет разговор, можно не расшифровывать. Продолжение беседы по дороге к дому. Тогда Прошка пообещал не возвращаться к опасной теме, но разве можно верить мужикам? Особенно, когда они зациклились на любовной теме.

Казалось бы, у Клавдии нет причин для особого волнения, свое мнение по поводу об"яснения в любви она уже высказала, и все же немолодая женщина с досадой почувствовала, что у нее подрагивают руки, и румянец заливает обычно бледное лицо.

-- Слушаю, - с легкой хрипотцой в обычно мелодичном голосе вымолвила она, наливая в чашки заварку. - Надеюсь, ничего неприятного не услышу?

-- Нет, не услышишь... Все зависит от того, как воспримешь, - с горькой улыбкой поправился старшина.

Говорить сидя Прохор не мог, ему казалось, что сидячая поза зижимает горло, перехватывает дыхание. Он прошел к серванту, так же, как только что сделала Клава, постоял перед портретом командира батальона.

--_Клава, мы с тобой немолоды и одиноки, давно знаем друг друга. Поэтому нет нужды размусоливать. Может быть, нам соединиться? Ты переедешь ко мне, московскую квартиру оставишь детям... Обещаю сделать тебя счастливейшей женщиной... Поверь, это не слова, все будет именно так, как говорю!

Передохнул и, набычившись, исподлобья посмотрел на покрасневшую женщину. Заранее знал ответ - откажет, но где-то в глубине души таилась надежда. Ведь она, на самом деле, одинока, у сына и невестки - своя жизнь, свои проблемы, а их об"единяет не только детская дружба, но и страшные фронтовые годы. Это стоит немалого.

-- Проша, я по дороге сюда уже ответила, - Клава тоже поднялась со стула, вплотную подошла к Сидякину. - Поздно нам переиначивть жизнь. К тому же, я считаю себя замужней.

-- За кем? - Сидякин наклонился над столом. - Видов на фронте жил с тобой, как с любовницей, в Москве его ожидала законная жена!

-- Врешь! - отшатнулась Клавдия. Словно к ее лицу приблизилась голова змеи с высунутым ядовитым жалом. - Врешь ведь?

-- Нет, не вру! Я готовился к этой беседе и поэтому раздобыл в ЗАГСе копию брачного свидетельства. Читай сама! - бросил он на стол согнутую по сгибу бумажку. - Светлана Гурьева - вот кто супруга твоего любовника! Да, да, не бледней и не гримасничай - именно, любовника. По ночам он спал с тобой, а утром писал Светлане нежные письма!

Бывший старшина бросал в лицо Клавдии тяжелые обвинения, они ранили ее, карежили душу. Женщина пристально глядела на Прохора. И в этом взгляде - ненависть и презрение.

-- Проша, зачем ты застрелил Семена?

Сидякин рухнул на заскрипевший стул, жесткими ладонями обхватил поседевшую голову. И молчал.

Вдова наклонилась над столом. Так близко к старшине, что тот невольно откачнулся.

-- Боже мой, что ты говоришь? Я убил Семку? Господи, какой бред? Клянусь...

-- Можешь не клясться - по глазам вижу: ты... Ты! Ты! Ты! На твоих руках кровь Семенки. Маньяк, выродок!

Оправдываться, доказывать - бесполезно. Клавдия уверена и эту уверенность не вышибить из нее никакими силами, никакими доказательствами. Тем более, что у Прохора их нет.

-- Не бойся - не ударю. В КГБ тоже не напишу. Противно. Если сможешь, живи. Но на глаза мне не попадайся, убийца!

Неизвестно, откуда возникла такая уверенность? Скорей всего, сработала женская интуиция, основанная на предложении, которое сделал ей Прохор. Дескать, застрелил соперника и теперь явился для получения причитавшейся части "имущества" покойного - его жены.

Сидякин, пошатываясь, никого вокруг себя не видя, плелся по московской праздничной улице. Выродок? Убийца? Ему казалось, что Клава права, что именно он выпустил очередь, пронзившую грудь друга детства. Которого он любил и ненавидел, уважал и презирал.

Г л а в а 7

Два часа ночи. Романов потянулся, потер уставшие глаза. Удивительно, но ему казалось что все персонажи давней трагедии, через детей и внуков, перешли в современность! Ну, ладно, дед, это понятно и об"яснимо, но в его переписке присутствуют и старшина Сидякин, и фронтовая жена капитана Видова.

Вторая пачка писем аккуратно перевязана выцветшей ленточкой и уложена в баул. Очередная легла перед Романовым, но читать не было сил - глаза слипались.

Сыщик побродил по квартире, зачем-то переставил местами стулья в гостиной. Возвратился на кухню с шариковой ручкой, фломастерами и чистым листом бумаги. Поработает, поразмышляет, авось, потянет в постель.

Черной чертой разделил лист на две неравные половины. Над более широкой начертал: Сегодняшнее. Над узкой - Прошлое. Мозг заработал четко, только успевай записывать.

Итак, первое - неожиданные гости, забравшиеся в его квартиру с помощью отмычек. Такой же неожиданный заказ с приложением солидного аванса. Вопросы: почему для слежки за женой предпринимателя Валуяна выбрали именно сыскную фирму Романова-Дружинина? Почему не заявились в офис фирмы в рабочее время, как это практикуют все заказчики? Почему скрыли фамилию мужа сексуальной бабенки хотя эта фамилия легко узнаваема?