Чувства из прошлого - Лилия Дворянская Страница 19

Крылов опустил пустой бокал на стол и, пожав плечами, согласился.

«Го-о-ол!», – пронеслось эхом по залу. И подвергшись всеобщему ажиотажу, Костя, Дмитрий и Николай, забыв про дела и работу, с увлечением стали следить за ходом игры.

В понедельник следующей недели ровно в три часа дня Дмитрий высадил Николая Крылова из машины за квартал до нужного адреса. А сам вместе с Костей Троховым поехал дальше, чтобы, уже там, на месте, не привлекая к себе внимания, понаблюдать, как Крылов посетит сомнительный кружок по туризму, и оказаться рядом на тот случай, если тому понадобиться помощь.

Подростковый кружок «Край» находился в здании бывшего детского сада в глубине двора и скрытого с дороги деревьями и кустарниками. Одно крыло старого здания было заброшено и зияло пустыми, разбитыми рамами, а другое ощетинилось зарешеченными стальными прутьями окнами, к тому же еще и наглухо закрытыми жалюзи. В эту часть здания вела металлическая дверь без какой-либо вывески, но снабженная камерой видеонаблюдения.

Дмитрий припарковал свой автомобиль во дворе одного из близлежащих домов и вместе с Костей зашли в подъезд. Подъезд был темный, грязный, пахнущий кошками, но из него хорошо просматривался вход в здание старого детсада. Расположившись у подоконника, заваленного шелухой от семечек, пустыми деформированными алюминиевыми банками и сигаретными окурками на одном из верхних этажей, они наблюдали, как спустя некоторое время ко входу в здание подошел Крылов и позвонил в звонок. Затем он с кем-то беседовал по переговорному устройству. Затем снова позвонил, махнул рукой и зашагал прочь.

Павлов с Троховым переглянулись, подождали пару минут и тоже покинули свой пост в грязном подъезде.

Николай дожидался их в соседнем дворе. Забравшись в машину, он сразу начал рассказывать: «Я позвонил и на вопрос «кто вы?» сообщил, что хочу записать к ним на занятия своего сына. Меня спросили, как я о них узнал? Ответил, что однокласснику сына попала в руки их листовка, и мой Славик теперь тоже хочет заняться туризмом. Видимо мне не поверили, сообщили, что набор закончен и отключились. Когда я повторно позвонил в дверь, пригрозили, чтобы я не хулиганил, иначе у меня будут неприятности. Поэтому мне пришлось уйти».

«Просто неприступная крепость какая-то…», – протянул Костя, – «Не нравится мне это, ой не нравится. Что дальше делать будем?»

«Думать», – ответил ему Дима с кривой усмешкой.

Высадив коллег у входа в метро, сам он направился в архив, где для него была подготовлена очередная информация об интересующей его семье Кох.

-25-

Забрав в архиве документы, Дмитрий расположился в автомобиле и начал читать. На этот раз архивные сведения сообщали ему следующее:

Карл Фридрих фон (Карл Витольдович) Кох, родился в 1898 году в Санкт-Петербурге, в семье купца второй гильдии Витольда фон Коха. Национальность – немец. Преподавал в городской гимназии историю и немецкий язык, увлекался живописью. В 1923 году женился на дочери аптекаря Аиде Вейгер, 1900 года рождения. Немке. В 1924 году у них родилась дочь Софья, которая в возрасте 4 лет скончалась от воспаления легких, в 1929 году родилась дочь Ирма (Ирма Карловна Кох).

В 1941 году Карл фон Кох оставил жену с ребенком в Ленинграде и перешел на сторону немцев. Числился сотрудником Гатчинского СД под именем Фридрих Кохель.

Супруга скончалась в марте 1942 года от сыпного тифа. Дочь Ирма Кох была эвакуирована с другими детьми-сиротами, которые остались без попечения родителей, в Краснодарский край в апреле 1942 года. Погибла от бомбежки эшелона по пути следования, в результате немецкого авианалета.

Карл Кох-Кохель арестован и расстрелян в 1948 году.

Остальная информация оказалась засекреченной.

«Что и это все?» – разочаровано подумал Дмитрий, пробежав глазами листок еще раз, – «Если все умерли, то кому понадобились его картины? А может дело не в картинах? Тогда в чем?»

Он закрыл глаза, откинулся на спинку водительского сидения и, вытащив из ворота, цепочку с маленьким крестиком, покрутил его между пальцев и мысленно произнес: «Ох, если я не распутаю это дело, то, как посмотрю в глаза Геле и Мите».

***

(1942 год)

Шел седьмой месяц блокады Ленинграда. В госпитале не оставалось свободных мест, больных было много. В инфекционном отделении больные лежали рядом с умершими, которых не успевали уносить.

По коридору сновали санитарки в белых халатах, старшая медсестра раздавала указания хмурым осунувшимся пожилым мужчинам с носилками: «Из третьей заберете двоих, из пятой еще одного».

До ушей медсестры доносился громкий разговор из-за одной запертых дверей. Вслушиваться она не стала, времени на это не было.

«Я хирург, понимаете хирург», – раздавался в кабинете главного врача возмущенный мужской голос, – «Я не инфекционист, не терапевт. Отправьте меня на фронт, там я большую пользу принесу, чем здесь».

«Дорогой, мой, Николай Сергеевич», – устало ответил ему второй мужской голос, – «Вы, прежде всего врач, а у нас и так специалистов не хватает. Поэтому мы все делаем одно общее дело – спасаем наших пациентов».

«Ну, хорошо», – выдохнул усталый голос, – «Договоримся так. Вы еще пару месяцев здесь поработаете, а потом я дам вам направление».

Дверь резко распахнулась и из кабинета стремительно вышел среднего роста жилистый мужчина лет тридцати с небольшим одетый в белый халат и шапочку, надвинутую до самой переносицы. Широко шагая, он быстро шел по коридору.

На пороге третьей палаты, где лежали больные сыпным тифом, в его рукав вцепилась коротко стриженная девочка-подросток лет двенадцати: «Доктор, пожалуйста, спасите мою маму», – отчаянно молила она, – «Она умирает!»

«Что ты тут делаешь?!» – возмутился он, – «Уходи сейчас же, здесь заразные больные».

«Пожалуйста, помогите ей!» – не отпускала его девочка, по ее перекошенному от горя лицу текли слезы.

«Я делаю все, что могу», – попытался он отцепить ее руки от себя и когда ему это удалось твердо повторил, – «Сейчас же иди домой!»

«Подождите, подождите», – твердила девочка. Она сняла свой заплечный мешок и трясущимися руками развязала его.

«Вот, смотрите», – показала она ему содержимое, – «У меня есть продукты, я отблагодарю. Только вылечите маму!»

Доктор посмотрел на лежащие в мешке консервы, глаза его сузились от злости, и он процедил сквозь зубы: «Немедленно убирайся отсюда! И никому! Слышишь! Никому никогда ЭТО не показывай».

«Настя!» – крикнул он уже находившейся неподалеку медсестре, – «Выведи посторонних! Не место здесь детям!»

Настя немедленно подскочила, заохала и, обняв девочку за плечи, повела в сторону выхода, приговаривая: «Доктор у нас хороший. Он обязательно поможет твоей маме. Его зовут – доктор Савицкий. Николай Сергеевич. Запомни это имя».

Девочка выкрутилась из-под ее руки