Мила Бояджиева - Лабиринты надежд Страница 19

Сид не верил в клад. Разве только чуть-чуть. Когда летел в Москву, смеялся над собой, а глядя из автомобиля, несущегося вдоль моря - радовался глупому приключению. Но вот сейчас, под звуки церковного песнопения, среди людей, держащих зажженые свечи, чужих людей, ставшими вдруг близкими и понятными, крошечсное "чуть-чуть" выпросло в большую, пьянящую веру. Веру в свои силы, молодость, в провидение и личное, только для него, Сиднея Кларка, кем-то главным припасенное счастье.

Вокруг храма прошел крестный ход и в двенадцать зазвонили колокола... Сид все стоял, впитывая музыкальным слухом непонятный, многократно повторенный священником влзглас: "Христос воскресе!"

Потом было общее ликование, Сид трижды целовался с веселыми девушками, повязанными платочками, затем с солидной дамой и даже с бородатым солидным господином. Ему совсем не хотелось идти спать в свою гостиницу. Вторую Заречную улицу Сид обнаружил ещё вечером, обходя город. Теперь он и направился туда, решив, что визит к восьми утра будет не слишком ранним. А уж в такое чудесное утро погулять по тихим улочкам - одно удовольствие.

В домах ещё спали, автомобилей почти не было, запах акаций сквозил райской сладостью. В теле разливалась приятная слабость, словно с удачного похмелья. Вскоре Сид оказался возле нужного дома и сел на деревянную скамейку под цветущей вишней. Поднял плечи, жалея, что не прихватил шерстяной пуловер, постарался сосредоточиться на предстоящем визите. Но мыслей не было. По-детски неудержимо зевалось и клонило в сон. Если подсчитать - он не спал уже вторые сутки...

Сиду ничего не снилось. Только сизое море, поднимающееся до далекого горизонта, спящие пятиэтажные обшарпанные дома и льющийся с высоты голос. "Ты пришел, чтобы спасти нас. Я люблю тебя, Господи..." - пела Мария-Магдалина по-английски, так чудесно выговаривая "Джесус Крайст"... Рок-опера "Иисус Христос - суперзвезда"! Супер-хит семидесятых... Сид встряхнулся и встал - голос доносился со второго этажа. Он мгновенно взлетел вверх по лестнице и прислушался - за дверью тишина, а на двери, среди дырочек от гвоздей и кнопок, на облупленой зеленой краске мелом начертано 74. Именно сюда он и стремился через океан.

Послышалось шлепанье тапочек и женский голос, что-то весело говоривший по-русски. Тот самый, что пел партию Магдалины. Замирая от предвкушения встречи, Сид нажал кнопку звонка. Тотчас же, без всяких вопросов дверь отворили. Они молча стояли друг против друга - высокий парень в джинсовой куртке и немолодая женщина, запахивающая полы простенького цветастого халата. У неё было кроткое удивленное лицо и сухонькое девичье тело.

- Мне надо поговорить с мадам Анжеликой Градовой или Самгиной.

Он медленно произнес старательно выученные трудные имена. Арчи убеждал, что рыжая девица довольно бойко, хоть и совсем неграмотно, говорила по-английски. Еще бы - её ресторанный репертуар почти сплошь звучал на чужом языке.

- Я. Анжелика Градова - я. - Она приложила ладонь к груди. Блеклая, совершенно не похожая на шоу-вумен женщина. Гладко забранные в пучок волосы какого-то пегого цвета. Лицо фабричной работницы из глухого предместья сероватое, неухоженное.

- Здравствуйте. Я - сын Арчи Гудвина. Он был здесь в 1972 году. Я путешествую и решил сделать визит. - Сид вытащил из нагрудного кармана приобретенное накануне деревянное яйцо. - Это вам. - Он постеснялся достать из пакета шелковый шарф, купленный Арчи в фирменном магазине Версаче, роскошный, яркий, дорогой, но совершенно не подходящий этой женщине.

- Заходите, пожалуйста. - Пропустив гостя на кухню, Анжелика вышла. Один момент. - Что-то объяснила в глубине квартиры другой женщине, громыхая дверцами шкафа, и вскоре появилась в зеленой вязаной кофте и строгой клетчатой юбке. На губах чуть розовел мазок помады.

- Извините... Здесь нет порядка. - Она быстро покрыла пластиковый стол крахмальной скатертью и поставила круглый пирог на тарелке с кружевной салфеткой. Вокруг лежали пестрые яички. - Мама болеет. Она лежит в своей комнате. Мы будем пить чай, о'кей? - Она вопросительно взглянула на Сида и тот заметил, что глаза у женщины, и впрямь, зеленые и вытянутые к вискам, как у кошки.

- Вы понимаете, как я говорю? Я могу читать, но редко говорю по-английски... У нас в санатории. Я имею там работу с книгами, недавно были американцы... - Хозяйка скипятила чайник.

- Понимаю, понимаю, не беспокойтесь... Спасибо за пирог, очень вкусно.

- Это ку-лич. Сегодня Пасха.

- Знаю, я был в церкви. Очень красивый праздник. Поэтому пришел так рано. Рано для визита.

- Господи! А я вас не видела. Наш хор стоит высоко, но я всегда гляжу на людей. Такие хорошие лица. - Она протянула зажатое в кулаке яйцо и показала глазами, - бейте!.

Сид выбрал красное и ударил. В яйце хозяйки образовалась вмятина.

- Вы победили. Вам повезет. Обязательно повезет. У вас есть жена?

- Нет... Я пока учусь...

- Хорошо... Очень хорошо... - Женщина не знала, о чем беседовать с гостем.

- Так вы пели в церкви? Я стоял на улице, в толпе. В церкви было много народа.

- Иностранцев пускают. Это гости. В России любят гостей.

- И любят петь. "Иисус Христос - супер-звезда" - ведь это вы пели Магдалину? Никак не думал, что услышу здесь...

- Это я для мамы. Очень красивая музыка... Когда-то давно... Арчи говорил, что я была певицей?

- Да! Именно это он запомнил лучше всего. Ведь я тоже пробовал заниматься музыкой. Хотел стать звездой. Ничего не вышло.

- У меня тоже! - улыбнулась она, и Сид подумал, что Арчи не врал Анжелика была когда-то очень хорошенькой.

- О многом мечтала, но ничего не вышло, - она смущенно пожала плечами. - А знаете, почему? Оказывается, я не о том мечтала.

- Вы могли бы стать певицей. - Сид ел яйцо с куличом, потом попробовал творожную пасху, сдобренную орехами и изюмом. - Вкусно.

- Это хорошо. Очень хорошо! Все священое, благословенное. Это неважно, что ты католик.

- Я не католик. Мои родители... - Он запнулся. - В общем, у нас в семье коммунисты. А следовательно - атеизм.

- Нехорошо это... - качнула головой Анжела. - Ничего, всему время придет... Ай, не умею я по-английски на такие сложные темы говорить... В общем, у меня все хорошо. твоего отца я помню и то лето помню...

- Я уж после родился... Но отец часто рассказывал. - Сид вздохнул, решив перейти к главной теме. - А вы помните мистера Паламар...

- Паламарчука? Роберта Паламарчука? - Анжела нахмурилась. - Его убили. Он ведь начальником был. Имел врагов... Не тех, кто против коммунистов, а других... Ну, вроде...

- Он погиб после ужина в ресторане, где был Арчи.

- Да...

- Дело в том, что Гудвин тогда прибыл в ваш город, чтобы заключить с Паламар... в общем, с вашим шефом одну сделку. Тогда у вас были другие порядки и надо было все делать секретно. Понятно? О'кей... Они договорились совершить обмен в ресторане - отец принес деньги, а ваш шеф - маленький пакет.

- Черненький пластиковый, вроде как... похоже на фишку для шашек!

- Да. Там находилась пленка. На плене документы. Что-то о войне, фашистах. Я не знаю. Отец работал журналистом... Ему были нужны материалы. - Сид врал, опустив голову. Ему частенько приходилось сочинять байки. Но в этой бедной комнате, у стола с яркими яичками, ему вдруг стало стыдно. И в зеленые глаза женщины, нахмурившиеся, тоже смотреть не хотелось.

- Вот жалость-то! Жалко, очень жалко. - Она покачала головой. - Нет у меня документов! Верно: Роберт успел передать мне фишку, когда на нас напали бандиты, а я её за пазуху и сунула. Он мне сказал, что это очень важная вещь для него и для американца будет плохо, если бандиты отберут.

- И вы её потеряли?

- Нет... Нас было трое девушек: я, болгарка очень красивая и русская, Лара - дочка министра... Бандиты угнали мужчин куда-то, а нас повели в горы... Там селение было заброшенное, две или три избы, очевидно, они в них прятались... Заперли нас в пустом доме. Окна забиты, темно, страшно. Лара Решетова говорит: мой отец это так не оставит! Из Москвы сюда отряд милиции пришлет. А болгарка усмехнулась:

- Пока пришлет, нас уже здесь всех... в общем... ну, изнасилуют.

Я с ней мысленно была согласна. Только понимала - если они кого и не тронут - так болгарку. Она все же иностранка, международный конфликт. А нас, русских, не пожалеют. Плевать они хотели на московского начальника. Даже больше удовольствия - его дочь... Я тихонько говорю болгарке:

- Снежа, тебя они вряд ли тронут и у тебя прическа вон какая - целое гнездо. Спрячь, будь другом, вот эту штуковину. Передашь Роберту или американцу, в общем, кому-то из них...

- Вскоре меня увели... Больше я их не видела - ни Снежину, ни Лару... Свои прблемы были, своя жизнь. - Женщина потупилась. - Не все у меня гладко складывалось.

- А теперь? - Сид решил переменить тему. Он не сомневался - женщина говорит правду. Да и не похоже было, что она нашла клад. А воспоминания, очевидно, оказались невеселыми... Ой. какими невеселыми. Сид представил, как повел бы себя в разговоре с незнакомым человеком, выспрашивающим его про Гуго. Кулаки сжались сами собой.